— Пф-ф-ф-ф! — Инквизитор надменно усмехнулся. — Тоже мне угроза!
— Погодите, Френн. Не спешите. — Фигаро поднял руку. — Давайте вообразим ситуацию: вы оказались ночью в чаще леса. Того, что на пригорочке, верстах в десяти, помните?.. Отлично. И вот вас атакует…
Следователь поставил в центр стола одну из свечей, которую достал из связки, зажёг её и закрепил в лужице своего же застывшего воска, перед этим аккуратно нацарапав на свече букву «Ф».
— Вот, допустим, это вы. Кругом лес, снег, темнота. Вас атакует десяток болотных огоньков… Вот так. — Фигаро разложил вокруг свечи кольцо из колбасных кружочков. — Десять… нет, девять штук. Десятого я съел. Ну и хрен с ним. Ваши действия? Буквально пошагово?
Френн ухмыльнулся. Он понял, куда клонит следователь.
Если Артур-Зигфрид Медичи, очевидно, поставил перед собой задачу поднять интеллектуальные показатели Фигаро на недосягаемую высоту, то у Френна, похоже, была другая цель: инквизитор вознамерился сделать из следователя боевого колдуна. Поэтому в свободное время (это началось ещё в поезде) он постоянно заставлял Фигаро решать различные боевые задачки, используя в качестве «действующих лиц» различные подручные предметы. Так делал Стефан Целеста на своих занятиях по сопромагу, и Фигаро догадывался, где Френн нахватался всех этих штучек. Однако следователя раздражало, что на условном «поле боя» его, Фигаро, инквизитор всегда изображал то картофелиной, то яйцом, а то и вовсе фасолиной. Настало время мести.
— Для начала, любезный мой Фигаро, я зажгу над собой освещающее заклятье…
— Стоп! Минус один балл Винсенту Френну! — Фигаро аж подпрыгивал на стуле; его переполняло слегка злорадное торжество. — Включили вы свет. И тут же перестали видеть противников. В окно посмотрите: вы их и в темноте-то едва заметить можете, а на свету огоньки вообще не видны. Нужно заклятье ночного виденья. Оно у вас есть? Вот прямо сейчас?
— Нет, — признал Френн, — но есть заклятье эфирного зрения.
— Подойдёт. — Следователь кивнул; это был весомый аргумент. — Дальше?
— Защита от электричества. Второй стихийный щит Ангазара.
— Хорошо. Теперь вы неуязвимы для электрических атак огоньков. Но сможете ли вы выдержать одновременное псионическое воздействие целой их группы?
— Смогу. Нас этому учили. Если эти штуки не умеют напрямую перехватывать контроль над телом, то их «пси» я подавлю.
— Не умеют, не переживайте. Но вот вы стоите в лесу, по колено в снегу, под ударом мелких злобных электрических разрядов. Вы успешно защитились от них, да. А что потом? Как долго вы сможете удерживать щит Ангазара? Я, вот, например, минуты полторы. Если сумею вообще его на себя наколдовать. Вы, думаю, минут сорок продержитесь.
— Ну, ну… Спасибо, конечно, за невольный комплимент, но сорок минут это вы загнули. Минут пятнадцать. Возможно, даже меньше, если атак много и они частые.
— Много. И частые. Ладно, у вас есть в запасе пятнадцать минут. И вы..?
— Так. — Френн схватился за голову; было видно, что инквизитору страшно не хочется сесть в лужу, играя в свою же игру (тем более, в игру, в которой он до сих пор ни разу не проиграл). — Они эктоплазмоиды. Некротические… Значит, я жахну по ним «Сухими костями».
— Опустим тот факт, что о том, что болотные огоньки — некротические эктоплазмоиды вы узнали пять минут назад от меня. Хрен с ним, будем считать, что вы были в курсе и до того. Вот только «Сухие кости» их не возьмут. Они разрушают положительно заряженную эктоплазму, а огоньки состоят из эктоплазмы заряженной отрицательно.
— Типа как живые мертвецы, что ли? Ого!.. Ладно, тогда… м-м-м-м, что я там знаю из некромантии?.. Ага, точно: «Алая стрела».
— И где вы возьмете «вита» для неё? Из себя?
— А хоть бы и так.
— Очень хорошо. И вот обессиленный инквизитор Френн, уже не способный держать щит Анагазара, валяется в снегу и стонет от потери «виталиса», а огоньки — кстати, невредимые, поскольку отсутствует физическая составляющая, которую могла бы разрушить «Алая стрела» — окружают вас. Секунда, две, и…
Следователь нагнулся над столом и театрально задул свечу.
