Прежде, чем умереть (СИ) - Мичурин Артём Александрович

— Мы даже не знаем, связан ли он с напавшими на колонну.

Придушить, да, совсем чуть-чуть, чтобы не задавалась.

— Мы мало что знаем — это факт. Но нельзя же просто сидеть и ждать манны небесной. И, если мои планы тебе не в жилу, так предложи свои, поумнее. А то только нудишь без дела.

— Вообще-то я к вам не напрашивалась, — прищурила Оля свои голубые глазки.

— При чём тут это вообще?

— При том! Ведёшь себя, как херов командир.

— Так у тебя есть план?

— Мы сотрудничаем на равных условиях.

— Твой план, не вижу, давай его сюда.

— Я обдумываю, — проскрежетала Ольга.

— Тогда заткнись и не действуй мне на нервы.

— Ублюдок.

— Павлов, тормози. Пошла вон из машины.

— Что?! — неподдельно удивилась она.

— Ты слышала. Давай, проваливай.

— Шутишь?! — ЗиЛ, остановившись, дёрнулся, и золотистый локон упал на наморщенный лоб.

— А похоже?

— Я из-за тебя лошадь продала! Выкинешь меня посреди пустоши?

— Надо было об этом раньше думать, до того, как гоношиться.

— Кол, я...

— На выход.

Оля нахмурилась, засопела и без лишних слов покинула нашу уютную кабину, хлопнув дверцей так, что чуть стёкла не повылетали.

— Счастливого пути, — любезно подал сидящий в кузове Станислав зачехлённую винтовку и вещмешок.

— Трогай, — махнул я Павлову.

— Думаешь, это хорошая идея? — со скрипом воткнул тот рычаг коробки передач. — Она вряд ли легко такое забудет. Как бы нам сейчас пулю в мост не схлопотать.

— Отъедь ещё чуток, — глянул я в зеркало на провожающую нас испепеляющим взглядом Ольгу. — М-м... Немного подальше. Да, думаю, ты прав. Возвращайся.

Павлов облегчённо выдохнул, и ЗиЛ покатился задним ходом к источнику прожигающих его лучей ненависти.

— Садись, — открыл я дверцу.

— С возвращением, — печально принял Станислав винтовку и вещмешок.

— Не делай так больше, — процедила Оля, забравшись в кабину, и со скрещёнными на груди руками немигающим взглядом уставилась вдаль.

Воспитательное мероприятие возымело эффект, и следующие минут пятнадцать мой план притворялся в действие никем не оспариваемый, в чудесной умиротворяющей тишине, нарушаемой лишь мерным рокотом двигателя, пока над самой моей головой не раздалась барабанная дробь. Станислав колотил кулаком по крыше кабины и указывал направо. Там, среди поросли засеявших пустошь осин, темнела вереница фигур, движущаяся с юга на север.

— Отклонись-ка, — подвинул я Ольгу и достал из бардачка бинокль.

Процессия насчитывала три десятка баб разных возрастов и пятерых вооружённых всадников, сноровисто гонящих своё стадо. Бабы одеты по погоде, с мешками и узлами в руках, побитых и раненых не заметно.

— Рабы? — спросил Павлов, отвлёкшись от того, что с трудом можно было назвать дорогой.

— Не знаю. Странно это всё, — опустил я бинокль. — Давай-ка к ним поближе, только не спеши, сегодня все такие нервные.

Оля молча достала «Вальтер» и проверила магазин.

Заметив, что наш грузовик отклонился от прежнего курса, всадники-конвоиры остановили бабью колонну и переместились за неё, автоматы и винтовки перекочевали со спин в руки.

— Стас, — стукнул я костяшками по заднему стеклу. — Будь добр, объясни этим господам, что мы пришли с миром. Не хотелось бы за неполную неделю убивать представителей сразу трёх бригад.

— Хорошего помаленьку, — пробурчал Станислав и, поднявшись в полный рост, обратился к погонщикам: — Мы не хотим проблем! Нам надо только побеседовать с вами! Сейчас мы подъедем ближе, чтобы не орать! Сохраняйте спокойствие, и никто не пострадает!

— Моя школа, — не преминул я отметить свои заслуги, в ответ на Олину кислую мину. — А что? Хорошо ведь говорит.

Павлов подкатил грузовик к процессии и поставил его правым бортом в их сторону, предусмотрительная сволочь.

— Оля, выпусти-ка, — попытался я перебраться через её ноги. — Вот вымахала, скоро меня перерастёшь.

В ответ на что получил лишь многозначительный вздох и проигрывание желваками.

