Комбриг (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Думал Иван Яковлевич, что не уснёт. Накрутил себя, представляя, как, вот, уснёт он, а клопы здоровущие и чернущие выползут изо всех щелей и облепят его молодой цветущий организм с головы до пят, как в фильме про мумию египетскую, скарабеи облепливали. Только там фильма, хоть и хорошая, а тут жизнь и тушка не чужого мужика, а его собственная. Хоть бы гамак был. Да, нет, не поможет. Читал где-то Иван Яковлевич, что клопы нашли способ борьбы с гамаками. Они забираются на потолок и пикируют сверху на кусок мяса с кровью. Ну, а дальше, как и положено, облепливают и сосут. Сосут!!!

— Иван Яковлевич, просыпайтесь, — говорят ему клопы на хреновом немецком. И трясут.

— Ванька?! — Брехт подскочил на кровати.

— Светло уже, петух горланит хозяйский, мы уже все внизу, в корчме, собрались, а вас всё нет и нет.

Нда, вот это он храпанул. Нервы, всё, не каждый день три десятка человек в Ад посылаешь. Да, ещё по кускам. Это он «товарищам», как англичане, «дыхание ветра» устроил. Тоже их будут хоронить из разных, родных и чужих кусков, собирая. И не попадут на перерождение хлопцы. Кустами придорожными прорастут. Баобабов не растёт на Украине. Как там в песне: «Через четыре года, тут будет город — сад!». Рододендронами прорастут и азалиями.

Блин, спросонья всякая муть в голову лезет. Воды в кране, в раковине, не было. Причина банальная. Нет крана. Да, и раковины тоже нет.

— Ванья, а где тут можно опростаться, умыться и побриться? — Брехт на сияющего Хуана недовольно зыркнул. Чего разбудил, такой хороший сон не дал досмотреть. А нет, сон был нехороший. Ну, просто — чего разбудил?

— На дворе есть рук мойнька, — показал, как руки моют. Артист … разговорного жанра.

Помылся, побрился, зубы почистил, «Шипром» надушился и прошествовал на приём пищи. Не в коня корм. Никакой разодетой в шелка публики не было. Ну, хоть одно полезное дело всё же совершил. Промыл, как следует, одеколоном шрамик на правой щеке, что в школе себе заработал. Ерунда, не сильно глубокий, может, и не останется рубца.

В обеденной зале кроме их компании было трое. Веселушка-хохотушка, с ямочками на щеках и скрипучим брюзжащим пшеканьем, и двое мужчин. Один был в сутане, в тонкостях одежды слуг божьих Иван Яковлевич не разбирался, но тут не промахнёшься, на голове попика имелась тонзура. Католик. Вон, в венце кучерявых блондинистых волос сверкает свежевыбритая плешь. Читал, как-то Иван Яковлевич, откуда это действо пошло. Выбритая в форме круга макушка означала терновый венец, который, как известно, римские воины надели на голову Иисуса Христа. Аж с VI века пошло. А в 1972 году папа отменил. Слово «тонзура» переводится незамысловато — «стрижка».

Вторым мужчиной оказался хозяин этого постоялого двора. Клоповника. Едва Брехт зашёл в зал и огляделся, как сухой, но широкоплечий мужик с постриженной под горшок головой двинулся в его направлении.

— Пан Барерас?

Событие двадцать шестое

Акция от правительства: Пережившим три месяца зимы — четвёртый в подарок!

- Моя девушка просила котёнка ей подарить, нашёл красивого и пушистого, а она передумала и не хочет брать его. Что с животным теперь делать?

- Ну, думаю животное нужно вернуть родителям, а котёнка оставь.

Совпадения и подарки судьбы бывают. В этом полковник Иван Яковлевич Брехт убедился буквально через несколько минут.

— Пан Барерас? — испытывающе так глянул на него мужчина, вопрос задал дальше на польском, не полиглот. — Мне сказали ваши люди, что вы направляетесь в город Кельце?

Ох уж эти люди. Это просто праздник какой-то для следователей, сами всё расскажут и покажут, ни пыток не надо, да даже вопросы задавать не надо. Пообещал себе Брехт, после завтрака всех разложить на лавке и высечь. Особенно Малгожату. Прямо представил, как задирает ей платье и … Ладно пусть живёт.

А плечистый ответа ждёт. Это всё гормоны.

— Да, пан …

— Пиндюра.

— Да, пан Пиндюра. Это украинская фамилия?

— Так точно. — А, так он ещё и служил в царской армии. — Пан Барерас, у меня к вам просьба. Не могли бы вы взять с собой Отца Иосифа.

