"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Войтенко Алекс

— Что за ритм машину? — заинтересовалась завмаг. — Это как барабаны, что ли?

— О! Вы и в этом разбираетесь?

— Читаем профильную аппаратуру, — горделиво проговорила завмаг. — То есть, я правильно поняла?

— Да, — сказал я. — Не хочу зависеть от барабанщика. Дома записываю свою музыку.

Ирина Григорьева покачала головой. Её лицо источало всю гамму чувств одновременно: испуг, неуверенность, восхищение, удивление…

— Ты очень странный мальчик, Женя, — наконец проговорила она задумчиво. — Хорошо. В счёт наших будущих премий я заплачу тебе, как ты просишь, из своих денег. Хотя перед праздниками это и не желательно. Но другого выхода, видимо нет…

Она снова сделала большую паузу, глядя на молчащего меня, вздохнула и полезла в свою сумку. Протянув мне пачку десятирублёвок, перевязанную бумажной банковской ленточкой, она усмехнулась и едва заметно, словно что-то для себя решив, покачала головой.

— Стойкий оловянный солдатик, точно знающий, что ему надо для жизни.

— Мне сейчас очень дорого время, Ирина Григорьевна.

— Ну, да, а время — деньги.

— Время — не только деньги, Ирина Григорьевна. Время — это жизнь. А жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за прожитые годы.

— И это мне, сорокалетней женщине, говорит двенадцатилетний мальчишка. Да у тебя ещё вся жизнь впереди!

— Вы так думаете? — спросил я, и она вздрогнула, увидев в моих глазах нечто такое, что испугало её. Не знаю, что именно она увидела, но то, что в моих глазах встали слёзы, это точно.

— После нового года тебе поставят телефон, — очень тихо сказала завмаг.

— Хорошо, — также тихо прошептал я, боясь, что из моих глаз брызнут слёзы. Пусть сегодня вечером тётя Валя зайдёт, и заберёт список нужных мне для ремонта следующих усилителей радиодеталей. А водитель пусть их привезёт на следующий день прямо к школе к большой перемене. Буду его специально ждать.

— Договорились. И заберёт готовые «Акаи»?

Я кивнул.

— Спасибо Ирина Георгиевна, за понимание.

— Да ладно! Иди уж, мастер!

Двадцать восьмого вечером микшерский пульт был собран и отлажен. Все усилители были отрегулированы и выдавали нужный звук. Оператора у нас не было, да и знал этот агрегат только я сам, а поэтому на утренней репетиции, на пульт было позволено смотреть с расстояния не ближе метра.

На сцене я выбрал себе левый от зрителей угол и заставил его своей аппаратурой. Там стояло несколько магнитофонов (в том числе и пара дек «Akai 400D SS каждый с четырьмя индикаторами»), усилители, микшерский пульт, колонки. Семёныч по моим эскизам изготовил «стойку» из широких алюминиевых уголков и аппаратура стояла в ней, прислонённая к стене. Он, кстати сказать, привёз стойку утром двадцать девятого и вместе со школьным трудовиком собрал её на сцене. Вместе с ними мы перенесли мою аппаратуру из дома в школу.

Когда расставили всё по своим местам и включили, все, даже я, ахнули. Семёныч прослезился и потрепал меня по затылку. Бобины крутились, огоньки мерцали, индикаторы горели жёлтым светом и подрагивали тонкими стрелками. Зрелище для современной молодёжи было завораживающим. Особенно впечатляли огромные тысячеметровые бобины диаметром в двадцать девять сантиметров с вращающейся надписью «Akai».

— Я не сомневался в тебе, конечно, Женёк, но такого, даже я не ожидал! — наконец выдавил из себя Семёныч.

— Этот повод надо отметить, — сказал Андрей Петрович, потянув Семёныча за рукав.

— Только вы не в школе. Нате ключ от дома и ступайте туда. Заодно можете прилечь в моей комнате. Там пол тёплый. Ковёр… И лоджия же стоит…

Лоджию поставили они же неделю назад. За что я им был несказанно благодарен, и благодарность моя имела вполне материальную основу.

Мужики переглянулись и вышли из зала в сторону мастерских.

— Пусть делают, что хотят, — подумал я. — Взрослые же люди.