— Приветствую, друзья! — вышел я к стоящим позади живой изгороди всадникам. — Вы чьих будете?

— Навмаш, — проблеял тот, что стоял по центру — худощавый тип с бородкой, обрамляющей чертовски не располагающую к общению острую как у хорька рожу.

— Я так и подумал, когда увидел этих прекрасных животных. Да и лошади у вас отличные. Откуда гоните, если не секрет?

— А тебе что за дело? — натянул он поводья своей чуть нервничающей кобылы, не снимая правой руки с автомата.

— Да чисто ради справки. Мы тут разыскиваем кое-кого, с личного благословения отца Фомы. Вот и хочу поинтересоваться, где вы были, что примечательного видели. Расходов-то вам с того никаких, а польза общему делу может быть велика. Ну так что, подсобите в богоугодном начинании?

Услыхав про Фому, хорёк чутка подрастерял спесь и сделался более открыт к общению:

— С Кадома ведём, если уж так интересно. А примечательного не видали ничего.

— С Кадома, говоришь?

— Какие-то проблемы?

— Ни малейших. Просто, странно это. Я слышал, Кадом у Навмаша под крышей, а тут вдруг такое. Давно ли всё поменялось?

— Не менялось ничего, — потрепал хорёк переминающуюся с ноги на ногу кобылу по холке. — Эти суки хитрожопые дань не шлют. Ну бригадир и дал им неделю сроку, а нас послал заложников взять, чтоб шевелились живее.

— Как интересно. А в чём же причина задержки?

— Да мне пох** в чём. Моё дело — приказы выполнять, а не в отмазах гнилых разбираться.

— Справедливо. Что ж, не смею более задерживать, доброго пути.

— И вам не помереть.

Я вернулся к машине и забрался в кабину.

— Что, так их и оставим? — поинтересовался лейтенант, провожая вереницу заложников сочувственным взглядом.

— Нет, конечно. Сейчас приотпустим чуток, а потом Оля разложит свою шайтан-трубу и поснимает негодяев одного за другим. Погрузим бабёнок в кузов, привезём в Кадом родной, на радость мужьям да детишкам малым. А там уж нас отблагодарят, пировать будем трое суток без передыху, герои ж, х**ли. Хотя, возможен и другой вариант — Семипалый пришлёт айнзацкоманду и зароет живьём каждого десятого селянина. И будет это не через трое суток, а завтра. И защитить их будет некому. И, зная об этом, встретят нас в Кадоме не хлебом-солью, а пулями да картечью. Но то уже детали, не забивай себе голову, едем.

Чем дальше на юг, тем гуще становилась молодая поросль деревьев, знаменуя передачу власти из сухих тощих рук пустоши в могучие длани уже показавшегося на горизонте леса. Ряды осин пополнили берёзы и сосны. Два первых представителя местной флоры легко гнулись под гнётом ЗиЛа и хлестали по днищу своими беспомощно тонкими веками, а вот сосёнки приходилось объезжать. Эти лохматые коренастые мерзавки стояли насмерть, сильно затрудняя наше продвижение. Временами приходилось останавливаться и браться за топор, так что к лесу мы подъехали уже затемно.

— Протиснешься? — спросил я, оценивая невеликую ширину просеки, уходящей из светового пятна фар в непроглядную для людских глаз черноту.

— Думаю, да, — кивнул Павлов, — если дальше не хуже.

— Вроде одинаково. Ну, давай помалу.

ЗиЛ рыкнул и покатил в негостеприимную чащобу, перепахивая колёсами тележную колею под аккомпанемент ломающихся веток.

К ночи ближе заметно похолодало. Печка в кабине работала говённо, если вообще работала, и я даже позавидовал Станиславу в кузове, забравшемуся под брезент.

— Оля, двигайся поближе. Чего к холодной двери жмёшься?

— Обойдусь, — не оценила она мою заботу.

— Так и простыть можно. Ну как знаешь.

— Не пойму, что с ним такое, — покрутил лейтенант регулятор обогревателя.

— Да забей. Меня хвори не берут, а нашей королеве и так сгодится.

— Вообще-то тут ещё и я сижу, — эгоистично возразил Павлов и продолжил вращать регулятор, держа руль одной рукой и искоса поглядывая на просеку. — Работай, кусок говна.

— Бля!!! — инстинктивно вскинул я руки в попытке уберечь голову от летящего в неё предмета. Тот появился из ниоткуда, саданулся о передок машины, подлетел и, прокатившись по капоту, свалился за левое крыло.