Военный министр в веселье участия не принимает – даже легкий морозец не мешает Аракчееву читать толстую книгу, время от времени делая на полях пометки карандашом. Новая страсть – переигрывать сражения древности при условии применения обеими сторонами скорострельных винтовок и артиллерии – захватила Алексея Андреевича целиком. По его расчетам, Цезарь не имел ни малейшего шанса на успех в галльских войнах, а Ганнибал не только разрушил Рим дважды, но и дошел до Индии. Вполне нормальное увлечение, всяко лучше амурных похождений фельдмаршала Кутузова.
А не было ли ошибкой доверить подготовку Москвы к встрече двух императоров Михаилу Илларионовичу? Или зря переживаю? Но не Бенкендорфа же посылать, особенно после недавнего конфуза с полным провалом учений его разведшколы. Справиться бы он справился, только без меня ему на глаза Христофору Ивановичу лучше не показываться – строгий отец не прибьет, но может, воспользовавшись моментом, потребовать жениться. На ком? Найдет на ком – в Москве из каждого окошка по три княжны да две графиньки выглядывает.
– О чем задумался, Павел? – Женский извечный вопрос. Не могут изобрести иное начало разговора?
Мария Федоровна говорит тихо – рядом с ней, закутанная в меха так, что только нос наружу торчит, посапывает самая младшая из фрейлин. Зачем маленькую девочку тащить в этакую даль? Ладно бы летом, но сейчас? Не понимаю…
– Душа моя, может быть, отправим девочку домой?
– Она не должна расставаться с братом, это, во-первых! – Императрица непреклонна. – А во-вторых, с кем Даша останется в Петербурге, с нашими сорванцами? Ты знаешь, кто на прошлой неделе научил курить любимую обезьянку княгини Хованской? Или отчего попугай в оранжерее начал ругаться на военно-морском языке?
– Я разберусь по приезду обратно! – О том, что попугай присутствовал при приватном разговоре с Александром Федоровичем Беляковым, лучше тактично умолчать.
– Уж разберись, пожалуйста.
– Но быть может, поручим присмотр Дарье Христофоровне Ливен?
– В их семье достаточно двух гусаров, а при таком присмотре мы получим третьего. Нет уж, пусть с нами едет.
Даша, из-за которой разгорелся спор, родная сестра сержанта Михаила Нечихаева и приемная дочь генерала Борчугова – Мария Федоровна обещала обоим принять посильное участие в судьбе сироты и выполняет обещанное сверх сил. Смольный институт отвергнут императрицей как рассадник разврата и прочих непристойностей, иные заведения показались недостаточно благородными, и после недолгих размышлений девочка осталась жить у нас, ежедневно навещая своих увлеченных службой гусар. Не поверите, но теперь по утрам мне приходится бросать все государственные дела и вести уроки арифметики да истории. Со следующего года еще география прибавится.
– Знаешь, – продолжила Мария Федоровна, – ты никогда не задумывался о впечатлении, производимом тобой на Европу?
– Вот уж на что нас…
– Не смей грубо выражаться при ребенке, даже при спящем!
– Да, извини… На мнение Европы мне наплевать. Я прекрасно осознаю глупейшее положение своего прадеда, в погоне за так называемым признанием хлеставшего пиво в голландских рыгаловках и позволявшего снисходительно хлопать себя по плечу неотесанным ублюдкам в заляпанных дерьмом деревянных башмаках.
– Я просила…
– Еще раз извини. Так вот… если Европа хочет иметь свое мнение, то пусть прочитает его на остриях моих штыков, там крупными буквами написано. Пусть русский учат, пригодится.
– Печально.
– Что именно?
– Нельзя все проблемы решить одной грубой силой.
– Но большую их часть можно, верно?
– Хочешь, чтобы тебя боялись?
– Добро должно быть с кулаками. А лучше с винтовкой и гранатой.
– Зря.
– Сможешь предложить что-то иное?
– Для тебя? Нет, – улыбнулась Мария Федоровна. – А я хочу дать миру сказку о России. Сказку о волшебной стране, где у каждой маленькой девочки есть шанс стать принцессой. Не родиться ей, а именно стать.
