Здесь нас встретил целый капитан.
— Сдайте облики и оружие, — попросил он.
Владос без вопросов протянул болтающийся на шнурке клык и был отконвоирован в камеру. А вот у меня вопросы были.
— Даже не собираюсь, — пожал я плечами. — С какого перепуга?
— Делай, как сказано, слышь!
В спину ткнулось дуло автомата, и этот унизительный жест до невозможности меня взбесил.
Я медленно обернулся и сказал рядовому, смотрящему на меня, как на грязь:
— Если ты, мудила, еще раз так сделаешь, я отломаю дуло автомата, засуну его тебе в задницу и забью поглубже прикладом. Ты испытаешь такую боль, что даже твои внуки, слыша слово «оружие», будут плакать.
— Давайте без эскалации, — вежливо попросил лейтенант. — Ты, Кошелев, можешь облик не сдавать. Оружия нет? Ну проходи тогда.
Ну, хоть здесь известность сыграла.
В камере было тепло, не слишком светло и довольно уютно. Слегка смущал только размер зарешеченной комнаты — два метра на два с половиной.
Я уселся на койку, единственный предмет мебели, пару минут посидел, прислушиваясь к тихому мату из соседней камеры, а потом закрыл глаза и погрузился в медитацию. Несмотря на знакомство с местными казематами, нужно восстанавливать тело и приводить в порядок энергетику.
Я легко отрешился от посторонних звуков и сосредоточился на внутренних ощущениях.
Ци внутри меня бурлила и двигалась куда быстрее, чем в обычном состоянии — усиление от шприца явно продолжалось и характеристики все еще были повышены.
Техника познания легко подключилась. Углубляясь и сосредотачиваясь на ощущениях, я почувствовал тяжесть и дискомфорт в руке — след недавней операции. Если внешне ничего не изменилось, то через внутреннее зрение я видел, что энергия рядом с заклинаниями накапливалась и застаивалась.
С руки я и начал. С каждым вдохом я направлял в ту сторону все больше Ци, постепенно растворяя заклинания и залечивая раны потоком энергии. Руку слегка жгло, мышцы импульсивно дергались, но постепенно неприятные ощущения утихли. От медицинских заклятий не осталось и следа, как и от раны.
Затем я осмотрел внутренним зрением область живота. Здесь мышцы были напряжены, сдавлены и так же копилась застоявшаяся энергия. Заклинания, которые я ощущал как нечто чужеродное и неправильное, тут почти растворились. Возможно, за пару недель организм справился бы с ними и сам, но я значительно ускорил процесс.
В процессе работы с духовной энергией я узнавал свой организм все лучше. Легче управлялся с энергетикой и без особого труда лечил раны без всякого орса. Понятное дело, что раны еще вчера привели в порядок, но все-таки я предполагал, что в следующий раз смогу справиться с переломом с помощью медитации и кропотливой работы с энергией. В процессе я чувствовал, как сделать течение Ци быстрее и свободнее, и как мог, «прокладывал новые русла». Убирал пятна на месте отбитых некогда мышц, ускорял движение Ци, вымывая застоявшуюся энергию. Ощущение было, как от хорошего массажа.
Мышцы ноги я оставил напоследок — там находилось нечто иное, чем простые заклятья.
Магию удалось убрать минут за десять — уже навострился. А вот с крохотным пятнышком под кожей ничего не происходило, как бы я не пытался его вывести.
Еще за десять минут экспериментов я уверился, что к магии, как и к энергетике, эта штука не имеет никакого отношения. Может, грязь, камешек, щепка?
Увы, добраться до нее я не мог. У меня при себе не было ничего острого, так что придется подождать, пока вернусь в домик — именно там лежит нож, который без труда разрежет мою крепкую кожу.
Судя по небу, край которого я видел в узком окне коридора, скоро наступит вечер. Оставалось только понять, почему я до сих пор здесь, а не снаружи.
— Когда выпускать будут? — громко поинтересовался я. — Эй! Я здесь без обеда сижу, але!
Мне никто не ответил. Для себя я решил, что ночевать здесь не останусь: если не выпустят вечером, выйду сам.