— Так, слушаем меня внимательно! Я записал кучу «инструменталок», которые будем запускать, если что-то пойдёт не так. Есть и танцевальные, и медленные. Нам отдых тоже нужен. Напомню, начало в пятнадцать, а окончание, скорее всего, будет часов в десять. Вот и считайте. Семь часов на сцене! Никто не выдержит. Это, как смену отстоять. Бобин у меня много. То, что запишем сначала, можно будет крутить заново. Всем всё понятно?!

— Понятно. Сейчас-то нам что делать?

— Настроили инструменты, аппаратуру и разошлись по домам. Тут останусь я. У меня вон и раскладушка имеется. Всё! Разбежались!

Разбежались только в двенадцать часов. Я закрылся в спортзале и залёг на раскладушку. Но поспать толком не дали. Долбились в дверь постоянно. То директор, то завуч, то ещё кого черти принесут… Короче, пришлось перед началом «утренника» (так называлась первая часть нашего «музыкального марафона»), заварить у Андрея Петровича чаю. Мужики, кстати, так ко мне домой и не пошли, и чувствовали себя очень даже неплохо.

Я был благодарен Семёнычу, который увидев, что я по уши в дерьме, так как не успеваю собрать пульт, почти переехал ко мне жить. Почти, потому, что взял на работе больничный, приезжал ко мне на магазинной «Буханке» с самого «ранья» и мы с ним корпели над аппаратурой: он над будущим пультом, а я над «Акаями». «Буханка» приезжала в семь часов вечера, забирала готовую технику, Семёныча, заявку на детали, а утром приезжала снова с деталями и с Семёнычем. Как я всё это вынес, не понимаю.

Сейчас я чувствовал себя, словно альпинист перед вершиной горы Эверест. Самого последнего отрезка в каких-то метров пятьдесят. Где нет воздуха, и когда почти не осталось сил. Мне тоже казалось, что мне не хватает кислорода. Я выходил на улицу, где мой рот, жадно хватал холодный воздух, н о разум снова прятал меня в тёплое помещение. Только цыгун и чай восстановили моё дыхание и сердцебиение, которое практически остановилось.

Мы собрались на сцене, детишки младших классов ввалились в зал, ёлка вдруг запахла хвоей, и мы заиграли свою музыку. Она шла лёгким фоном. Напрягались учителя, старшая пионервожатая и старшеклассники. Мы: Осёл, Кот, Петух, Трубадур и Принцесса пока просто изображали на сцене музыкантов-инструменталистов.

Только минут через тридцать, когда детишки отводили хоровод, мы вдруг встрепенулись. Я закукарекал и, когда все обратили внимание на нас я проорал:

— Трубадура украли! Карамба! Как мы будем играть и веселить детей?! Надо найти Трубадура!

Трубадура на сцене уже действительно не было. Витька стоял уже не в Трубадурском наряде, а с головой Пса.

Пионервожатая пут же организовала поиски, а мы заиграли свои тревожно-быстрые мелодии и песни, взятые из этого прекрасного мультфильма и собранные в виде попурри, сыгранного в одном бешеном темпе. Потом Принцесса нашла Трубадура, и они запели «Луч солнца золотого».

После этого детишки пустились в весёлый и задорный пяс. Откуда-то появились скоморохи, медведи, балалаечник. Потом я включил свои «музыкалки» и дети продолжали веселиться вокруг ёлки. Мы сидели на сцене и отдыхали. Лица у музыкантов был слегка очумелые, но довольные. Они то и дело показывали мне большие пальцы, когда я колдовал у пульта и магнитофонов.

В пять часов детский праздничный «вечер» закончился, и у нас появилось время часок отдохнуть.

В шесть часов вечера всё началось точно так же, как и у детишек, только реакция на призывы пионервожатой и учителей поиграть в ребусы и поводить хоровод, принималась старшеклассниками с неохотой. Шестые классы тоже были приравнены к старшим, в чём я убедил директора школы. Убедил простой логикой, показав две пятерни. Тут, де — младшие, тут — старшие. Логично? Логично!

Мои одноклассники пялились на меня, словно на ожившего Деда Мороза. А все остальные ученики пялились на стоящую на сцене аппаратуру. Мы не реагировали на то, что потуги учителей организовать «веселье» не венчались успехом. Нас то, что творилось в зале, не интересовало. Нам не надо было из себя изображать «Бременских музыкантов» и мы в перерыве переоделись в цивильное.