– Как Марта Скавронская?
– Дурак!
– Извини.
– Не извиню. Ты в этой сказке будешь добрым волшебником.
– Каким?
– Добрым. Это тебе в наказание.
– Ага, понятно. И подарю маленькой девочке хрустальные туфельки?
– Что за вздор? В них же ходить совершенно невозможно! Туфельки самые обычные.
– А где волшебство?
– Не будет никакого волшебства. Вот принц будет. И любовь будет, и свадьба. А добрые волшебники должны пить цимлянское, кричать «Горько!» и дожидаться внуков.
– Вот оно, значит, как…
– Именно так. – Императрица смотрит с вызовом. – Это тебе с женой повезло, а своим сыновьям я не желаю выбирать невест среди захудалых немецких побирушек!
Гитлер капут, бля… Мне нечего больше добавить…
* * *
Мы переночевали на какой-то почтовой станции, название которой тут же вылетело из головы, и наутро удивительно быстро поехали дальше. Дорога странным образом воздействует на женщин – отправившись из дома после утомительных и долгих сборов, они разом превращаются в решительных и целеустремленных особ, способных путешествовать почти без остановок, лишь бы поскорее вернуться к привычному уюту и комфорту.
Про вчерашний разговор не вспоминали, просто сидели и смотрели в разные стороны, пересчитывая полосатые верстовые столбы, а будущая принцесса Дашка тайком протащила в возок полную муфту заранее слепленных снежков и безнаказанно обстреливала старшего брата. Тот не отвечал, боясь засветить в лоб августейшим особам, но громко обещал дождаться весенней крапивы и уж тогда отплатить сестричке за все.
Юная фрейлина украдкой от строгой наставницы показывала язык и повторяла:
– Не отплатишь, не отплатишь!
– А вот увидим.
– И не увидим! Ты весной на войну уйдешь, там генералом станешь, а генералы крапиву не рвут. Им не положено!
– Дашенька, а с кем же он воевать будет? – удивилась императрица.
– С англичанами, – уверенно ответила девочка. – Мне Миша обещал живого английского принца привезти.
– Вот как? И что ты с ним будешь делать?
– Хлебом кормить. Маленькие такие кусочки хлеба буду ему в клетку бросать, а когда он издохнет, попрошу похоронить в саду.
– А зачем в саду?
– Чтобы сидеть около могилки и жалеть его.
– Добрая какая девочка, однако! – Это уже я вмешиваюсь в беседу. – Боюсь огорчить, но этой весной мы не станем воевать с Англией.
– Точно?
– Точнее не бывает.
Дашка тяжело вздохнула, бросила взгляд на брата и тихо-тихо прошептала:
– Значит, Мишка выпорет крапивой…
* * *
В это же время. Нижний Новгород
– Раз-два-три, раз-два-три… Плавнее движения, Елена Михайловна! – Генеральша Бибикова изобразила отчаянье, переходящее в панику. – Сколько можно повторять – во время танца вы кладете руку партнеру на плечо, а он поддерживает вас за талию.
– За что, простите?
– За талию, – и генеральша пальцем показала, где оная располагается.
– Срам.
– Нет, Елена Михайловна, срам – это отсутствие талии, но у вас-то она есть! И по нынешним временам не уметь танцевать – стыдно.
– Домна Алексеевна, зачем мне такое умение?
– Что вы такое говорите, голубушка? – всплеснула руками Бибикова. – А ну как на балу в Москве сам Наполеон пригласит?
– При муже-то? Да Александр Федорович ему…
– Я подразумевала тур вальса, а не что-то иное.
– Про что-то иное даже думать пусть не смеет, недомерок!
– Введете вы государство в конфузию, Елена Михайловна.
– Значит, так этому государству и надо. Чего удумали, мужних жен учить танцевать вальсы.
– А чему же еще?
– Как это чему? – Белякова остановилась посреди залы, заставив растерянно моргать партнера, престарелого генерала Бибикова. – Женщине в жизни много полезного нужно знать – хозяйство вести, пироги печь, варенье варить, из пистолетов стрелять, сабельный бой опять же…
– Что? – поразилась Домна Алексеевна.
