— А скажи мне, друг Теодор, — начальник штаба батальона забрал у командира лопату, которой тот орудовал с ловкостью, указывающей на многолетнюю привычку, — вот скажи мне, Федя… Не слишком ли мало одной нашей дивизии против всей Наполеоновой армии?
— Да сколько той армии осталось? — легкомысленно отмахнулся майор Толстой и достал из кармана трубку. — И потом, Ваня, твой бледный вид решительно нарушает всякую маскировку.
— На себя посмотри, красавчик, — нервно рассмеялся Лопухин, вгрызаясь лопатой в мягкий песчаный грунт. — Давно руки перестали дрожать?
Вообще, рытье окопов является верным средством для устранения последствий неумеренных возлияний, и господа офицеры, страдающие от вышеупомянутых последствий, принимали участие в общих работах в лечебных целях, но исключительно добровольно. Генерал-майор Тучков, вчера поздравивший друзей с новыми чинами, предлагал день отпуска, но, по здравому размышлению, оба от оного отказались. Денис Васильевич Давыдов привез неутешительные известия, подтвердившиеся данными разведки и донесением, присланным с воздушным шаром из Ставки светлейшего князя Кутузова, потому отдых сейчас подобен промедлению. А то и самой смерти.
— Копай, чего уж там…
Красногвардейская дивизия, спешно собранная в единый кулак, готовилась встречать неприятеля неподалеку от Минска, перекрыв единственную удобную для отступления дорогу. В том, что Бонапарт пойдет именно здесь, сомнений нет, так как участь шведского короля, избравшего путь через Полтаву, Наполеона не прельщает. Там, с юга, из-за припятских болот показывает внушительный кулак армия генерала Барклая, собранная как раз для такого случая. Французы наверняка предпочтут привычного противника сомнительному удовольствию войны с дикими ордами калмыков, башгирдов, якутов и более цивилизованных, но очень страшных казаков. Последние, правда, есть и у Кутузова, но в меньших количествах, что внушало супостату определенные надежды…
— А почто мы не на опушке леса окапываемся? — Лопухин вытер пот рукавом и с кряхтением распрямился. — Оттуда в случае чего и смыться можно.
— Там тоже будем, — успокоил товарища Федор Иванович. — Шестая линия обороны как раз там и пройдет.
— Какая? — удивился капитан.
Толстой выпустил клубы сизого дыма и глубокомысленно заметил:
— Что ни говори, а виргинский табак куда как лучше турецкого. У того и крепости настоящей нет, да и вообще…
— Зубы-то мне не заговаривай.
— А вот не нужно спать на Военном совете.
— Ты тоже спал, — парировал Иван.
— Дремал, — нехотя согласился Толстой. — Только я потом у Миши Нечихаева тетрадь с записями взял.
— И что в ней?
— План нашей победы.
— Вот как?
— Сомневаешься?
— В победе? Нет, в ней не сомневаюсь. А вот в твоей способности разобрать Мишкин почерк — очень даже.
— Не дерзи командиру, герр Иоганн. И пошевеливайся, скоро бревна привезут.
Красногвардейцы готовились к обороне основательно. Давно уже никого не удивляло требование императора избегать встречных сражений в чистом поле и при возможности зарываться в землю, так что лопата в вооружении солдата занимала почетное место наравне с винтовкой. Закапываться — тактика известная, еще римляне окружали себя рвами и валами, так что она не вызывала отторжения даже у старых, начинавших службу при Екатерине, вояк.
Лейтенанту Нечихаеву проще — прежние порядки он застал самым краешком и рытье окопов полагал чем-то само собой разумеющимся. Правда, гусарские полки готовили для другой войны, делая упор на диверсиях во вражеских тылах, уничтожении штабов, захвате и удержании переправ, но и обороне уделялось немало времени. Немногим меньше, чем минному делу.
— Что вы думаете об это позиции, Денис Васильевич? — Мишка с некоторой долей сомнения осматривал небольшой пригорок, при общей гладкости местности позволяющий хорошо видеть первую линию окопов. — Подойдет сия точка?
