— Прекрати, — нахмурился хозяин. — Ваньку-то не валяй, Кирилл Матвеев, — за тебя деньги немалые плачены!
— Опять меня предали и продали, — перешёл учёный на русский. Он подвинул короткую скамейку в середину пустого пространства и уселся напротив хозяина. — Заплачено, да не мне — с меня-то какой спрос?
— С тебя — пока никакого.
— Что значит пока?! Уж не знаю, что у вас за дела, а против воли делать ничего не буду. И не заставите — я вам не холоп!
— А тебя никто и не холопит.
— За что ж тогда деньги уплачены?
Хозяин взял со стола перо, почесал им бровь и сказал раздумчиво:
— Помощь мне твоя нужна, Кирилл — Матвеев сын. А заставить можно любого — хоть на ушах ходить, хоть задницей есть — была б нужда. Только с тобой мне того не надобно. Думаю, в охотку моё дело будешь творить.
— Думай на здоровье! — удержался от вопроса учёный.
— Вот я и думаю... что в баньку тебе надо.
— Благоухаю? — усмехнулся Кирилл.
— Малость смердишь, — кивнул хозяин. — Только парить тебя пока что опасно: не ровен час банщика покалечишь или вовсе до смерти убьёшь.
— Не тронь меня — и я не трону.
— Во-во: выпусти такого за порог, сей же час или в тюрьме, или в гостях у Бога окажется. Давай-ка поговорим сначала, а там и решим, где тебе париться — в бане иль на дыбе.
— Знакомая песня! — засмеялся Кирилл. — Ой, знакомая! Ты бы, барин, что-нибудь новое придумал!
— Про кнут и пряник подумал? А зря: коли дело моё творить не пожелаешь, отпущу на все четыре стороны. Только кажется мне, что, куда ты ни пойдёшь, всё равно на дыбе окажешься.
— Ну, это уж моё дело! Ничего творить я не желаю. Могу идти? Свободен?
— Конечно! Только...
— Ага!
— Только через заднюю дверь выйди — тут тебя парни мои ждут, небось, не дождутся!
— Так это ж совсем просто! — пожал плечами Кирилл. — Я тебя скручу, нож к горлу приставлю и вместе выйдем! Чуть что — я тебе жилу-то и перережу!
Учёный кривлялся — дразнил собеседника и собственную судьбу. Идея захвата заложника пришла ему в голову случайно — Федот Петрович был мужчиной крупным и к тому же в полном расцвете сил.
— Ну, скрутить — это вряд ли! — снисходительно улыбнулся хозяин. Он откинулся на спинку своего «кресла», словно пытаясь принять более удобную позу. При этом руки он со стола убрал и положил себе на колени, но правой успел сделать некое движение — как бы потрогал что-то под столешницей.
«Ба! — мысленно рассмеялся Кирилл. — Как меня здесь уважают! Впрочем, наверное, это Мефодий наплёл чёрт-те чего, чтобы поднять мою цену. Но забавно!» Он опять ощутил приступ бесшабашности — неудержимого желания пройтись по самому краю над бездной. Учёный усмехнулся и показал взглядом:
— Пистоль, что ли?
— Ну... да. — В глазах Федота Петровича что-то мелькнуло — нет, не испуг, а какое-то удовлетворение, что ли... Будто что-то сбылось, словно подтвердилось нечто. А Кирилла между тем «понесло»:
— Кремнёвый, поди! Это ж такая вещь — пока курок вздёрнёшь... Опять же, осечки бывают! Эти игрушки для дуэлей хороши, а для драки нож сподручней!
— У меня капсюльный.
— Да ты что?! Быть того не может! Покажи!
— Больно ты ушлый, Кирилл Матвеев. Гляжу я — не по месту ушлый!
— Уж какой есть!
— Вот это и интересно — какой-такой есть? В пистолях, значит, разбираешься... Бой англицкий знаешь...
— Что-о?! — такого оборота Кирилл никак не ожидал.
— А то: на кулаках не по-нашему бьёшься. Или я слепой?
— Я ещё умею петь и танцевать, только плохо совсем. Показать? Ща спою!
— Уймись! Заметь: я не спрашиваю, откуда знаешь да почему умеешь. — Хозяин выдержал многозначительную паузу и спросил: — Так как же, на волю пойдёшь или послушаешь, что скажу?
— Ну, давай послушаем, — закинул Кирилл ногу на ногу. — Хуже не будет, поскольку некуда.
