Зита. Десять шагов до войны (СИ) - Журавлев Владимир Борисович

Она думала, Андрей возмутится, он к маме относился неплохо. Но брат только согласно кивнул, сходил в свою комнату и принес кубок за победу в городском шахматном турнире.

– Твой, – сказал он коротко. – Теперь-то я понимаю.

Мама хотела поднять крик, но после слов брата молча хлопнула дверью и ушла. Не навсегда, другого жилья у нее в городе не было, но теперь она старалась уходить на работу пораньше, а возвращаться как можно позже – или вообще не возвращаться. И с дочерью принципиально не обменивалась ни словом. Это было очень плохо, но по сравнению с прежними ежевечерними скандалами, пожалуй, даже хорошо. По крайней мере, гораздо тише и спокойней. А по сравнению с тем, что творилось в семьях ее соседей и одноклассников, они вообще, считай, жили счастливо, и им искренне завидовали. Атмосфера номерных городов не располагала к семейному благополучию. В ее классе неполные семьи – скорее норма, чем исключение, начиная с лучшего друга Богдана, к которому она сейчас шла. Как-то резко и неожиданно заболел белобрысый гений, отчего у нее в сердце поселилась невнятная тревога.

Она вывернула из технического прохода на знакомую улицу, сощурилась от лучей солнца, ударивших в лицо. Улица Железнодорожная – просто, доходчиво, интуитивно понятно. А какой ей еще быть, если вибрации от прохода составов даже досюда достают?

Показался патруль штурмовиков, она радостно замахала руками и помчалась. Удачно, ребята помогут пройти в общежитие, самой туда не попасть, режим.

Штурмовики при ее приближении оживились.

– Зинка-Танька, ты ко мне? – с надеждой спросил один. – Штаны снимать?

– Сдурел? – возмутилась она. – Такие, как я, гуляют только с отличниками! Ты – отличник?

Парни коротко хохотнули – анекдот они ей сами рассказали недавно, еще не забылся.

– Богдан заболел, – объяснила она серьезно. – Надо проведать.

Штурмовики переглянулись. Один из них приложил свою карточку к замку подъезда и посторонился.

– Передавай привет, – сказал штурмовик. – Пусть держится, мы с ним.

Она восприняла слова взрослого парня без удивления – маленького Богдана здесь уважали все. И вообще штурмовики оказались нормальными ребятами. Богдан им объяснил, что она казачка, и как-то быстро сдружились. А за футбол она приобрела среди них нехилое уважение. Вот, казалось бы, грубые ребята, носители тюремных порядков – а уважают. Есть что-то в людях незыблемое, присущее всем, независимо от условий существования. Осталась какая-то человечность, несмотря ни на что.

Надзирающий кивнул на служебный выход железнодорожников и вопросительно поднял брови. Она отрицательно помотала головой и поскакала по лестнице наверх.

– Передавай Богданчику привет, – сказал ей в спину надзирающий.

Она кивнула не оборачиваясь. Надзирающий в общежитии тоже оказался неплохим человеком. Благодаря ему она в любое время могла выбраться на рыбалку, даже когда объявляли режим закрытого города в связи с побегом очередной группы заключенных Ленского горнодобывающего комплекса.

Дверь в комнату Богдана оказалась незаблокированной, что ее удивило. Она тихо вошла – и оказалась в царстве цветов. Богдан никогда не выходил с ней за городской периметр, но каждое свободное место в комнате занял цветами, за которыми ухаживал с любовью и вниманием, когда только время находил, вечный труженик. Парочку деревцев для бонсай она ему сама притащила из тайги, и вон они, растут.

Он лежал в своей кровати, маленький, исхудавший и странно светлый. На шее – сложная повязка.

– Вот, шишка на шее выросла, – прошептал Богдан. – Большая. Не на ногах шишка, а ходить запрещают, так странно…

Она с трудом сдержала слезы. Многое в жизни повидал прадед, и такое тоже. Она ясно видела – мальчик угасает. И теперь он лежал среди зелени в тишине комнаты – но одновременно находился где-то далеко-далеко… и уходил туда с каждым часом все дальше.

Она присела рядом, рассказала немудреные школьные новости. Богдан слушал, затем устало прикрыл глаза.

– Не сдавайся, Богдан! – страстно сказала она. – В жизни главное – не сдаваться! Тогда любая болезнь отступит, ты же знаешь!

