— Есть понятие наименьшего зла…
— Да, конечно. А есть правило любви: отдать жизнь свою за друзей своих. Поэтому нельзя делить на только злых и на исключительно добрых. Ни людей. Ни ведьм. Все зависит от тебя, от того, как ты распорядишься своим даром: снова примешься изводить сестру…
— Мамочка!
— Или поймешь, что магия — детям не игрушка.
Даша затрясла головой, словно ей в волосы залетела верткая оса:
— Мне ведь не нужна эта магия, мама! Ты же знаешь, как я к этому отношусь…
— Знаю. А ты полагаешь, я безумно счастлива, оттого что родилась ведьмой, да еще и передала свои наклонности по наследству?
— Мам, а как это было с тобой? Ну, как в тебе обнаружилось…
— Ваш дед, — лаконично ответила я.
— ???
— Он маг, ты знаешь. Я была чуть постарше тебя. Мы встретились, и он сказал мне, кто я на самом деле. Он учил меня азам магии, потому что я была неинициированной ведьмой и не имела Силы. Достаточной Силы.
— Достаточной для чего?..
— Ну, хотя бы для того, чтобы спасти от безвременной кончины вашего папу. И еще сделать кое-что, по мелочи… Это неинтересно.
— Мама, а меня тоже будут инициировать? — В глазах Даши засветился огонек любопытства. Ее страхи, переживания и страдания отошли на второй план. Дети быстро примиряются с неизбежным. Так и Дашка — примирилась с тем, что не миновать ей ведьмовства, и решила максимально подробно выяснить, чем это грозит ее существованию.
— Формально ты, конечно, должна пройти инициацию. Ее могу совершить я, как старшая ведьма, или участники шабаша.
— Шабаша?! — Дарью передернуло. — Мама, ты бывала на шабашах?
— Да, но ты не дослушала относительно инициации. В мое время ведьма без Истинного Имени была как рыба без воды. Но, по-моему, в тебе такие возможности скрыты, что ты и неинициированная хороша будешь.
— А на шабаш я должна летать?
— Тоже необязательно. Видишь ли, Даша, ведьма, по сути, это женщина, которая никому ничем не обязана. Хочет — летает на шабаш, хочет — печет блины, хочет — вызывает грозу… Вот папа, он писатель, да? Но он не обязан писать то, что захочет Союз писателей России. Он — свободный художник. Так и ведьма — свободный художник.
Даша выслушивала мою речь, явно борясь со сном. Травы подействовали надлежащим образом. Я подняла дочку за руку с кресла и повела в гостевую спальню — отдыхать.
— Мам, — сонно вопрошала меня юная ведьма. — А у тебя есть книги, по которым можно выучиться всяким заклинаниям?
— Я их давно выбросила, — немедленно соврала я. — Мне-то они без особой надобности. Я же почти не колдую. Так, по мелочам… И тебе, Даша, книги не нужны. Все, что нужно, я тебе сама расскажу…
…Вышеприведенный разговор между мной и дочкой и стал причиной той панической спешки, с которой я ночью принялась паковать свою спецлитературу. А тут еще и муж присоединился.
— Ты не переживай, — стягивая бечевкой подшивку «Альманаха ведьмологии» за 1766 год, сказал муж. — Я, к примеру, уже успокоился. Дочь-ведьма — не самый худший вариант. Вот за Манюню я опасаюсь, как бы она с этим вампиром всерьез не связалась.
— Пусть только попробует! — сурово отрезала я.
— Попробует… — уныло протянул муж. — Запретный плод сладок. Даже если он гнилой… Кстати, о запретных плодах: а это что за книжонка? «Верхом на помеле». Руководство по полету, что ли?
— Убирай, — процедила сквозь зубы я, борясь с непослушным капроновым шнуром.
— Вика, ну ты хоть что-нибудь оставь молодому поколению. Пусть Дашка почитает, освоится… Да и я полистаю любопытства ради.
Муж действительно принялся пролистывать тоненькую книжечку в скромной обложке, а я с затаенным злорадством наблюдала, как он изменяется в лице по мере чтения.
