Темный Клубок (ЛП) - Фехервари Петер

Вирунас пристально взглянул на ученицу. Разряды пси-энергии обвивались вокруг её стройного тела, рисуя мерцающие узоры-мандалы, очертания которых указывали на недовольство женщины. Объединившись с гештальтным духом Спиральной Зари, она превратилась в психический маяк, пылающий на вершине Мандиры Веритас.

— Не видел этого, — признался магус. По правде говоря, он уже очень мало что замечал. Жизненные силы Вирунаса быстро угасали, как и острота его восприятия.

— Я направила в аббатство бригаду аколитов, — сказала жрица, разомкнув веки. — Еретики не уйдут живыми из Шпиля Каститас.

— Согласен.

— Но, круговой магус, даже если мы заткнем им глотки, войны не избежать.

«И ты жаждешь её, — почувствовал Вирунас, — как и все наши собратья».

Влияние Хрисаора возрастало, и Пожирание уже стучалось в сердца его родичей по династии, вливая им в кровь жажду праведного насилия. Даже магус слышал зов к войне, пусть и смутно, как отголосок далекого эха.

«Пора Ксифаули облачиться в мою мантию, — решил он. — Как магус, она более чем готова возглавить нас вместе с Хрисаором».

— Я отправляюсь в оплот посторонних, — сказал Вирунас вслух. — Жрец еретиков мёртв, их оживший ужас бродит на свободе. Нужно предложить чужакам избавление.

— Уже слишком поздно.

— Возможно, но я должен попытаться, — он поднял посох горизонтально, поперек груди, и протянул Ксифаули.

— Прошу вашего благословения, круговой магус, — добавил Вирунас.

Женщина долго молчала, глядя на учителя. Медлила она из уважения к нему, а не от неуверенности в себе. Ксифаули знала, что пришло её время.

— Так вечно движется Спираль, — наконец произнесла жрица нараспев и приняла посох. — Благословляю тебя, Вирунас.

Глава восьмая 

Уже близился вечер, но помрачение так и не разошлось. Впрочем, оно было лишь жалкой тенью в сравнении с той глубокой тьмой, что нависла над Кладовой. Солдаты молча выполняли свои обязанности, будто бы ничего не произошло, пытаясь забыться в обманчиво спокойной рутине. В других обстоятельствах командование попробовало бы скрыть жестокое осквернение алтаря, но набралось слишком много свидетелей — вся паства собралась на утреннюю молитву. Нет, никто и не пытался заглушить слухи, пока ужас сам не сделал то, что не удалось офицерам. Стоило всем бойцам узнать о случившемся, как у них тут же пропало желание говорить на эту тему, по крайней мере, до конца помрачения. Пока что Черным Флагам оставалось лишь хранить стойкость и бдительность.

Сержант Алонсо Грихальва хорошо понимал это, но у новобранца-плавняка, делившего с ним пост на обзорной башне, ещё не выработалось подобное чутье. Мальчишке хотелось только трепаться.

— Девять человек, серж, — проговорил Джей, заваривая свежий рекаф, — как можно убить девятерых так, чтобы никто ничего не заметил? — Он протянул Грихальве дымящуюся кружку. — И всех за одну ночь. — Юнец тряхнул головой, пытаясь принять мрачный вид.

«Он не в силах представить себя на месте одного из тех девяти, — понял Алонсо. — Смерть для него пока еще нечто невозможное, что случается только с другими людьми».

Они сидели в маленькой караулке наблюдательной вышки. Люк на верхний уровень был закрыт, как и двери, что вели к стенам бастиона. Не было никакого смысла оставаться снаружи во время помрачения. Кроме того, одного из убитых как раз сдернули с дозорной площадки, и Грихальва не собирался испытывать судьбу без нужды.

— Коннант сказал, что их головы пропали, — все тараторил парень, — что их прям оторвали, даже священнику…

Вдруг в западную дверь заколотили, и Алонсо чуть не разлил рекаф. Следующий патруль должен был объявиться лишь через пятнадцать минут.

— Пароль спроси! — рявкнул он, когда Джей стал отодвигать засов. Юнец козырнул ему и, наклонившись к решетке в двери, повторил требование.

— «Небесные тени», — откликнулся грубый голос.

