Финолу я увидела не сразу. Она поджидала у провала, кое-как обложенного ящиками по краю, – бледная, облачённая в синее и белое, как на балу.
– Добрый вечер, мисс Дилейни, – улыбнулась я, приветствуя её первой, поскольку молчание затягивалось. – Не могу сказать, что рада встрече. Однако вам она нужнее, чем мне, верно? Ведь колдун у вас есть, но совсем не тот, на которого вы намекали.
Финола, пытаясь сохранять торжествующее выражение, махнула рукой, точно призывая кого-то. Но никто не откликнулся. Она нахмурилась и повторила движение – с тем же результатом. Лицо её исказилось, как от боли.
– Джейсон, Мортис! – позвала она охрипшим голосом. – Где вас носит?
– Никто не придёт, мисс Дилейни, – произнесла я негромко. – Нанятые впопыхах головорезы не чета… Впрочем, сама затрудняюсь сказать, кому в точности они не чета, но союзников у вас здесь не осталось. Как нет и заложников, которых вы могли бы использовать. А потому оставим на время вражду и поговорим. Думаю, один общий враг у нас точно есть.
Глаза у неё стали жуткими, чёрными. Финола испустила крик – и сунула руку в муфту, но слишком медленно. Паола оказалась быстрее. Она в мгновение ока подскочила к «дочери ши», такой по-человечески беспомощной сейчас, одним сильным ударом заставила её выронить муфту, из которой выпал пистолет, и точным пинком отшвырнула его к дыре в полу. Оружие провалилось меж досок; послышался стук, затем плеск воды.
Выражение лица у Финолы стало загнанным, а руки бессильно обвисли, точно сломанные. Губы задрожали. Паола невозмутимо ощупала у неё рукава, корсаж и юбку, затем отступила.
– Можешь идти, – кивнула я благодарно. – И большое спасибо.
Паола улыбнулась:
– Не стоит, леди Виржиния. Но вы ведь понимаете, что я обязана буду доложить маркизу о случившемся?
– Разумеется. Ведь на таких условиях вам позволили остаться в моём доме, – согласилась я.
Гувернантка ответила коротким поклоном, по-мужски, и отступила за ящики. Она оставалась неподалёку, но безмолвно, создавая полную иллюзию, что мы с «дочерью ши» наедине… Некоторое время царила тишина, нарушаемая лишь плеском воды где-то далеко – и сбитым дыханием.
Не моим.
Лицо Финолы, прежде сияющее притягательно-фарфоровой бледностью, стало желтовато-болезненным. Под глазами залегли глубокие тени. Губы обветрились и потрескались. Она ослабела настолько, что двигалась медленно и неловко, как в лихорадке, и наверняка понимала это сама.
Подобрав юбки, я опустилась – так, чтобы мы оказались на одном уровне. А затем сказала мягко, как только могла:
– Сколько вы уже не спите, мисс Дилейни?
Она дёрнулась, как от пощёчины, но всё же ответила еле слышно:
– Третий день.
Вот так.
Только два слова – что ещё нужно для подтверждения моих теорий? Похоже, я оказалась права… чему совсем не рада.
Значит, всё же Валх.
– Вряд ли вас это успокоит, но вы первая, кто продержался так долго.
Финола посмотрела на меня в упор. Взгляд у неё оставался столь же страшным и ясным, как и раньше.
– Кроме тебя.
Я покачала головою:
– От меня ему нужно что-то иное. И я надеялась узнать от тебя, что именно.
– И почему я должна помогать тебе? – спросила Финола тихо, оглянувшись на дыру в полу. – А не пытаться забрать с собой?
– Почему вы отправили записку, мисс Дилейни? – откликнулась я. – Избавиться от меня можно было множеством других способов. Хотя бы войти в кофейню, достать револьвер и выстрелить в упор. Я не алманский советник, вокруг «Старого гнезда» и особняка на Спэрроу-плейс не бродят днём и ночью «осы» с «гусями». Если бы вы желали избавиться от меня любой ценою, то давно бы сделали это. Но вы желаете иного – выжить. Я ведь права? – Она молчала упрямо, но лицо её отвечало с такой искренностью, какой не могло быть в словах. – Скажите, чего хотел от вас Валх, и я вам помогу.
Финола вдруг покачнулась – и рванулась ко мне, а замерла почти вплотную, лицом к лицу. Я даже отпрянуть не успела.
И это – измождённая, усталая женщина, которая не спала три дня?