— «Состав из травяных вытяжек и жира младенца непосредственно перед полетом втирается в стенки влагалища с помощью древка помела…» Мерзость какая! «Помело суть символ совокупления и одновременно освобождения женщины от ига мужчины. Традиционно перед отлетом на шабаш ведьма подсовывала вместо себя помело в постель спящему супругу…» Дорогая! Что это за гадость?
— Автореферат докторской диссертации одной из моих знакомых ведьм. Давай его сюда в пачку. Что ты на меня так смотришь?
— Да, этого нельзя читать дочерям… Вика!
— Мм?
— А мне ты тоже подсовывала помело, когда улетала на шабаш? Сознайся, я все прощу.
— Смешной ты, Белинский. Веришь всякой написанной чепухе. Если б я оставила при тебе метлу, на чем бы я летела? Это раз. Я не была ни на одном шабаше с тех пор, как вышла за тебя. Это два. У меня трое невоспитанных детей! И муж-писатель, которого я два месяца гоню к стоматологу зубы вставить! У меня есть время по шабашам разлётывать, скажи?!
Авдей приглушенно засмеялся, притянул меня к себе.
— Ведьмочка моя… Схожу я в поликлинику, не злись. Вот позавидуешь вампирам — у них зубы не болят.
— Нашел кому завидовать! У них зато атрофированы репродуктивные способности.
— Да? А как же тогда Кадушкин-сын родился от папы-вампира?
— Ну, значит, не у всех атрофировались. Так. Кажется, все собрали.
— Погоди-ка… Вон, внизу что-то черненькое валяется…
Я, усмехнувшись, порылась под книжным шкафом и извлекла на свет, отряхивая от пыли и паутины, небольшой плотный томик, переплетенный в черную кожу. На обложке был оттиснут лишь знак горизонтальной восьмерки. Бесконечности.
— Вот он, оказывается, где. А я искала его, думала, потерян окончательно…
— Так ведь тебя в кабинете лишний раз убраться не заставишь…
— Уборка кабинета — твоя прерогатива, мон амур.
— Ладно, не заводись. — «Мон амур» примирительно поцеловал меня в нос. — Это что за палимпсест?
— Уникальное издание. — Я открыла томик. — Было напечатано в Петроградской типографии в тысяча девятьсот двадцать пятом году. Антология поэзии вампиров Серебряного века.
— Что?
— Да. Вот эту книгу убирать не хочется. Кстати, здесь есть замечательные стихи.
— Не сомневаюсь. — Авдей жадно просматривал оглавление. — Как?! Мережковский?!
— Не волнуйся, это другой Мережковский.
— Точно? А фамилии-то какие… Нерасстанов, Тимьян Бледный, князь Овраг-Полевой… Вика, ты посмотри, Кадушкин!
Действительно. В оглавлении было указано: «Кадушкинъ Романъ. Песнопения къ звезде».
— И не подумал бы, что разговаривал с классиком, — вздохнул муж завистливо.
— Ты, считай, тоже классик, — утешила я своего фантаста.
Но он уже и не слышал. Он раскрыл книгу на стихотворениях нашего знакомого вампира и погрузился в чтение.
— Читай вслух, — потребовала я. — А то прогоню спать.
Вчера умерла звезда.
Сегодня ее отпели.
А в храме звенят капели,
И странно душа пуста.
Чего же еще мне ждать?
Чего мне просить у Бога?
Ах, как этот мир убого
Расходует благодать!
И то, что кругом темно, —
Не страшно. В душе — страшнее.
Но что вы сделали с нею,
Смотревшей в мое окно?!
Ее был беспечен вид,
И свет ее был так странен…
А я этим светом ранен
И небом давно забыт.
И скажешь ты: «Не беда»,
Прощально меня целуя.
И все же… Зачем живу я,
Когда умерла звезда?
Я, закрыв глаза, прислонилась к стене. Усталость, тоска и тревога, ставшие моими постоянными спутниками в последнее время, куда-то ушли, милостиво позволив моей душе вдохнуть толику покоя…
