Линия раздела (СИ) - Янковский Дмитрий Валентинович

Кирилл попробовалпредставить, что чувствуют мутанты, но это вызвало лишь волну еще большего ужаса.

«Только бы никому из нас не заразиться! – подумал он. – Что угодно, только не это!»

Но мозг, частично потеряв контроль от страха, продолжил развивать тему в фантазиях. Кирилл представил, как мама превращается в мутанта, водитель корчится в судорогах а отец достает из «бардачка» крошечный пистолет ПСМ, и пускает несколько пуль маме в голову, когда она бросается на него.

«Нет, только бы не это! – продолжала вертеться в голове одна и та же мысль. – Только не это!»

Пришлось стиснуть кулаки и сосредоточиться, иначе подобное состояние могло перерасти в истерику. Кирилл не был религиозен, но готов был молиться, только бы отвести ото всех эту беду. Не только от семьи, но и от всего человечества. Так хотелось просто проснуться, и, включив ночник, вытереть со лба холодный пот, осознавая, что все привиделось. Но реальность держалась жестко – за окнами ничего не менялось, а очередь в бункер, машина за машиной, пропадала в чадящем и пылающем зеве шлюза.

Кирилл подумал, что дезинфекция огнем действует, как задумано, поскольку шлюз кто-то открывает и закрывает. Значит, бункер не заражен. Дико, неистово, хотелось поскорее оказаться внутри, ощутить себя хоть в относительной безопасности под слоем земли и бетона. Так, находясь в темном тоннеле, и увидев свет впереди, хочется поскорее туда добраться, и ты бежишь, едва не ломая ноги, пока не сощуришься от яркого солнца. Но над этим миром, Кирилл это вдруг отчетливо понял, яркого солнца уже не будет. Да и не хотелось уже яркого солнца, хотелось поглубже в нору, за стальные двери, за бетон, и чтобы тонны земли над головой. И только там отдышаться, как в детских играх, когда спрячешься от бабайки под одеялом.

Наконец, подошла очередь. Водитель дождался, когда опустят ворота, включил свет в салоне, загнал бронемобиль в шлюз и выключил двигатель. Некоторое время ничего не происходило, возможно, их внимательно кто-то разглядывал через объектив скрытой камеры. Затем из отверстий в трубах полился бензин. Ухнуло – взорвались пары. А потом загудело пламя, охватив все вокруг. Уже через несколько секунд стало заметно теплее, затем хлопнуло лобовое стекло по старой трещине -- его композитная структура не выдержала неравномерного нагрева. Внешний слой раскрошился так, что стекло стало матовым, непрозрачным. В салоне появилась тонкая струйка дыма.

-- Сгорим! – запаниковал водитель.

-- Заткнись! – прикрикнул на него отец, и полез за пистолетом.

-- Боря, держи себя в руках! – попросила мама. – И вы, Сергей, не паникуйте! Всегда есть надежда!

Ей никто не ответил, но Кирилл вдруг совершенно отчетливо понял, что мама сказала фразу, в которую не верит сама. Возможно, впервые в сознательной жизни. На что можно надеяться в такой ситуации? Какая надежда может быть в такой ситуации? Если даже они не сгорят, как крысы в бочке, то что ждет их дальше? Только переход из бочки поменьше в бочку побольше, ничего другого! Шлюз бункера, это анизотропный портал. Туда можно войти, но уже никогда нельзя будет выйти наружу. Весь мир превратится в серые стены и гулкие бетонные коридоры, в стальные двери и дрожащий свет низковольтных ламп. О какой же надежде тут может иди речь?

Вспомнился фильм "Пассажиры". Там был огромный корабль, шикарная еда, бассейны, возможность выйти в космос и любимая женщина. И то поначалу герои впали в истерику, что им придется прожить всю жизнь в столь шикарном месте. Но бункер -- не фантастический звездолет. Тут не будет ни шикарной еды, ни бассейнов, ни женщин.

Под днищем рванул бензобак, да так, что машину на несколько сантиметров подняло, а потом припечатало днищем к бетонному полу. Бронекапсула выдержала, но по металлическому лязгу стало понятно, что покрышки колес сгорели полностью, одни диски остались.

В стеклах от жара накапливалось внутреннее напряжение, и они, глухо ухая, покрывались мельчайшей сеткой трещин. Теперь ничего уже не было видно снаружи, кроме размытых сполохов пламени. Жарко стало, как в бане, дышать становилось все тяжелее. Но и огонь в шлюзе начал угасать. С гулом открылись внутренние ворота шлюза, снаружи раздался какой-то лязг, рокот мощного дизеля, после чего бронемобиль рванула вперед уверенная сила, и со скрежетом поволокла по бетонному полу.

-- Можно выбираться! – кто-то постучал снаружи в обшивку.

Водитель разблокировал замки, после чего можно было бы открыть двери, но их перекосило, открылась только водительская.

-- Так, без паники! – попросил уверенный голос снаружи. – Спокойно выбирайтесь. Все нормально, тут безопасно. Только к металлическим частям кузова не прикасайтесь, они горячие.

Следом за водителем вылез отец. Кирилл опустил спинку переднего сиденья, помог маме перебраться вперед, а когда она оказалась снаружи, сам покинул машину, точнее, что от не осталось.

Он огляделся. Ангар больше всего походил на подземную парковку в супермаркете, но значительно уступал ей в размерах, примерно тридцать на тридцать метров. Пол с потолком соединялся не только посредством стен, но и бетонными колоннами квадратного сечения. На сером бетоне белой краской через трафарет были набиты номера секторов. Техники в ангаре было не много – три внедорожника «УАЗ» цвета «хаки», два микроватобуса той же марки, один БТР, им как раз и отбуксировали бронемобиль из шлюза, а так же один пассажирский автобус серого цвета.

Все ближние сектора занимали семь дымящихся бронемобилей, включая автомобиль отца, а один горел жарким пламенем чуть в стороне. Трое солдат-срочников сбивали пламя из больших углекислотных огнетушителей.

-- Не выдержал дезинфекции? – спросил отец у Грохотова.

-- Нет, пытались прорваться, вопреки инструкциям, -- ответил тот.

Кирилл понял, что стояло за этой фразой, и ему сделалось совсем не по себе. Мир менялся, и менялся стремительно. Но с этим, похоже, уже ничего нельзя было сделать.

У дальней стены, под присмотром вооруженных автоматами солдат, толпилось больше десятка гражданских – мужчин, женщин, четверо подростков, примерно возраста Кирилла, и одна девушка. Все они были до крайности перепуганы, у девушки на щеках виднелись потеки туши.

-- Прошу вас присоединиться к другим прибывшим. – Грохотов указал на людей у стены.

-- И чего будем ждать? – не скрывая иронии, спросил отец.

-- Двадцать четыре минуты, -- невесело ответил майор.

-- Такая точность ? – отец поднял брови.

-- Эмпирически установленный инкубационный период вируса составляет двадцать четыре минуты. Если за это время ни с кем ничего не случится, значит, наша система обеззаражавания сработала, и вируса в ангаре нет.

-- А если случится?

-- Примерно треть погибнет, треть мутирует, а остальные попытаются от них отбиться. Но в бункер их не пустят.

-- Их? – переспросил отец.