– «Бариш-Эстранца» намерена поступить именно так?
– Думаю, мы оба знаем, что нет, – ответила Леонида. – С тех пор как мы сюда прибыли, стало очевидно, что университет, который изучает инопланетное заражение и получает бо́льшую часть прибыли благодаря оценкам его масштабов, собирается превратить эту планету в исследовательскую лабораторию…
Серьезно?
– Нет. Планета не принадлежит университету. Она принадлежит колонистам. Это записано в документах «Адамантина».
А может, и нет, мы понятия не имели, поскольку не получили копию этих документов. Мы как раз пытались подделать их, чтобы колония числилась независимым политическим образованием и принадлежала жителям. Айрис передала мне ответ по сети, и я сказал:
– Университет проводит экспертизу для многих лицензионных агентств за фиксированную плату. Он не получает бонусов за обнаруженное инопланетное заражение. Для проведения любого исследования на этой планете необходимо согласие колонистов.
Но Леонида наседала, игнорируя мудрые ответы, которые подсказывала мне по сети Айрис.
– Да, этим бесполезным и опасным местом владеют колонисты. Университет хочет оставить их здесь, в западне, превратив в лабораторных мышей во время следующей вспышки. Таков план, верно?
Система оценки угроз не всполошилась, хотя стоило бы.
– Нет, не таков. Это глупый и неправильный план.
Мне пришел в голову только один ответ: оценка и исследования служат еще и прикрытием для побочного бизнеса университета, а именно освобождения потерянных колоний от постоянных угроз внедрения и хищнической эксплуатации корпорациями. Но даже я не такой уж идиот, чтобы произнести это вслух.
– Это вы строите коварные планы, – сказал я.
«Не понимаю, куда она клонит», – мрачно сказала Айрис.
– Тогда зачем вы чините маршрутизаторы? – спросила Леонида.
– Потому что они нужны людям.
Это же очевидно. И глупо убеждать «Бариш-Эстранцу», будто мы не хотим уговорить колонистов эвакуироваться, как только прибудет корабль поддержки. Но этого я тоже не сказал.
В фоновом режиме я анализировал язык тела Леониды и наконец получил кое-какие результаты: по всем признакам, она разговаривала с кем-то еще, не со мной. И дело не в культурных предубеждениях, я видел, как она говорила с Арадой, и сейчас она вела себя по-другому. Может быть, потому что я автостраж?
– Университету нужны маршрутизаторы, чтобы спокойно записывать эффекты инопланетного заражения на местную популяцию! – заявила она с фальшивым пылом.
– Для этого нам не нужны маршрутизаторы. – Мы вполне можем это сделать и с помощью зондов, если… Ох… – Это неправда. А вы хотите увезти колонистов и принудить их работать на рудниках в другой колонии.
– Мы предлагаем перевезти этих людей в более подходящие для жизни условия, – поправила меня она с хрипотцой в голосе, как будто расстроена.
Но, несмотря на актерскую игру, речь все равно шла о работе по контракту.
В Корпоративном кольце «подходящими для жизни» считают многие ужасные места, я видел немало таких во время исследовательских работ.
Я не знал, что сказать. Мы и правда хотели создать лабораторию на орбите, но она помогла бы отдать планету колонистам, чтобы они могли покинуть ее или остаться, в зависимости от их собственного решения.
У меня возникло нехорошее предчувствие, что этому не суждено случиться.
«Актерские эмоции» – таковы были результаты моего анализа. С нарастающей интенсивностью. Леонида с самого начала разыгрывала спектакль, но… Но зрителем был не я. Вот черт. Да. Камеры АдаКол2 работали, и Леонида находилась в десяти метрах от одной из них, под самым выгодным углом.
Ну ладно, мои мозги работают быстрее человеческих, верно? Они одновременно обрабатывают несколько потоков входящей информации. А в стрессовых условиях по сравнению со мной люди словно движутся в замедленной съемке. И Леонида тоже двигалась как в замедленной съемке, но я все равно не мог ее переиграть. На меня как будто медленно надвигался огромный транспортный корабль, и, каким бы проворным я ни был, от него не увернуться.
