Черный кузнец (СИ) - Эльтеррус Иар

Когда отец пристроил его младшим приказчиком к караванщику Афонасию, юноша покорно взялся за дело. И работал хорошо, нареканий к нему у хозяина не возникало. Ну, иногда разве что, у каждого ведь проколы бывают. Но общаться с кем-либо не по делу Козьма так и не хотел, просто не видел в этом никакого смысла. Зачем? Что они могут сказать? Пофантазируют, как вон ту бабу потискать или там чего-то там себе купить? Ему-то это зачем? Поэтому младшего приказчика в караване считали нелюдимым и даже угрюмым, он порой и ночевать уходил за пределы лагеря, что немало удивляло охранников. Знали бы они, что Козьму не трогают лесные звери, так вообще бы в колдовстве обвинили и «святым» отцам, будь они неладны, донесли. Однажды на него вообще вышла стая волков, вожак подошел, обнюхал сидящего с куском хлеба в руке человека, фыркнул, лизнул в щеку и ушел, уводя остальных за собой. Почему-то Козьму это даже не удивило — так было правильно, иначе случиться просто не могло. Умом он осознавал, что это необычно, но чувства говорили о другом.

В Белого Христа младший приказчик не особо верил, а его служители вызывали у него откровенное омерзение, но Козьма покорно крестился в церквях вместе со всеми — на костер не хотелось, а не верящих в бога в Славии жгли заживо. В лесу, когда приказчик был уверен, что его никто не видит, а он каким-то образом всегда знал, есть ли неподалеку люди, он приносил малые требы из хлеба и ягод старым богам. Почему-то особенно нравился Козьме Черный Кузнец, невзирая на все ужасы, которые рассказывали о нем «святые» отцы, объявляя демоном и самым страшным кошмаром их мира. Но верить этим бескрылым, убогим тварям? Да никогда!

Этим вечером караван прибыл на большую ярмарку, собиравшуюся каждый год у перекрестка дорог в самом центре Славии, верстах в десяти от Козельска. Здесь предстояло оставаться почти декаду, если не больше, пока все привезенное на торг не распродадут. Козьма озаботился разгрузкой товара в снятый заранее овин, а то сейчас ни за какие деньги не снимешь, все забито под завязку. Когда стемнело, и он освободился, то, по привычке, отправился ночевать в лес, от людей его буквально тошнило, страшно хотелось тишины и одиночества. И совсем не хотелось выслушивать чужие измышления о случившемся в столичном Камнераде — слухи об этом ходили страшные. Так люди чего только ни выдумают! Фантазия богатая, а ума нет.

Зато в лесу было так душевно, так тихо и спокойно! Благодать! Козьма лег на не сразу найденной небольшой полянке прямо на траву, ничуть не боясь змей — те его тоже никогда не трогали — и мечтательно уставился на звездное небо, жуя травинку и тихо вздыхая. Интересно, а что вон там, возле той желтой звездочки? Вот бы там оказаться и самому все увидеть…

Костер приказчик разжег только когда стало совсем прохладно. Затем достал из мешка хлеб, кусок сала и большую луковицу, решив перекусить прямо здесь. В трактире, конечно, можно было бы поесть горячего, но возвращаться туда и видеть чьи-то пьяные рожи никакого желания не было. Лучше уж всухомятку, зато здесь никого нет, ни одна сволочь не пристанет с тупыми разговорами ни о чем.

Не успел младший приказчик дожевать хлеб с салом, как костер внезапно плюнул в небо пучком искр, и из его глубин начала вырастать мрачная, пугающая фигура с огромным молотом через плечо. Кто-то другой может и испугался бы, но только не Козьма — он сразу понял, кто удостоил его визитом, и радостно рассмеялся. Неужто его тайные молитвы услышаны, и Кузнец Душ явился за ним? Но чем мог привлечь его внимание такой жалкий червяк?..

— Здравствуй, Козьма! — пророкотал гулкий бас, и гость опустился на внезапно выросший из земли пень, лица его не было видно из-за капюшона. — Вижу, ты меня узнал.