— Непременно, Михаил Касьянович, — отозвался Давыдов, в отличие от большинства офицеров оставшийся в звании капитан-лейтенанта. — Как раз на пределе дальности наших винтовок, а для артиллерии вполне подходящая дистанция.
— Тогда работаем. — Нечихаев соскочил с коня и махнул рукой ожидающим в отдалении казакам: — Соломоныч, давай сюда!
Заскрипели несмазанные оси крестьянской телеги, груженной грубо сколоченными ящиками, и лейтенант поморщился. Пожалели дегтя, черти бородатые! Оно, конечно, понятно — развалюха одноразовая и к вечеру сгодится разве что на костер. Но до чего же противный звук!
— Где ставить, ваше благородие?
— Займетесь разметкой, Денис Васильевич?
Капитан-лейтенант кивнул, указал ближайшему казаку на охапку заостренных колышков, сам взял большой деревянный молоток и отправился указывать места закладки фугасов. Самое командирское занятие, тем более кому, как не флотскому офицеру, на корабле ночующему чуть ли не в обнимку с пушкой, разбираться в артиллерии? Ну, не то чтобы всеобъемлющие знания, но нет в дивизии иных специалистов. Рассчитать зону поражения при ракетном залпе? Вот тут любой сержант справится, но предположить, где французы могут расставить свои орудия… Следовательно, Денису Васильевичу и карты в руки.
А Нечихаев занялся минами. Несколько человек копали ямки, а сам лейтенант осторожно укладывал в них ящики, вставлял запал и засыпал взрывное устройство, оставляя снаружи торчащие металлические усики, возвышающиеся над землей на пару вершков. Жалко только, порох дрянной, трофейный, но, даст бог, его силы хватит для отправления в короткий полет разнообразного каменного и железного хлама, в избытке присутствующего в фугасе. А там, где колышки повязаны белой ленточкой, можно не жадничать — малую толику «чертова зелья» производства заводов княгини Лопухиной удалось выпросить у запасливого Александра Никитича Сеславина, и в сих местах Наполеоновых пушкарей будут ожидать особо неприятные сюрпризы. Впрочем, им никто и не обещал выстланных красными коврами и розовыми лепестками дорог. Как однажды выразился государь Павел Петрович: «В России жестко стелят, а спать еще жестче».
— Михаил Касьянович, вы не могли бы отвлечься на некоторое время? — Отец Станислав стоял у крайнего колышка, не решаясь ступить на размеченный под минное поле участок, и всем видом своим выражал крайнее отчаяние. — Извините, что помешал, но обстоятельства таковы, что без вашего вмешательства никак не разрешить. Понимаете, в чем дело…
— Подождите, святой отец! — Мишка обернулся к казачьему уряднику: — Справишься без меня, Абрам Соломонович?
— Да не впервой же. — Тот перекрестился двумя перстами и еще раз заверил: — Не извольте сомневаться, в лучшем виде сделаем.
— Буду надеяться. — Нечихаев отряхнул с колен приставшую пожухлую траву и поспешил к ксендзу.
Надо заметить, что католический священник в данный момент более напоминал сторожа хлебных складов где-нибудь в Тамбове или Воронеже, чем лицо духовного звания. Ранние заморозки заставили его надеть овчинный полушубок и меховую шапку, а висевший на плече старинный мушкет придавал картине дополнительную достоверность. Разве что небольшой медный образок, пришитый вместо кокарды, нарушал гармонию, а без него — вылитый русский мужик.
— Слушаю вас, пан Станислав. И здравствуйте.
— И вам здравствовать, господин лейтенант. — Ксендз замолчал, немного помялся и решительно перешел к делу: — Видите ли, Михаил Касьянович, я столкнулся с некоторыми трудностями, разрешить которые самостоятельно никак не могу.
— Да? И каковы же они?
— Ко мне обратились с просьбой о проведении молебна, и так как батальонный священник отец Михаил находится на излечении после ранения…
— Такие вопросы находятся в ведении вышестоящего командования, пан Станислав, — перебил Нечихаев. — Обратитесь по команде.
— К кому? Наш отряд является самостоятельной войсковой единицей, а Денис Васильевич, как его командир, еще вчера ответил, что не намерен влезать в межконфессиональные… хм… дальше он сказал совсем грубо.
