Паоло нажал на кнопку в подлокотнике кресла. В зал вошли официанты с подносами и принялись расставлять перед адептами блюда с легкими закусками, бутылки с винами и вазы с фруктами. Самому графу поднесли высокий бокал, полный крови.
– Советую в последний раз перекусить, так сказать, по-человечески, – произнес Паоло, пригубив из бокала. – Это не дань сентиментальности. Просто переход к другой сущности тяжелее происходит у тех, кто голоден. Но постарайтесь не переедать: переполненный желудок тоже затрудняет обращение.
Адептам явно было не до еды, но они послушно принялись жевать.
– Итак, я слушаю. – Паоло изобразил на лице крайнюю заинтересованность.
Ученики переглядывались, но каждый стеснялся быть первым. Наконец решилась хрупкая голубоглазая блондинка:
– Судя по вашим записям, Павел Федорович, после отъезда из Италии вы ни в одной стране не задерживались более ста лет. Почему же так надолго остались в России?
– Эта страна – истинная родина для нашего племени, – улыбнулся граф. – Она хаотична, она разрушает сама себя, и это деструктивное начало не способна надолго преодолеть ни одна власть. Да что я вам рассказываю… – Паоло красноречивым жестом указал на окно. – Вы сами все видите.
– Я историк, – проговорил худощавый, аккуратно подстриженный мужчина лет тридцати. – Меня всегда интересовала личность Петра Первого. Среди ученых до сих пор нет единого мнения ни о нем, ни о его реформах. Оценки диаметрально противоположные. А ведь вы очевидец. Не могу не спросить… Какой он был?
– Я воздержусь от выводов, – ответил Паоло. – Лучше расскажу, как жилось при нем стриксам. – Вампир поднес к губам бокал, сделал глубокий вдох, наслаждаясь ароматом, медленно отпил. – Начало нашей жизни в России ознаменовалось большой кровью – стрелецкой казнью. С тех пор кровь так и лилась рекой. Реформы, устранение неугодных, казни, пытки… Великая Северная война – двадцать лет! А строительство Петербурга? Вы представляете, сколько там пролилось крови, сколько людей полегло в болотах? Мне особенно дорог этот город, потому что его энергетика благотворна для тех, кто служит Хозяину.
– Значит, с точки зрения людей, Петр Первый был чудовищем? – уточнил историк.
– Меня не интересует точка зрения людей, – отмахнулся Паоло. – Кто такие эти абстрактные люди? Петр тоже был человеком. И превратил отсталую страну в великую империю. Да, залив ее кровью. Но я ведь уже говорил о хаотическом начале. Все глобальные перемены в России происходят ценой большой крови. Именно это мне и нравится, – усмехнулся граф. – Здесь всегда что-то меняется, а значит, всегда льется кровь.
– Ну типа я хотела спросить, как там с бессмертием, – сказала рыжеволосая красавица в платье с огромным декольте. – Люди же начинают замечать, что вы не стареете. Почему-то моя наставница мне об этом не рассказывала.
– В темном Средневековье с этим было проще, конечно, – признался Паоло. – Достаточно было переехать в другой город и поселиться там под другим именем. В век высоких технологий и паспортного режима приходится действовать тоньше. Примерно раз в двадцать лет каждый стрикс либо по старинке уезжает в другой город, либо умирает. Можно и то и другое.
– Как это? – Рыжая с преувеличенным удивлением округлила глаза и глубоко вздохнула. Грудь в декольте пришла в волнение.
– Очень просто. Вот вам сколько лет?
– Двадцать восемь, – отчего-то смутилась красотка.
– Если вы до сорока восьми не изменитесь, останетесь такой же молодой и очаровательной, окружающие спишут это на тщательный уход за собой, пластические операции и хорошую наследственность. Мужчины будут восхищаться, женщины – отчаянно завидовать, шептаться за спиной, пытаться подражать. Но серьезных подозрений не возникнет. А вот если вы останетесь прелестной девушкой, когда все ваши сверстницы начнут умирать от старости, то это вызовет вопросы, не правда ли? Поэтому у нас существует правило: через двадцать лет вы должны либо уехать в другой город и поменять документы либо разыграть собственные похороны и поменять лицо.
– Как это? – снова спросила девушка.