А пока решил уделить время тренировкам с обликом. Теннисных шариков здесь не было, поэтому снял кроссовок и стал пытаться жонглировать им, перекидывая между концами облика. В первые десять минут обувь падала на второй-третий бросок, но спустя полчаса приноровился и нехитрая игра перестала вызывать интерес.
Скрипнула входная дверь и послышались торопливые шаги. Напротив дверей камеры встал капитан, который утром сажал меня сюда, и завозился с замком.
— Артур, от лица всего руководства базы прошу прощения. Всех опросили, выяснили все подробности. Можете рассчитывать на денежную благодарность за то, что предотвратили резню.
Я кивнул, вышел и направился в столовую. Судя по взглядам, сведения о моем «подвиге» разлетелись по базе. Пара искателей косились на меня с неприязнью, мужичок, прошедший мимо меня с подносом в руках, пробормотал: «правильно ты их!».
Поужинав, зашел в домик. Помылся, и сидя в ванне, так аккуратно как только мог, разрезал кожу и вытащил инородный предмет. Потом — залечил рану, промыл предмет под струей воды и хмыкнул.
На моей ладони лежал не камень, не щепка, а крохотная пластиковая капсула.
Интересно. Это жучок для слежки? Капсула с ядом? А может, мне миниатюрную бомбу в ногу зашили? Сколько вообще нужно взрывчатки внутри тела, чтобы нанести вред потенциально опасному искателю?
Жизнь у военных, изначально комфортная и приятная, нравилась мне все меньше и меньше.
* * *
Белую стену заброшенного спортзала расчертили безумно сложным узором рун. Каждый сантиметр штукатурки теперь покрывали как известные в этом мире символы, так и совершенно ему незнакомые. Одни руны нанесены карандашами, другие нацарапаны чем-то острым или даже написаны кровью.
Воздух дрожал от накопленной силы. Ритуал соединял осколки прошлого, цеплял каждое случайно брошенное слово и даже громкие мысли, если они подходили по критериям поиска. Эклектика сидел посреди подвала в расшитой рунами рубашке и строгих брюках и искал ответ на главный для себя вопрос:
— Как вы пролезли в этот мир?
Едва слова отзвучали, вся собранная энергия закрутилась в движении, напоминая водоворот. Ритуал искал ответ на Земле, искал и на Клинге: незримые щупальца шарили по головам, по произошедшему и происходящему. Заглядывал в самые глубокие подвалы Красноярских многоэтажек и вглубь самых темных нор Клинга. Энергия тревожила тех, кого тревожить не стоит, и возвращалась обратно в виде шорохов, образов, мыслей, эмоций, видений, которые сливались вместе, создавая сущность-однодневку, бестелесное и бессознательное существо.
Информации набралось так много, что существо проявилось в реальности в виде роя искр, зависшего перед Эклектикой. Цель жизни существа была в одном: дать ответы на вопросы ритуалиста.
— Как? — повторил Эклектика.
По помещению пронесся порыв ветра, расшвыривая пыль и осколки разбитого стекла. Рой колыхнулся и застонал хором разных голосов. Но прежде, чем голоса осмысленно ответили на вопрос, рой вдруг вспыхнул и искры разом исчезли.
В одно мгновение воцарилась мертвая тишина, однако ритуал продолжался — энергия утекала.
По спортзалу пронесся бесстрастный смех, от которого у постороннего человека поседели бы волосы.
— Глупый человечек, — произнес женский голос. — Что ты замыслил?
Голос казался глубже и холоднее любого из колодцев. У ритуалиста возникло ощущение, будто каждое слово сочится тьмой.
— Кто ты? — спокойно спросил Эклектика, не пытаясь встать или отменить ритуал.
— Кто я? У меня много имен и титулов и вы, люди, несколько раз в столетие придумываете для меня новые. Я — бедствие. Смерть человечества.
— Бедствий не меньше пяти, а человечество еще никто не убил, — заметил ритуалист. — С кем конкретно я говорю?
— Ты слишком осведомлен для птенца из свежего мира. Ритуальные знаки, разговоры о бедствиях… Расскажи, откуда у тебя эти знания.
— Мы можем поочередно задавать друг другу вопросы и давать ответы. Я открыт к общению и переговорам.