— Узнал, Мастер Душ! — встал и поклонился приказчик. — Не слышал еще, что вы вернулись…

— О Камнераде разве слухов не ходит?

— Да такое несут, что уши вянут! Я и не прислушивался…

— Там Микулу-кузнеца невиновного казнили, — в голосе Черного Кузнеца послышался гнев. — Он людям помочь хотел, а они его…

— Сожгли… — криво и зло усмехнулся Козьма. — Небось, сначала еще и били, да мучили. Чего еще от них ждать-то. Люди-и-и…

— Не все такие, это ты зря. Но там — да, там они грань перешли. Я и возродился, когда Микула от всего отрекся на костре. Ну и наказал их слегонца. Нет боле Камнерада. А все его жители на новое рождение пошли, и будут ближайшие три жизни у них ой какие невеселые… Может, поймут чего.

— Они? Поймут? Да никогда! Они ж всегда правые!

В глазах приказчика горело что-то такое, чему и название-то не подберешь. Обида, горечь, непонимание.

— Да ну их, пусть живут, как хотят, — махнул рукой Черный Кузнец. — Может, и поспешил я, может, там и невиновные были, но уж больно прогневался. Я-то вот чего к тебе пришел. Помощники мне надобны, Козьма. И крылья у тебя будут, и что возле звезд посмотришь — меж мирами ходить научу. Магом станешь. Великим. Но гляди, без клятвы верности учить не стану, ты уж прости, не верю я никому из человеческого рода после… того случая.

— А кто б поверил? — поежился приказчик. — Ты за них душу положил, а они… — он брезгливо скривился. — Гнусь, одно слово. А клятва? Да с нашим удовольствием! Меня тут ничто не держит, видеть их всех не могу! И не хочу. Не приди ты, так я б скоро на меч кинулся. Уж никакого терпежа нет…

— Тогда пошли ко мне, в Дом Между Мирами, — хохотнул Мастер Душ, ему слова Козьмы пришлись по вкусу. Крылатый! Истинно крылатый! О чем душа его и говорит, вон как полыхает проблесками золотого и серебряного пламени, да искрами во все стороны стреляет. Не сравнить с тусклым серым болотом души обычного человека. Ну да пусть обычные в этом своем болоте и сидят, пуская пузыри. Кому они интересны, убогие? Да никому, если разобраться.

— Только чур с двумя другими магами не грызться! — поднял палец Черный Кузнец. — Вас трое будет, а потом еще шестеро из двух триад. Ты опосля узнаешь, что оно такое. Потом еще кто может появиться. Там поглядим. Пока рано. И сразу скажу, душу твою перековывать придется. Ох, и больно ж будет! Но без той боли магом тебе не стать.

— Надо, так перековывай! — глаза Козьмы горели лихорадочным, полубезумным огоньком, ради мечты он был готов на все. — Я согласный! И что скажешь, выполню! По хрену на боль! Перетерплю!

— Добро! — наклонил голову Мастер Душ. — Тогда приноси клятву.

Он протянул руку вперед, приказчик несмело подошел и вложил в нее свою ладонь. А затем, срываясь, начал читать принятую в Славии клятву боевого холопа боярину.

— И кровью своей то подтверждаю… — завершил он клятву, достал засапожник и провел лезвием по тыльной стороне руки.

Капли крови потекли по ней, достигли ладони Черного Кузнаца и мгновенно исчезли во взметнувшемся навстречу Звездном Огне, заменяющем кровь древнему богу. Козьма ощутил, что по всему его телу пробежал сначала холод, потом жар, а затем показалось, что по нему промаршировало стадо ежей, скорее даже, прокатилось, сдирая кожу иголками. Звездный Огонь взметнулся ревущим потоком, и поглотил их обоих. Откуда-то прозвучали неслышные никому, кроме них, слова странной песни, сопровождаемой еще более странной, даже дикой для слуха Козьмы музыкой:

А когда Звездный Огонь опал и музыка стихла, приказчик почувствовал себя совсем иначе, чем раньше, показалось даже, что сам мир раскрылся и впустил его куда-то туда, куда раньше никогда не пускал. Впрочем, не только его, а и вообще людей — им тут было просто не место, не для них, убогих, это.