— Здравствуйте, — поздоровался я, опустившись рядом на корточки и честно признавшись. — Очень жаль.
— Очень, — подтвердил ученый. — Умница моя, — с грустной улыбкой почесал любимицу по животу. — Как я без нее буду-то?
На такие вопросы ответ не требуется, поэтому я ограничился сочувственным вздохом.
— На небо вот привел ее посмотреть в последний раз, — поделился целью своего нахождения на полянке Аркадий Викторович. — Свинки же сами не могут — у них шея… — всхлипнув, ученый замолчал и вытер выступившие слезы клетчатым платочком.
Трогательно.
— Ты иди, Сережка, — продолжил ученый. — Торопишься поди, а я тут нюни распустил. На похороны приходи, главное — Варваре будет приятно. И Виталинку возьми с сыном — он хоть и мал еще, но весь в мамку: Варварку сильно любит.
— Обязательно придем, Аркадий Викторович, — пообещал я.
Всем «Потемкиным» придем.
Вернувшись в машину, поделился полученной инфой с дядей Семеном. КГБшник смеяться не стал — Аркадия Викторовича уважают все, и такой серьезный подход к прощанию с питомицей вызвал только сочувственный вздох с нотками белой зависти — когда человек настолько погружен в свое любимое дело, за него можно исключительно радоваться.
Остаток пути я думал про Екатерину Алексеевну Фурцеву — в седой, гуляющей по поселку в цветастом платочке, стареньких кедах, длинных юбках и чуть ли не саморучно пошитых кофтах пенсионерке всесоюзного значения бывшего второго человека в государстве и не узнать: самая что ни на есть каноничная «баба Катя». Очень радуется, когда местные пионеры приходят наколоть ей дров — на баню, дом-то нормальным отоплением оснащен, как и все прочие дома Потёмкина. Так-то не обязательно — ее «Девятка» охраняет, как носительницу страшных государственных тайн, но она специально КГБшникам запрещает по хозяйству помогать. Внуков нянчит, к нам в гости чаи гонять ходит, гуляет с лыжными палочками по лесу — словом, наслаждается заслуженной пенсией по полной программе и умирать, к огромной моей радости, не собирается. Дай ей бог здоровья — бабу Катю мы все очень любим.
Самолет доставил меня на Байконур. Звезды и планеты, что называется, «сошлись», даровав первому нашему дальнекосмическому аппарату — к Юпитеру отправится, спутники исследовать — благоприятную траекторию. Степная жара и суховей приняли меня в не очень-то приятные объятия у трапа, заставив покрыться потом и моментально вылечив зародившиеся за перелет в мокрых кроссовках симптомы простуды. Печально вздохнув — никакого больничного тебе, Сережа! — я хохотнул и сбежал на летное поле, погрузившись в кортеж. Никаких приветственных церемоний — все важные шишки уже на Байконуре, пьют валидол и очень стараются не мешать ученым совершать последние приготовления.
Домчав до места назначения, я попал в цепкие лапы гримеров — меня умыли, причесали и не стали гримировать — капельки пота на лице в связи с таким важным событием более чем уместны. Впервые в истории Советского телевидения запуск аппарата состоится в реально прямом эфире, а не его имитации. Случится печальная внештатная ситуация (тьфу-тьфу-тьфу) ну и пес с ней — космос штука сложная, и мы спокойно со всей страной поплачем над неудачей.
Трансляцию будем вести из ЦУПа, начав прямо с порога:
— Доброго времени суток, товарищи! Сегодня без преувеличения исторический день! Сегодня мы отправим в безумно далекое и архиважное путешествие первый для нашей страны космический аппарат для исследования дальнего космоса, получивший гордое название «Гагарин-1». Юрия Алексеевича давно нет с нами, но проторенная им тропа не зарастает! С каждым днем становятся увереннее космические шаги человечества! Каждый шаг приближает нас к давней мечте человечества — к освоению космического пространства! Там, как известно, капиталисты портить нам жизнь не смогут.
Дав зрителям возможность посмеяться над классической шуткой, мы с оператором подвалили к отражающему очками огни пультов и экраны терминалов космическому академику. Остальных сидящих в ЦУПе товарищей видно только со спины, потому что они очень секретные.