Тут и сам монах подошёл, поклонился.

— Иосиф Кладочный.

Ух ты. Знакомая фамилия. Знакомая … Стоять. Бояться. В памяти переключили цепочки нейронов, доступ к подзабытым файлам открыв. Точно — ух, ты. Так бы, конечно, не вспомнил. Только они ехали в этот Кельце, и там сидит в тюрьме «Свенты Кшиж» Степан Бандера. Тут-то память и выдала на гора прочитанное. Это священник, который в тюрьме исповедовал Степана Андреевича, и через которого тот поддерживал связь с внешним миром. Удачно. Вот через кого можно будет послать отравленный пирог.

— Конечно, святой отец, мы возьмём вас с собой.

— Благослови тебя господь, сын мой, — перекрестил его ксендз, или как в греко-католической церкви эти саны младших священников называются, и ручку протягивает для поцелуя.

А хрен вам за пазуху ваше преподобное преподобие. Ещё рук он не целовал, нет, там у Кати-Куй пальчики целовал или у детишек, но у чужого мужика волосатую длань. Не боится протягивать, обрыгает же шуйцу. Или отломит. Сделал вид, что не заметил жеста «доброй воли» полковник.

— Мы сейчас позавтракаем, отец Иосиф, и поедем. Вы тоже перекусите, в дороге вряд ли будем останавливаться. Спешим.

— Так и я спешу, сын мой. Очень удачно наши цели совпадают. Нужно успеть отпеть души убиенные. Несчастье-то какое, — полненький человечек в сутане перекрестился снова. Трижды. — Прими Господь их души.

— У вас кто-то помер? — так спросил, разговор поддержать, пока хохотушка-веселушка стол накрывала.

— А вы не знаете? — снова перекрестился.

— Чего? Расскажите? — знания — сила.

— Немцы вчера на рассвете бомбили Кельце. Там ведь завод механический стоит. А заодно прошлись и по городу. Разрушена ратуша. И несколько бомб попало по тюрьме «Свенты Кшиж». Почти все заключённые погибли. А там было много борцов за свободу нашей страны.

— Вашей страны?

— Оговорился, извините. — ксендз потупился.

— У меня есть сведения, которые я должен передать Степану Бандере от Мельника Андрея Афанасьевича — члена сеньората УВО и Председателя Сената ОУН, а также управляющего владениями Украинской грекокатолической церкви. — А почему собственно не попробовать. Прямо свербело предчувствие.

— Вы видели господина Мельника? — и снова креститься.

— Вчера утром, вот как вас.

— Так он тоже погиб, вы не знали?

— Тоже? Погиб? А кто ещё? Извините, святой отец, ерунда какая-то. Мы, как выехали вчера из Львова в девять утра, так весь день до темноты в дороге. Машина ломалась. Еле живыми добрались, устали как черти. — Отец Иосиф опять рукой перед лицом замахал. — Ой, простите. Не до новостей, да и кто их тут в глуши нам расскажет?

— По радио передали. Вчера во Львове погибло более тридцати человек, от взрыва фугасной бомбы. Среди них и Мельник Андрей Афанасьевич.

— Ничего себе. Что же теперь делать? Постойте, вы сказали «тоже». Кто ещё погиб?

— Так Степан Бандера и многие узники тюрьмы в Кельце

— Степан Бандера погиб? Это точно? — фу, ехать не надо. Можно теперь и домой. Ну, в смысле в Киев. Есть там одно дело. И оно, как бы, не важней ликвидации националистов. Человек, что сейчас там проживает, причинит вреда СССР в тысячи, да и в миллионы раз больше чем все Бандеры и Шухевичи вместе взятые.

— Точнее некуда, я еду на их похороны. Я в Люблине был по делам. Так нашли и по телефону известили. Вот срочно выехал утром, а машина сломалась. Хорошо, что вы здесь оказались. А что просил вас Андрей Афанасьевич передать Степану …

— После, отец Иосиф. После. Давайте поедим да и поедем, дорога долгая, наговоримся. И вы, и мы, спешим.

Чудес не произошло. Опять чуть подгорелая каша, на этот раз гречневая и опять с привкусом прогорклого масла. Ну, хоть хлеб свежий, даже горячий ещё. Только выпекли. По корчме этой запах сдобы обалденный, так и витает, в ноздри заползая и щекоча там всякие рецепторы. Прямо хочется дышать этим запахом полной грудью. Тем более после таких замечательных известий. Нет Бандеры и ещё до кучи множества, как сказал ксёндз этот «борцов за свободу нашей страны».