– А чего церемониться? Разве кто безвинный в Субурбании сыщется? Всяк знает, что милостью Нычки держимся, и за то его чтим, что милость его безмерна.
– Ну, хорошо, – кивнул я, не давая ходу философским рассуждениям знатного коневода и телегостроителя. – А сам-то как думаешь?
– Насчет руки – отродясь она у Барсиада крепкой не была, – пожал плечами толмач. – А так, мне-то оно что? Вот как вы скажете, так оно и верно будет. Оно ж послам всяким без государя скука да тоска смертная. Ни тебе сговор тайный учинить, ни отобедать всласть! А мне государь, дай ему Нычка здоровья, коли жив, борща не варил, дров не колол. Мне что с ним, что без него – всё едино солнце всходит.
– А ежели вдруг враг какой нагрянет? – Я укоризненно покачал головой.
– Да нешто сыщется такой враг, которому верные людишки без надобности будут?
– Против своих, стало быть, пойдешь? – нахмурился я.
– Отчего вдруг? – На лице моего собеседника нарисовалось явное недоумение. – Здесь, почитай, все таковы. Коли враг лютовать не станет – его тут завсегда с пирогами как родного примут. А если тебя принимают как родного – на что тебе лютовать?!
– Стало быть, вот так? – усмехнулся я.
– А то! – Толмач любовно провел пальцем по усам. – Бог Нычка учил: «Отвори дверь стучащему, ибо если пришед ступит на твой порог с радостью – и ты возрадуешься. А уж коли беда придет в дом – не спасут замки да засовы, так хоть дверь сохранишь»!
– Спорное заявление, – проговорил я, понимая бессмысленность дальнейших хитроумных переговоров.
– Может, и так, вам виднее. Меня ж одно заботило в эти дни, жив ли благодетель мой, нарочитый муж, витязь и левой руки подурядник, Вадим Злой Бодун, сын Ратника, ибо мзду свою я ему нести повинен. А уж о том, кто выше его, пусть он печалуется. Не моего ума это дело.
– Понятно, – кивнул я. – Да только вот какая незадача. По всему выходит, что над ним-то как раз никого и нет. А следовательно, получается, ему обязанности короля выполнять надлежит вплоть до возвращения самого Барсиада II. Соображаешь, о чем я толкую?
– Так, стало быть… – От волнения голос толмача перешел в шепот. – Он нынче… того?
– Стало быть, – конспиративно понижая голос, согласился я. – Теперь Вадим – И.О. государя, а ты… – Я прервал свою речь. – Ну, в общем, он сам об этом лучше расскажет. Ты уж, будь добр, подготовь стражу, чтоб орлы от волнения и счастья в обморок не попадали.
Шеренга стражников инкассаторской службы преданно таращилась на высокое начальство, взгромоздившееся на крышу денежного возка.
– Мужики, в натуре! – вещал Ратников, приняв позу того самого памятника, который любезно указывал на стоянку такси у вокзала в родном Кроменце. – Родина в опасности! Экономика, по жизни, должна быть экономной! Перестройка – это типа революция! Ну и чисто, чтоб у нас с вами всё было и нам с вами за это ничего не было!
Последний тезис громокипящего титана изящной словесности был встречен с особым воодушевлением.
– Высокомудрый И.О. государя, – решил я пояснить некоторые сложные для неподготовленного восприятия тезисы Злого Бодуна, – хотел сказать, что Субурбания движется по пути коренных преобразований. Наш любимый король Барсиад II, пронзая разумом все большие и малые народные нужды и проникая в самую суть вещей, повелел, чтоб отныне всё было по-иному. Ответственным за это назначен широко известный, вот, скажем, ему, – я ткнул пальцем в толмача, – решительностью и государственными понятиями славный витязь и сановный мздоимец Вадим Злой Бодун Ратников! Прошу любить и жаловать!
На лицах стражи немедленно отразилась неземная любовь, и в глазах, точно на дисплеях калькулятора, начался подсчет жалованья.
– Нам, в смысле, вот ему, – указал я на величавую фигуру напарника, дождавшись, пока утихнет звон кольчуг и бурные аплодисменты, – поручено сформировать новый уряд, который должен разгрести всё, что накопилось.
– В натуре, – кивнул Вадим.
– Уряд Нежданных Дел! – ни с того ни с сего выпалил стоящий рядом толмач.
– Почему нежданных дел? – тихо уточнил я.