— С огромной гордостью представляю вам жутко секретного до сегодняшнего дня космического академика Егора Львовича Дерябина, главу конструкторского бюро «Ученики Циолковского». Именно благодаря умнейшим сотрудникам этого бюро человечество смогло обзавестись по-настоящему прорывным аппаратом, коим является «Гагарин-1». Егор Львович, здравствуйте.
Поручкались, и академик заметил:
— Названия, тем более такого гордого, у нашего бюро нет, уважаемые товарищи — учениками Циолковского, прямо или опосредованно, являются все труженики космической сферы планеты, и, так сказать, приватизировать его наше бюро не может.
— Это чтобы запутать врагов, — сманеврировал я.
— Безусловно, — благожелательно покивал академик.
— Егор Львович, пожалуйста, расскажите нашим уважаемым зрителям об аппарате, — попросил я.
Академик даровал благодарному человечеству двадцать минут объяснений «на пальцах», из которых все, кто интеллектуально ниже докторов физико-математических или хотя бы инженерно-прикладных наук поняли только то, что «Гагарин-1» офигенно высокотехнологичный. Большего нам по сути и не надо!
— Ух! — встрепенулся я. — Интеллектуальная мощь отечественной космонавтики поистине поражает! Могу я попросить вас рассказать о программе, которую будет выполнять этот удивительный аппарат?
Егор Львович поговорил еще двадцать минут — это понять было намного проще.
— Пятиминутная готовность! — предупредил из-за кадра мужик в генеральских погонах.
Обычный казахстанский колхозник из местного театрального кружка — специально загримировали, в рамках дезинформации стратегического противника. Смешно.
— Уходим и не мешаем, товарищи! — заявил я камере, и мы переместились в уголок. Приглушив голос, я принялся сворачивать «подводку». — Над аппаратом работали не только Советские ученые. «Гагарин-1» стал совместным детищем всех социалистических стран планеты. Сложность разработки полностью соразмерна сложности производства, и к воплощению идеи в материю приложили руки десятки миллионов рабочих на десятках тысяч предприятий по всему социалистическому блоку. Многие — невольно, потому что враг не дремлет, и секретность разработки обеспечивалась на привычном для нас, высокопрофессиональном уровне. Возможно, именно вашими руками выточенные, отлитые, сваренные и изготовленные другими способами компоненты сегодня начнут многолетний путь к Юпитеру, — дал зрителям-пролетариям почувствовать причастность к такому большому делу. — Временно прощаюсь с вами, товарищи.
Картинку переключили на установленные на направленные на ракету камеры, а я опустился на стул, отдав микрофон специализирующемуся на ведении обратного отсчета и комментариях запуска космических штук члену съемочной группы. В ЦУПе экран с трансляцией запуска конечно же тоже присутствует, и я не без легкого мандража принялся наблюдать за пускающей дымы ракетой.
Кажется, или дыма больше, чем при других запусках? А вот там такое мелкое что? Пылинка на камере, или натурально дырка в топливном баке? Не, бред — носитель с дыркой на пусковую площадку не поставят, это же прямая диверсия! Но дым все же подозрительный, ракета-носитель то та же самая. На мое плечо опустилась рука, и я с позорным писком подскочил от неожиданности. Хохотнув, подкравшийся Егор Львович спросил:
— Ты чего нервный такой?
— Дым непривычный, — признался я.
— Обычный, — отмахнулся Егор Львович и опустился на соседний стул. — Ловко у тебя в микрофон тараторить получается.
— Опыт большой, — поскромничал я.
— Я сам-то телевизор не смотрю, — признался академик. — Времени на него совсем нет.
— Жалеете?
— О чем? — хмыкнул он. — Любимым делом всю жизнь занимаюсь, да каким! — улыбнувшись, поделился. — На «Звездные войны» тут правнуки вытащили — ох и наврал ты там! Будто и не учил я тебя ничему.
— У сказок свои законы, — улыбнулся я в ответ.
Не на что обижаться — жанр такой, фантастика.