– Сказать, сказать… – пробормотала она, опираясь на руки и слегка раскачиваясь из стороны в сторону по-звериному. Светлые её волосы точно сияли под масляной лампой. – Отказаться от мести и помочь… А кто может пообещать, что ты правда сможешь защитить меня… от него?
– Никто, – ответила я ровно. Кисловатое дыхание Финолы опаляло губы. Меня охватил озноб – не от холода, но от глубоко запрятанного страха, как если пришлось бы склониться к ядовитой змее. – Вы отказываетесь от мести, но и я тоже. Думаете, я позабыла о том, что случилось на балу? Или о коробке с гадюкой? Или о том, как вы дважды пытались убить моих друзей? О том, что сын полковника Арча мёртв? Моя жертва не меньше, мисс Дилейни. Я никогда не забуду о том, что вы убийца. И никогда не прощу вас. Но сейчас враг у нас один, и у меня счёт к нему больше, чем к вам. Расскажите всё, что знаете о нём, и, клянусь, я сделаю всё, чтобы избавить вас от него. Даже рискну собственной жизнью.
Финола сузила глаза, раскачиваясь медленней, чем прежде. Сейчас она сама напоминала змею – белую храмовую змею из никконских легенд.
– Общий враг, – повторила она едва слышно. – Да, верно. Он ведь убил Эбби, хотя обещал не делать этого. Обещал хранить её. Я ненавижу тебя, всегда буду ненавидеть, но… мы ведь обе женщины.
– Обе женщины, – эхом откликнулась я, не отводя взгляда. Сырой вонючий склад словно отдалился. Звуки стихли – все, кроме дыхания Финолы и моего собственного сердцебиения. – А он мёртвый колдун. Мужчина и обманщик. Чего он хотел от вас?
Пламя в подвесном светильнике потускнело. А Финола выдохнула резко, точно в ней сломалось что-то, и ответила, не отводя взгляда:
– Не от меня. От тебя. Он хотел, чтобы ты жила в страхе, чтобы пыталась призвать подвластные тебе силы – и мучилась от беспомощности, потому что сны – одно, и жизнь – совсем иное. А он был бы рядом. И в момент слабости заполучил бы тебя целиком. Он никогда не говорил, зачем… Но я вижу и слышу больше иных. Он думал: «Нельзя всю жизнь проскакать на одной лошади». И первая лошадь чёрная. А вторая… – Финола подалась ещё ближе, цепляясь рукою за моё плечо, и обвисла на мне всей тяжестью. – А вторая – это ты. Он сказал мне похитить того гипси, чтобы разбить твоё сердце и сделать тебя слабой. Два колдуна, два колдуна… слишком много на мою жизнь!
Финола уткнулась лицом мне в шею – и всхлипнула, сотрясаясь, как в лихорадке. А я обняла её – и замерла, потому что увидела там, на другом краю дыры в полу, высокого седого человека с лицом обыкновенным и жутким.
Сны – одно, а жизнь – совсем иное, говорил он, но всё же пришёл.
Валх.
Словно в полузабытьи, я крепче сжала объятья. Не потому что желала защитить Финолу, хотя отдавать её колдуну не собиралась; но сейчас эта больная, растерянная женщина была моей единственной опорой.
– Ты слишком часто называешь моё имя, девочка. Так торопишься, да, торопишься…
Его голос звучал сухо, надтреснуто; он царапал обнажённую кожу сотней колючих паучьих лапок – лицо, шею, узкие полоски на запястьях, между перчаткой и рукавом.
– Не припомню такого, – произнесла я тихо, чувствуя, как немеет горло.
От Финолы веяло лихорадочным жаром, в котором чудился медовый аромат цветов, еле различимый в смраде гниющего хлама. Валх слегка наклонил голову; глаза его, чудовищно светлые, похожие на бельма, разгорались синеватым сиянием, как далёкая молния на горизонте в ночи. А потом он усмехнулся.
«Прочь, – хотела сказать я. – Прочь, прочь».
Стены склада заколебались вдруг в невидимых потоках, как догорающая бумага в камине; куча мусора поблизости утробно всхрапнула и запузырилась тягучей жидкостью. Пол затрещал, и доски прогнулись.
Наверное, одной мне было бы страшно, просто невыносимо. Но тепло Финолы и её доверие – моего врага! – позволяли сердцу биться ровнее, а разуму оставаться чистым.
Сейчас не только моя жизнь была на кону.
