Закон «Бритвы» - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"

– …у речки, где мутантов нет и сволочей поменьше, чем везде, – перебил я его, машинально потерев шею. – Ты по делу говори. Дальше-то что?

– Дальше я к нычке вернулся, арты забрал, – насупившись, процедил Меченый: того и гляди, снова взорвется. – Понес в Институт, по пути сюда заглянул, попить-пожрать захотелось…

– Ясно, – кивнул я. – Потом удар по затылку не пойми откуда – и ты висишь на трубе, артов у тебя больше нет, и у тебя выпытывают, где их еще взять. Причем ни на грамм не верят, что гниль в ботинке способна стать россыпью уников.

– И ты, по ходу, не веришь, – окрысился Меченый.

– Верю, – отозвался я. – Затон может и не такое. Вопрос лишь в том, куда делись арты. Пойдем, спросим кое у кого.

Мы поднялись наверх. Виктор хотел помочь Меченому, тот еле на ногах держался, но сталкер от помощи отмахнулся:

– Сам справлюсь. Дай только до нычки бармена добраться…

А бармен, кстати, все еще лежал на полу, держась за нож. Пока живой.

– Это ты его припарковал? – поинтересовался Меченый.

– Отчасти, – отозвался я. – Так получилось.

– Ясно, – кивнул сталкер. – И почему я не удивлен?

Подойдя к бармену, Меченый тяжело встал на одно колено и постучал ногтем по рукояти ножа.

– Алло, дома есть кто?

Бармен перевел на него глаза, предельно расширившиеся от ужаса и боли.

– Добей, – прохрипел он. – Прошу.

– Это хорошо, что просишь, – сказал сталкер. – Но тут Зона, услуги бесплатными не бывают. Давай так: ты говоришь, где твоя нычка и кому ты продал мои артефакты, а я забываю, как ты дубасил меня в подвале, и тихо-мирно отправляю тебя в Край вечной войны. Как тебе такая сделка?

Рожа бармена покраснела, несмотря на кровопотерю.

– Да пошел ты…

– Понятно, – кивнул Меченый. – Одной ногой в могиле, а нычку жалко. Ладно. Не обессудь, это за подвал.

Он взялся за рукоять ножа поверх окровавленных пальцев бармена и начал медленно давить рукоять вбок. Бармен пытался сопротивляться, вот только сил у него почти не осталось. Через пару секунд он взвыл:

– Под стойкой панель, на ней кнопки. Жми два-два-два-два. Это код от тайника.

– Брешешь, – покачал головой Меченый. – Это код уничтожения бара – я видел в подвале пару плохо замаскированных проводов, которые вели к ящикам, и догадываюсь, что это такое. Будем дальше пургу мести?

И надавил сильнее – в другую сторону. Жесть, конечно, но видит Зона – бармен заслужил. Слыхал я про уродов, которые своих же клиентов мочат ради хабара либо глушат и пытают насчет схронов, однако вживую такого фрукта видел впервые.

Когда в брюхе клинком ворочают туда-сюда, это располагает говорить правду. Буквально через пару минут Меченый кивнул мне, не отпуская рукоять, я подошел к стойке бара и набрал несложную комбинацию – год Чернобыльской аварии, только цифры наоборот.

И правда, под полом что-то щелкнуло – видимо, замок разблокировался, и старая ковровая дорожка, лежавшая на полу за стойкой, в одном месте встопорщилась. Под ней оказался квадратный люк, неплохо замаскированный под потемневшие от времени доски. Здесь и обнаружился схрон: чемодан, где лежали мой «глок», четырнадцать пачек по десять тысяч баксов в банковской упаковке, синяя армейская аптечка и пояс, на котором впритык расположились шесть контейнеров для артефактов.

– Мы счастливы? – поинтересовался я, продемонстрировав Меченому содержимое чемодана.

