Сталин слушал доклад Шапошникова, посвященный Польше и ее вооруженным силам. Получалось, что Варшава очень быстрыми темпами готовится к войне. И ее подогревают, в большей степени из-за океана, но тут и британцы с французами нашли, наконец-то сердечное согласие [92] в польском вопросе. Труднее всего было в том, что надежной разведывательной информации из бывшего княжетва не было. Были люди, которые соглашались работать на разведку СССР, в том числе по идейным соображениям, но их катастрофически не хватало. Приходилось даже сотрудничать с украинскими националистами, которые готовы работать на любого, кто только деньги платит. И тем не менее, расклад стал более-менее понятным. Как только выздоровел Рыдз-Смиглы, все эти планы похода на Берлин остались только в роли отвлекающего манёвра. Полякам разрешили прихватить «только» Восточную Пруссию и Силезию. В любом случае, намерения поляков однозначные: устроить блокаду красной Германии и добиться ее полной капитуляции. А вот этого уже нам допустить было невозможно. Но… поступили сведения из Англии, что там вот-вот додавят французов и те перекроют линии поставок оружия и боеприпасов через Францию. А поляки, захватив Силезию, могут перекрыть ту небольшую логистическую цепочку через Чехословакию, которой мы пока еще пользовались. И морская блокада. Пусть польский флот слаб, да и немецкий пока не слишком, но… если лимонники перекинут на это дело хотя бы несколько линкоров с сопровождением, то про морские караваны придётся забыть. Появились и сроки начала операции против Германии: с 15 по 22 февраля. К этому времени пшеки проведут первичную скрытую мобилизацию и получат почти удвоение своих вооруженных сил. А это уже очень серьезно. В газетах Польши немцев поливают грязью изо всех сил, рассказывают о мощи польского оружия и величии панской Речи Посполитой.
После Шапошникова в кабинет зашел Молотов — принёс проект Договора о мире и взаимопомощи с Литвой. Сталин его вычитал. Договор был для буржуазного лимитрофа ничем не обязывающим, это СССР гарантировало Каунасу [93] независимость и защиту от вторжения агрессора. Этот вариант договора, в принципе, получил предварительное согласование с нашими соседями и теперь уже готовилась к отправке делегация НКИДа для его подписания. Единственно, что Литва оговорила, так то, что количество дивизий, выделяемых для защиты со стороны СССР не должно превышать трёх. Ну, так можно ввести дивизии двойного или даже тройного состава. Кто нам помешает? Поживём — увидим.
Потом, наконец-то, зашёл Киров. Сталин как раз перестал чаёвничать и пересматривал газеты, в том числе макет нового номера «Правды», где должны были напечатать его письмо к редакции. Но, как только Сергей Миронович вошёл, газеты отложил в сторону.
— Докладывай!
— Как мы и предполагали, враг очень аккуратно стал зачищать следы. Вчера утром в морг были доставлены неопознанные тела трех мужчин, но один из них по описанию был похож на того, кого мы разыскивали, правда, лица разбиты, постарались сделать их не опознаваемыми. На одном из тел была татуировка, которую грубо прижгли, чтобы не разобрать было, что там. Огнем были обработаны руки — чтобы пальчики нельзя было снять. Только сделали это не совсем аккуратно. Наш эксперт зацепил один.
— Что за примета была такая, что смогли заподозрить искомые объекты? — поинтересовался Сталин.
— Очень высокий рост и прихрамывал. Вот, у одного высокого мужчина одна нога длиннее второй оказалась на пять сантиметров. Это натолкнуло эксперта на мысль… А вот личность еще одного удалось установить… и это нас насторожило. Это некто Борис Вениаминович Родос. Дело в том, что он числился внештатным сотрудником НКВД, числился на неплохом счету. А пальчики его у нас потому, что в тридцатом он был обвинен в изнасиловании подчиненной, работал тогда в дирекции заповедника. Его тогда исключили из комсомола и приговорили к шести месяцам заключения. Вот тогда у нас и его отпечатки пальцев и появились. Сегодня установили его личность и теперь отрабатываем связи.