Грихальва кивнул, и Джей открыл дверь. Дородный гвардеец ввалился к ним вместе с ветром. Парень захлопнул люк, гость тут же стянул дыхательную маску. Его шинель была грязной, и несло от него чем-то похуже серы.

— Погано там, — сказал вошедший. — Говорят, не утихнет еще несколько дней.

У него был настолько сильный акцент, что слова чуть ли не сливались вместе.

— Видали и хуже, — ответил Алонсо, нахмурившись. Он узнал косоглазого шиларского сержанта. От него всегда были одни проблемы. — Что ты тут забыл, Тразго? По расписанию нарядов тебя на стенах быть не должно.

— Я в увольнении, — пожал плечами шиларец. — Найдется немного рекафа, товарищ?

— Наш рекаф для патрульных.

— Ну и ладно, все равно не могу здесь задерживаться. Я обхожу весь форт.

— Ты же сказал, что в увольнении?

— По другой службе, — серьезно сказал Тразго. — Священной, я бы сказал.

— Что ж, зато наша вполне обычная, так что…

— Я разношу слово. Прошлая ночь была знамением, предупреждением для неверных.

Грихальва нахмурился:

— Хочешь сказать, ты что-то знаешь об этой резне?

— Я знаю, что будет хуже, — произнес сержант. — Восьмой испорчен, товарищ. Еще с Облазти. У полковника не все в порядке с головой … или даже с душой.

— Я слышал, он рисует, — вклинился Джей, — но ничё никому не показывает.

— И ты, пацан, не задумывался, почему? — Зловеще спросил Тразго. — Он и его священник-марионетка нас всех затащили на дорогу к проклятью. — Шиларец поперхнулся и сплюнул. — Возмездие Императора уже настигло Лазаро прошлой ночью, потом оно придет за остальными.

— Так, ты все сказал, — отрезал Грихальва. — Я обязательно передам твои соображения майору Казану. Теперь выметайся из моей вышки.

— Полегче, товарищ. — Тразго поднял руки. — Я лишь выполняю свой долг перед Богом-Императором… пытаюсь спасти хоть несколько душ. — Он кивнул в сторону Джея. — У тебя еще при себе спиральная аквила, плавняк?

— Я…

— Я ношу ее, мальчик. — Тразго на секунду замолк и направился к двери напротив. — Обдумайте это, товарищи. И помните: возмездие приходит ночью.

— О чем это он, серж? — Спросил Джей, когда шиларец ушел.

— Ни о чем хорошем, парень, — ответил Грихальва. Похоже, денек выйдет долгим.

«А ночь — ещё дольше», — тревожно подумал он. Во время помрачения его глаза не могли отличить день от ночи, но взор души становился острее.

В пятне света перед входом в храм стоял один из недолюдей-телохранителей полковника, его лицо закрывала громадная дыхательная маска. Когда к нему приблизились две силуэта, великан поднял булаву.

— Полковник посылал за мной, — сказала капитан Омазет, решительно встретив взгляд стража в доспехе. Тот махнул булавой в сторону фигуры поменьше. — Медике, — пояснила Одеола. — Она со мной. Пропусти нас, паладин.

Арикен представила, как медлительный разум телохранителя раздумывает над головоломкой: он ожидал одного человека, а пришли двое. Наконец, гигант решил, что первый дает право прохода второму, и отступил в сторону.

— Мужайся, — предупредила Омазет, когда женщины вошли внутрь.

Полковник Таласка ждал у амвона, спиной к двери, и рассматривал алтарь. Он был один, за исключением мертвых, которых оказалось в достатке.

«Нет…» — медике застыла у порога. Искупление сделало ее более черствой к страданию и смерти, но ничто не могло подготовить девушку к настолько жуткому зверству. Восемь трупов валялись на скамьях, безголовые, покрытые коркой засохшей крови. Еще один висел над алтарем, подвешенный за ноги к стропилам, так, чтобы его кровь излилась на священный камень. Арикен застонала, узнав коричневую рясу на висящем трупе. Таласка развернулся на звук, его рука метнулась к рукояти меча.

— Вы требовали моего присутствия, Собиратель, — произнесла Омазет.

Медике знала, что ее капитан уже видела эту бойню, как и все старшие офицеры. Но даже при этом хладнокровие Адеолы потрясало. Ничто бы не заставило девушку вернуться на место подобной резни.