«Больше не буду обращать женщин за одну только красоту», – мысленно пообещал себе Паоло и терпеливо пояснил:
– Вы инсценируете смерть. Это нетрудно. Достаточно несколько дней не подпитывать себя кровью, и ваше сердцебиение замедлится настолько, что ни один врач его не услышит.
– А вскрытие? – воскликнул кто-то.
– «Болезнь» организуется заранее, – сказал граф. – Конечно, «больного» курируют наши врачи: из стриксов, либо из адептов, либо просто купленные. И даже если вдруг… такое вряд ли возможно, но рассмотрим гипотетически. Даже если вдруг вам сделают вскрытие и вытащат все внутренности – что это изменит? Мы способны к регенерации. Вас ведь никто не будет резать серебряным скальпелем. Остальное ерунда. Так вот, устраиваются похороны. Могила, гроб – все как положено…
Рыжая передернула плечами.
– Зачем вы так нервничаете? – усмехнулся Паоло. – Согласно фильмам и книгам, мы вообще должны ежедневно спать в гробах. А тут, подумаешь, раз в двадцать лет потерпеть. В общем, вас закапывают, вы отдыхаете пару дней под землей, а потом выходите оттуда и становитесь новым человеком. В буквальном смысле слова. Новые документы и пластика лица. Пластическая хирургия будто создана специально для стриксов. Наши способности к регенерации позволяют изменяться до неузнаваемости в несколько дней. Но повторяю: если не хотите таких испытаний, можете просто поменять документы и переехать в другой город или даже страну. Я вот поменял огромное количество фамилий. Правда, имя и отчество всегда оставлял одни и те же. Глава клана имеет право на постоянство. А вот мои подданные как только не звались.
Пластическая хирургия действительно стала находкой для бессмертных. Руджеро, много веков изучавший медицину и ставший непревзойденным хирургом, решил специализироваться в новой для него области. Он даже ездил стажироваться в Америку, а вернувшись, открыл во Владивостоке клинику. Сначала, набивая руку, колдун оперировал только стриксов, которых невозможно было ни убить, ни изуродовать. Но в последнее время Руджеро уже брался изменять внешность обычных людей, причем всегда удачно, и зарабатывал на этом огромные деньги.
– С этим понятно, – снова вмешался историк. – Но как вампиры жили при Советах? Особенно начиная с тридцатых годов. Система прописки, власть чекистов и так далее…
– Я все же предпочитаю называться «стриксом», – мягко произнес Паоло. – И настаиваю на этом определении. Слово «вампир» невероятно опошлено с момента изобретения кинематографа… Думаю, не нужно объяснять, что революция и Гражданская война были для нас благодатным временем. Но и потом все шло очень даже неплохо. Мы перебрались в Москву. Конечно, богатство семьи пришлось скрывать, а происхождение мы себе устроили исключительно пролетарское. Все ценности были вывезены за границу и хранились в швейцарских банках. Но власти умели уважать и ценить интеллигенцию, если та не пыталась идти против них. Мой друг Руджеро, например, был доктором, профессором медицины. Прекрасно зарабатывал, знаете ли. Луиджи, наш воин, и карьеру сделал военную – до генерала дослужился.
– А вы? – спросила блондинка, состроив глазки.
– А я служил в НКВД, – ласково улыбнулся ей Паоло. – И тоже был хорошо устроен. Правда, в пятидесятом, при очередной чистке, меня расстреляли. Тогда и пришлось менять документы и уезжать на Дальний Восток. Постепенно сюда перебралась вся семья. Здесь было как-то больше свободы, меньше навязчивого внимания властей. А еще здесь есть то, что так нужно стриксам – туманы, в которых удобно скрываться от людских глаз.
Он провел еще два часа, отвечая на вопросы адептов. Потом каждого из них провели в отдельную комнату, и будущие вампиры получили вожделенный укус.
Ощущая, как тело наполняется новыми, почерпнутыми с кровью адептов, силами, Паоло быстро шагал вниз по лестнице. Юноши и девушки пробудут в запертых комнатах, под наблюдением охраны, еще несколько дней, а выйдут оттуда уже полноценными стриксами, умеющими контролировать свою кровожадность. Он же сейчас, пожалуй, отправится поговорить со своими старейшими последователями. Тем более что Луиджи давно уже зазывал посмотреть новые экземпляры его коллекции…