— Значит, подвижки есть?
— Верно, Коба, уверен, продвинемся. И да, в своих людях уверен — никто не проболтается. Предупреждены строго-настрого.
— А что за операцию провели?
— Это задержали всех сотрудников отдела, с которым сотрудничал Родос. Там всё очень плохо. Мы центральный аппарат почистили, а вот с районными пока что беда. Там осталось много сотрудников, которые поставлены при Ягоде и работают старыми методами. Официально — чистка отделения после массовых жалоб трудящихся на злоупотребления.
— И много там злоупотреблений?
— Выше крыши! Будем в отдельное дело выводить.
— Правильно! И массовое освещение в газетах. Назовите их оборотнями. И нещадно судить. Нам необходимо восстановить социалистическую законность. И в первую очередь в тех органах, которые закон охраняют. Что по Берии?
— Проверку закончили. Вот материалы. У него стопроцентное алиби. Никаким боком к этому делу не причастен.
«Ну вот, — подумал вождь, — нашелся человек на место Лакобы».
Глава одиннадцатая
На фронте и в тылу
Берлин — Любек
Январь 1934 года
Война в Берлине не сильно пока что ощущалась. Да, продукты были по талонам, вынужденно ограничили нормы потребления, но не такие уж и зверские, с нормами блокадного Ленинграда не сравнить. Правда, балтийская рыба исчезла из рационов, но это постарались наши польские «друзья», вилы им в бок и триста чертей в их жадные глотки! Следы боев, которые в городе оказались не такими уж и масштабными, давно прибрали. Да, патрули встречались если не на каждом шагу, так на каждом перекрёстке точно, чуть более чем обычно, но немцы никакого недовольства этим не проявляли — орднунг, так его! Документы проверялись у подозрительных особ, но опять-таки, никакого шума и возмущения: проверяют, значит имеют на то основания. Сразу поле Нового года Гинденбург развернул всё-таки ожидаемое наступление на Любек. Были раздавлены последние очаги сопротивления в Гамбурге. Так что освободились силы, которые можно уже использовать для наступления. И это отборные войска, которые смогли наскрести со всей округи. Костяк наступавших составляли ударные части — несколько офицерских батальонов, все, как один, ветераны Империалистической. И, самое главное, были у них и бронеавтомобили — хотя и сделаны в пожарном порядке в мастерских флота в Киле, тем не менее, эти блиндированные автомобили имели пулемет, а некоторые даже пушки. Смешные двадцатимиллиметровые скорострелки, пушки Беккера. Впрочем, этот предшественник знаменитого Эрликона неплохо проявил себя да и имелись они на складах флота в достаточном количестве. После войны патенты на это орудие переданы в швейцарскую фирму SEMAG, которая успела не так давно разориться и сейчас улучшенный вариант этой скорострелки под новый патрон производила уже фирма «Эрликон». Но тут представлены настоящие раритеты прошлой войны. И всё равно они доставляли массу неудобств обороняющимся войскам. Командовал обороной Любека полковник Рихтер (он же Кирилл Афанасьевич Мерецков), начальником штаба у него был полковник Брехт (он же Матвей Васильевич Захаров). И в их распоряжении кроме полицейских частей, ставших красной гвардией и ополчения Любека была придана 2-я интербригада, которая состояла из немецких коммунистов, но командные должности там занимали советские военспецы и работники Коминтерна, прошедшие подготовку на военных курсах в СССР. И в эту бригаду была откомандирована и Лина. Моя Лина. Впрочем, тут ее звали Полина (Полли) Полански. У кого-то из работников Коминтерна своеобразное чувство юмора. Я, конечно же, расставаться с ней не хотел, знал, что Лина девушка увлекающаяся, может попасть в переплёт, потому что осторожность — это не ее лучшая черта [94].