– Отец родной! Да когда ж в Субурбании дела были жданными?!
– Будь по-твоему, – согласился я, сраженный неопровержимостью столь конкретного довода. – Главою Уряда назначается вот он. – Я указал на толмача и наклонился к его уху, точно собираясь сообщить по секрету тайный пароль новой организации. – Как тебя, то бишь, звать-то?
– Вавила Несусветович. Батька мой, стало быть, свет нес, – оглушенно пролепетал счастливец, кажется, готовый разрыдаться, точно голливудская дива при вручении «Оскара». – Не подведу! Жизнь положу! Детям заповедаю!
Я благосклонно кивнул, давая понять, что обещание принято.
– А вы, стало быть, для начала в том Уряде будете стольниками. – Насколько я помнил здешнюю систему, стоящий передо мной рядовой и сержантский состав был произведен мною примерно этак в капитаны, а может, даже и майоры. – За верную службу мы и впредь намерены жаловать, за кривду же – карать без всякого сожаления.
– Ура-а! – донеслось из строя. – Даешь! Любо! Любо!
– Да где ж хвостней-то набрать на мзду, на стольника-то? – перебивая восторженные крики, донесся неуверенный голос одного из всадников.
– Не суетись, брателла! – выступил вперед Ратников. – Всё чисто в кредит. В рассрочку, на двадцать лет без процентов!
– Любо! Любо! Любо!!! – взорвался потрясенный неслыханной щедростью строй. – Даешь Уряд Нежданных Дел! Да здравствует И.О. Великий!
Мы ждали возвращения разведки из разбойничьего замка. Золотой запас новой власти, как чемодан без ручки, заметно снижал маневренность нашего отряда, а потому, рассеянно слушая повествование нового урядника, я ломал себе голову, куда припрятать нежданно свалившееся на нас сокровище. Вопрос толмачу был поставлен простой, чтобы не сказать банальный. Задавая его свидетелю, оперативник редко надеется услышать в ответ что-нибудь внятное. «Последнее время, перед совершенным преступлением, не заметили ли вы чего-нибудь необычного? Может, были какие-то угрозы, слежка?..» Уж не знаю, на счастье или несчастье, но мой собеседник был наполнен свежими новостями, как зона Персидского залива нефтью. Проникнутый важностью первого задания, он рассказывал полно и чистосердечно обо всём, что знал, слышал или же только догадывался.
Вначале я слушал внимательно, стараясь вычленить зерна драгоценной информации из несмолкаемой трескотни радостного Несусветовича, затем расслабился, выставив, точно невод для золотой рыбки, профессиональный навык сработки на ключевые слова.
– …Притаился король Барсиад за кустом и ну ждать. Ждал, ждал – едва не уснул. И точно: только-только луна над самой маковкой его зависла – лес вокруг будто пожаром объяло. Прилетает откуда ни возьмись птица-небылица, лицом – девица, хвостом – зарница.
– Че там про «Зарницу»? – вмешался заинтересованный последними словами Вадюня. – Мы тоже когда-то с деревяхами по лесу бегали, флаг искали. В натуре прикольно!
Сбитый с темпа, рассказчик задумчиво уставился на И.О. государя, силясь проникнуть в глубокий смысл услышанного.
– Это о другом, – заверил я. – Продолжай, пожалуйста.
– Так вот, села та птица на камень и давай мед с него слизывать. А от хвоста ее сияние такое, что нить в игольное ушко без труда вдеть можно. Вот угощается она медком, тут король Барсиад из-за куста – шасть! Хвать ее, затейницу, за тело девичье, повыше хвоста, и ну кричать: «Ага! Попался, голос чужеродный. Не будешь более супротив меня народ мутить»!
При этих словах я невольно включился и стал вслушиваться в рассказ толмача.
– Птица-небылица крылами хлопает, а от камня оторваться не может. Лапки-то глубоко в меду увязли! Да и государь наш – хват! Прижал к себе вещунью – поди тут взлети! Ну, она тут, ясное дело, взмолилась. Мол, отпусти, мудрый государь, что с меня, птицы, взять? Плету себе всяку теребень ради красного словца, не хуже Переплутня. Пусти, говорит, на волю. В плену у тебя захирею и песни петь не стану. А вот коли дашь мне свободу – одарю тебя пером из своего хвоста. А за сладкое угощение поклянусь более рта супротив тебя не открывать!