– А я не знаю, Зита, – прошептал он. – Бились мы с мамой, бились, и все без толку. Меня на операцию не взяли, сказали, бесплатной квоты нет. А шишка растет… Не поступить мне в категорийную школу. Зачем я учился? Мама мучилась, я мучился… Мама надеялась, я выучусь, уеду и ее заберу. Одна была возможность выбраться из подкупольника. А меня на операцию не взяли. Устал я, Зита. Тут мы с мамой и останемся. Навсегда. Скорее бы все кончилось.

– Не сдавайся, Богдан! – в отчаянии повторила она. – Я же не сдаюсь!

Мальчик слабо улыбнулся:

– А ты особенная. Мы в классе за тобой следили… и знаешь, что поняли? Ты – не из нашего мира. Ты – совсем другая. У тебя – гордость. У тебя доброта ко всему миру. Как у принцессы. Мы решили – ты принцесса. Принцесса из будущего. И договорились никому не рассказывать. Наш класс знает, а больше никто.

Она покачала головой. Крепко по мозгам детишек прошлись фильмы о попаданцах, если даже умничка Богдан всерьез рассуждает о принцессах из будущего. Грань реальности полностью размылась, и можно внушать, что угодно.

– Богдан, ну с чего ты взял? – все же возразила она. – Ну какая из меня принцесса? Я что, бластер в кармане ношу? Или будущее знаю? Или, может, бегаю быстрее рекордсменов? Ты же со мной в футбол играл, сам видел, что я обыкновенная!

– Нас не обманешь, – убежденно сказал мальчик. – Принцесса, и не отказывайся. Знаешь, чем ты себя выдаешь? Вокруг тебя люди добрее становятся, вот чем. У нас в школе грачиков давят, а тебя любят…

– Это тебе спасибо! Догадался меня за казачку выдать, сама бы я в жизни не сообразила!

– А я вообще-то тоже нацменов ненавижу, – тихо сказал Богдан и посмотрел ясным взглядом. – У меня папу даги убили под Клухором. И брат на Западном ТВД уже второй раз ранен. А увидел тебя и сразу решил – умру, но тебя никто не тронет. Вот как так? Мы в классе знаем – у тебя что-то есть. Какой-то излучатель. Он работает – и вокруг становятся добрее. Мы следили, но не догадались, где ты его прячешь. Ты умная и хитрая. Но мне можешь сказать, я никому… мне же мало осталось, я понимаю. Что-то у тебя есть, правда?

– Есть, – подумав, сказала она. – В сердце.

Мальчик кивнул и успокоенно закрыл глаза.

– Встроенный, понимаю, – пробормотал он. – Потому и не нашли, а мы у тебя все вещи проверили. Так странно… брат тебя любит, а ты ему не родная. Он за тебя жизнь отдаст. С положенцами дрался! Мы увидели и сразу догадались – что-то тут не то… И классный куратор тебе все прощает, а он гнилой, мы знаем. И в классе никто не дерется. Во всех классах дерутся, а у нас нет. Нам «вэшки» знаешь, как завидуют? Говорят, у вас дружба. А это встроенный излучатель… И футболисты за тебя… у тебя всё в секретах, Зита, ты их даже мне не открываешь…

– Богдан! – в отчаянии сказала она. – Я тебе все расскажу, ты только не сдавайся!

– Как не сдаваться? – еле слышно спросил он. – Шишка растет, я чувствую. Она горло давит, мне уже говорить трудно. А ты говоришь – не сдавайся.

Он вдруг собрался с силами и повернулся к ней.

– Я горжусь дружбой с тобой! – сказал он четко. – Ты – как небо, ты чистая! Ты людей любишь совсем по-другому! Вот мама – она меня тоже любит, но только плачет, когда думает, что не слышу. А ты… ты, конечно, тоже поплачешь…

Глаза мальчика блеснули жестоким светом.

– … а потом найдешь виноватых в моей смерти и убьешь их всех, – внятно сказал он. – Это называется справедливость, я знаю. Высшая.

И он отвернулся к окну.

Она вытерла злые слезы и выскочила из комнаты. Сбежала вниз по лестнице, толкнула дверь, пронеслась по улице. Городской госпиталь, ей нужен госпиталь!

Охранник на входе в административное крыло заблокировал турникет и строго посмотрел на нее:

– Куда?

– Главврач! – торопливо сказала она. – Мне нужен главврач! Срочно!

– Всем нужен главврач, – равнодушно сказал охранник. – Пусть твоя мама на прием запишется. Иди, посторонним нельзя. Маленьким тем более.