На самом деле он в этом вовсе не был уверен. Вполне могло оказаться, что, соглашаясь на контакт, он автоматически влипает в какую-нибудь гадость. Но выхода, похоже, для него не было.
— Ну, с Богом, — сказал Федот Петрович и перекрестился. — Так вот: перекупил я у казны ясак с замирённых таучинов — их по спискам немало значится. Как соберу — дело моё, а отчитаться пред казной придётся по полной. Прибытку с них, сам понимаешь, почти никакого, больше проездишь. Опять же, сомнительно мне замиренье таучинское. Чует душа моя: побьют они людишек, а ясаку не дадут. Так ли?
— А мне почём знать? — пожал плечами Кирилл. Однако хозяин посмотрел на него с такой укоризной, что он тут же поправился: — Конечно, побьют. И ясаку не дадут. Не дадут, даже если захотят: не ловят они ни соболей, ни лис!
— Это мне известно. Однако товар у них есть — и немало. Выпоротки.
— Да, у оленных такого 'добра полно, особенно во время отёла, — признал учёный. — Только что с этими шкурками делать? Казна их не берёт, насколько я знаю.
— Берёт по малости, но дело не в этом. Их возьму я — пусть дадут только.
— Тебе нужны выпоротки? Так их и у мавчувенов набрать можно!
— Их и берут — конкуренты мои.
— Ну, допустим. А при чём тут я?
— Вижу я, что ты не дурак, Кирилл Матвеев, а потому скажу прямо: хочу, чтоб пошёл ты торговать к таучинам. Как бы за ясаком — чтоб комендант с товаром отпустил. Покрученником моим будешь.
— Н-да? А может, я душегуб и убивец, может, на мне и креста-то нет, а ты мне товар доверишь?!
— Знаю, что верёвка по тебе плачет, — признался Федот Петрович. — Но — доверяю. И помощь окажу, чтоб добрался куда надо. А списки ясачные можешь тут оставить — целее будут.
— Становится всё интересней и интересней, — отметил Кирилл. — В своём ли ты уме, хозяин?
— В своём, не бойся. Если ты с товаром сгинешь, Бог тебе судья. Я внакладе не останусь.
— Как так?
— А вот так...
И он рассказал. Точнее, обрисовал картину, которая получилась в общем-то правдоподобной. На пушнину, добываемую в регионе, претендуют три субъекта: два торговых «дома» и государева казна. Последняя, конечно, вне конкуренции, но чиновники корыстны и продажны. Основной поток ценных шкурок сейчас идёт с Лопатки через Хототский порт. Там правят бал Потаповы — у них всё схвачено. Путь с Лопатки через Айдарский острог испокон веку контролировали Сидоровы, однако с открытием порта он захирел. Но потенциал остался, и молодые наследники отцов-основателей желают его реализовать. В былые годы государственная власть приложила немало усилий, чтобы сделать безопасным сухопутный маршрут с Лопатки до Айдарского острога и далее на Коймск. Первый участок пути проходил примерно по границе территорий, издавна занимаемых таучинами и мавчувенами. Усилия власти заключались в замирении мавчувенов и в последующей защите их от набегов таучинов с севера. В результате этой политики активность разбойников в районе снизилась, благо мест, где можно взять более лёгкую добычу, осталось достаточно. С Айдара на Лопатку в обмен на пушнину можно было бы поставлять продукцию оленеводства, в которой остро нуждается тамошнее население. Однако этому препятствуют мавчувены и контролирующая их местная «администрация», в чём, безусловно, угадывается влияние Потаповых. Разграбленные или вовсе исчезнувшие конвои списываются, естественно, на таучинов. Каков же в этой ситуации интерес Сидоровых? Очень просто: обойтись без мавчувенов и контролирующих их казённых людей. Есть только одна сила, способная им противостоять, — всё те же таучины.
Следует отметить, что данный «пейзаж» в значительной мере прорисовался в результате Кирилловой интерпретации услышанного. На самом деле Федот Петрович излагал всё так, словно главной заботой его самого и тех, кто за ним стоит, являются «государевы интересы».
— В общем так, — подвёл итог рассказчик, — думаю я, что поход Петруцкого вовсе не замирил таучинов. Они теперь ещё злее будут. Русские им, конечно, не по зубам, так что, скорее всего, они на мавчувенов навалятся. А лучшей добычи, чем от низовьев Айдара до Северной Лопатки, им нигде не сыскать. Коли они мавчувенов с тех краёв сгонят, то придётся нам с ними договариваться — государю во благо и себе на пользу. А в деле таком, сам понимаешь, зевать нельзя — кто первый встал, того и сапоги.