— Чёрт! — Френн стукнул кулаком по столу. — Вот же… А ведь вы меня уделали, Фигаро! Хорош! За это, пожалуй, стоит выпить.
Пьеро, который всё это время с неподдельным интересом следил за манипуляциями колдунов, идею выпить активно поддержал. Но, глядя на вытянувшуюся мину инквизитора, видимо, пожалел того, и спросил:
— А как бы вы сами, господин Фигаро, с огоньками разобрались? Если бы вот как вы говорите: в лесу, да ночью?
— Никак. — Следователь развёл руками. — Я же не Мерлин Первый, и не сержант Кувалда. И закончил бы я в описываемой ситуации точно так же. Поэтому я, во-первых, никогда и ни при каких обстоятельствах не пойду ночью один в лес вроде этого. Правило, которое мне вбили розгами в зад ещё в нежном возрасте папенька с маменькой, за что им большое спасибо. Во-вторых, если уж мне приспичит это сделать, то у меня при себе непременно будут амулеты: «коник тёсаный» и кошачий камень. Конечно же, наговорённый. А почувствуй я что-то неладное, так я заговоры знаю. И «в лесу-поле да одёжку наизнанку повыверну», и даже «отведи, Чёрная Маменька». Так что огонькам я не сделаю, скорее всего, ни шиша, зато и они меня не тронут.
— О! — Пьеро зааплодировал. — Сразу видно следователя Департамента! Вот за что вас народ и любит: вы к простым людям ближе. Порчу отведёте, на посуду пошепчете, Буку из-под кровати выгоните, с домовым дедкой вопросы порешаете. И амулет изладить поможете, и капкан на кровососку поставить. А вот вашего брата, не в обиду будет сказано, господин Френн, простой люд боится. Потому что кто таков есть в народной памяти инквизитор? Это такой тип в чёрной рясе, что ночью приезжает в карете без фонарей, хватает твоего соседа за шкирку, и тащит на каторгу.
— Соседа я вашего за шкирку, конечно, схвачу, почему не схватить? — Френн, против воли, усмехнулся. — Да только в том случае, если он ночами ворожит на Трёх Знаках, и в подвале держит гомункулуса Второго рода. Или вообще мелкого демона. А, да: для того чтобы я к вашему соседу заявился, на него сперва должен собрать все необходимые доказательства вот этот самый Фигаро, которого вы тут расхвалили.
— Да бросьте, Френн. — Следователь миролюбиво махнул рукой. — Одно ведь дело делаем, как ни крути. Вы на букве закона, конечно, чересчур повёрнуты, ну да я знать не знаю, как вам мозги в Ударном отряде мыли.
— Пф-ф-ф-ф! Что там Ударный отряд! Меня как-то в ОСП рекомендовали, вот это было да! Но когда я увидел, сколько там всего нужно подписать и на какие виды ментального контроля согласиться… Нет, не для меня эта карьерная лестница. У меня, Фигаро, вообще в последнее время такое, знаете, стойкое ощущение, что я всю жизнь занимался чем-то не тем. А у вас?
— У меня стойкое ощущение, что нам нужно ещё выпить.
…Сгустилась ночь, скрутилась вокруг дома морозной дохой, зашторила небосвод чёрной мутью и пошла-посыпала снегом — не бураном, не снежной сечкой, а именно снегом: честными белыми хлопьями, плавными, спокойными, такими, что с достоинством городового чинно летят в свете окна, мерно ложась на землю пушистым ковром. Погасли огни в домиках прислуги, выключили свет и в соседних домах, и вот осталось лишь окошко в мансарде механика, а за ним — троица уже порядком поддатых, но всё ещё бодрых духом людей, и снаружи казалось, что окно это — одинокий иллюминатор подводного корабля, что залёг в дрейф где-нибудь около мыса Горн; залёг, да и остался там навеки.
Френн и Пьеро оживлённо обсуждали характеристики тягачей, вездеходов и тяжёлых снежных проходчиков (очевидно, инквизитора уж очень зацепила эта тема; он никак не мог отойти от полученных днём впечатлений), а Фигаро, подперев рукой подбородок, рассеяно смотрел в окно, за которым изредка мелькала ночная нечисть: вот мелкие бесы швыряются снежными вихрями за сараем, вот банник тянет куда-то связку дров, а вот и домовой стучит, возится где-то внизу.