ГИК-дрон получил доступ к результатам моего анализа и пришел к тому же выводу, что и я, примерно в ту же секунду.
«Айрис, автостраж, я запускаю направленные помехи, чтобы нарушить работу камер», – сказал он.
«Я вижу только видео с дрона автостража, – рассеянно произнесла Айрис. – Это же…»
«Камеры установлены колонистами, чтобы наблюдать за происходящим в этой комнате, – объяснил ГИК-дрон. – Они наблюдают».
Айрис открыла рот, но ничего не произнесла, ни вслух, ни по сети.
«Но они в это не поверят. Даже самые наивные работники корпораций понимают, что мотив «Бариш-Эстранцы»…» – начал Ратти.
«Они не работники корпораций, – сказал Тарик и откинулся на кровать, как будто переутомился. – В корпорации работали их родители и дедушки с бабушками».
Сериалы АдаКол2 были либо сорокалетней давности, либо докорпоративной эпохи. Последний раз колонисты имели дело с корпорацией сорок лет назад. Их нынешние лидеры не имели ни малейшего представления о том, что такое Корпоративное кольцо. Возможно, здесь жили и люди постарше, которые могли бы об этом рассказать, в зависимости от того, как первое заражение в главной колонии сказалось на общем состоянии здоровья и продолжительности жизни. Но станут ли колонисты слушать? Разве люди вообще склонны слушать хоть кого-либо – человека, дополненного человека, бота, автостража, – кто пытается сказать, что они в опасности, что их мир вот-вот развалится? Леонида помедлила и нахмурилась, слушая что-то по сети. Кто-то, видимо, сказал ей, что камеры отключились. Она развернулась и пошла обратно к двери.
Ладно, теперь я ее возненавидел.
Айрис рассвирепела.
«Прости, автостраж, это моя вина. Я должна была понять, чего она добивается. Я отключаюсь и буду пробовать связаться с Трин».
Именно этого и хотела «Бариш-Эстранца», потому и настаивала на переговорах. Руководители колонии не согласились бы на их условия, поэтому они поступили именно так. Они рассказали колонистам, что университет намерен сделать их подопытными, и теперь все наши слова и действия будут вызывать подозрения. Начнем убеждать их улететь на ГИКе или других кораблях университета? Значит, мы увезем их куда-нибудь для экспериментов. Б-Э предложит им подписать рабочий контракт, по которому они улетят отсюда, и все будет прекрасно до тех пор, пока они не попадут на шахту или не окажутся на едва пригодной для жизни планете, чтобы застолбить ее для дальнейшей разработки, или еще что-нибудь в том же духе.
Я вышел в коридор и просто застыл.
Мне хотелось убить всех людей «Бариш-Эстранцы» на планете. И я мог это сделать.
Но толку никакого. Корпорация просто пришлет других.
Мы можем сдаться, сесть на шаттл, вернуться к людям в главной колонии, которых еще способны спасти. Но мне не хотелось так поступать. Мне хотелось спасти этих придурков, которые прячутся под землей, смотрят с детьми сериалы и понятия не имеют, в какой опасности оказались.
«Мы должны убедить их уйти отсюда, – сказал я ГИКу-дрону. – Нельзя допускать, чтобы с ними так поступили».
«Но и заставлять их нельзя. Это противоречит кодексу университета. И к тому же аморально».
«Было бы милосерднее их убить», – сказал я.
«Нет. Если только они не находятся в крайне опасных условиях без доступа к медицинской помощи, и даже в этом случае они должны согласиться. Как ты считаешь, было бы милосерднее убить тебя, прежде чем ты отключил свой модуль контроля?»
«Да», – сказал я.
«Ты же знаешь, милосердия от меня не дождешься».
«Автостраж, у тебя все нормально?» – спросил Ратти.
Я был в бешенстве, а ГИК-дрон так туп и несправедлив, но он прав, и мне хотелось что-нибудь раскурочить, главным образом себя.
«Ты бы убил их, если бы они напали на твоих людей».
Даже в состоянии эмоционального срыва я знал, что, сказав это, проиграл спор. Как только речь заходит о том, что «я окажусь прав, если произойдет чрезвычайно маловероятное событие», все кончено.