– Ага, – согласился тот, после чего выдернул нож из живота бармена и воткнул его толстяку в сердце. Всегда удивляло, как он равнодушно людей множит на ноль: таракана тряпкой – и то более эмоционально убиваешь. Я вот, например, когда кого-то мочить приходится, переживаю. Не сказать чтоб сильно, но мысли всякие в голове крутятся на тему, мол, имею ли я право валить живое разумное существо… Не всегда, конечно, такое бывает. Иногда. В зависимости от обстоятельств…

– По твоему портрету этого не скажешь, – заметил стоящий рядом Японец. – Такой же покерфейс, как и у Меченого. Почти всегда. Что тушенку наворачиваешь, что горло кому перерезаешь – выражение лица одинаковое.

– Мысли, что ли, читаешь? – удивился я.

– У тебя на роже все написано, – усмехнулся Виктор. – Когда пожрать или грохнуть кого – она каменная, а вот когда думать начинаешь, тогда да, эмоции появляются. Не всегда, конечно, такое бывает. Иногда. В зависимости от обстоятельств.

Я подозрительно посмотрел на Японца. Брешет ведь, сто процентов. Небось умеет ковыряться в головах не хуже Фыфа, только делает вид, будто такой же, как все.

Подошел Меченый, вскрыл контейнеры с артами – недешевыми, но и не униками, которые стоят баснословных денег. Нашел один, который нормальные люди на себе носят для придания сил и восстановления, – и сожрал его. Реально. Закинул в пасть и запил чем-то импортным из красивой бутылки, что на полке бара стояла.

– Алкоголь вреден, – заметил Виктор. – Тем более в сочетании с радиоактивным артефактом внутри твоей требухи.

– Плевать, – отмахнулся сталкер, вытирая губы рукавом камуфлы. – Пройдет по кишкам и выйдет естественным путем. Пока он внутри, работает раз в двадцать лучше, чем если его на себе таскать. Проверено.

– Страшные вы люди, сталкеры, – вздохнул Савельев.

– Ага, это про нас, – согласился Меченый. – Я по утрам как в зеркало посмотрю – прям сам себя боюсь.

– Да, рожа у тебя – только мальцов пугать, – подтвердил я. И, упреждая его ответ, добавил: – На свою посмотрю непременно, но попозже. Ты лучше скажи, как про код «четыре двойки» угадал?

– Я и не угадывал, – пожал плечами сталкер. – Я его на понт взял. Кто ж в своем уме схрон так запросто выдаст? А такие, как этот бармен, лучше сдохнут, чем дадут кому-то своим добром попользоваться. Потому-то и приходится применять подобные экспресс-методы. Чисто подстраховаться. Учись, пока я жив.

И допил бутылку.

Я ничего не ответил. Увы, Меченый прав. В мирное время его методы выглядят дико и запредельно жестоко. Но во время войны это норма, без которой не выжить. Зона же и есть вечная война с мутантами, группировками – и самим собой. Изначально, с заводскими настройками, все мы добрые, милые детки, которых жизнь постоянно долбит по макушке, словно злой учитель, искренне желающий тебе добра, – и оттого настройки постепенно меняются на прямо противоположные. С которыми и выживать легче, и вообще существовать намного проще.

– Слушайте, а чего вы сюда, собственно, приперлись? – поинтересовался Меченый. – Сомневаюсь, что встречу отметить: пойло тут отвратное. Да и сервис, кстати, тоже.

Пришлось мне повторить свою историю. К которой Виктор добавил, кивнув на меня:

– А я пришел за ним.

– В смысле? – поднял брови Меченый.

И Виктор рассказал. На этот раз с подробностями.

– Ишь ты, – качнул головой сталкер. – Значит, ты пришел за, можно сказать, другом, чтоб его отвезти в Японию, где на нем какие-то уроды будут опыты ставить. Так?

Савельев хотел что-то сказать, но я опередил, постучав пальцем по наручным часам:

– Мне ногами ходить осталось восемнадцать часов с копейками. И за это время я должен найти минимум четыре арта, один из которых ты продал Институту, и вернуться обратно через Кордон. Так что Япония – это дело пятидесятое, с ней бы я уж как-нибудь разобрался.

Меченый почесал в затылке.

– Да я их одиннадцать штук нес, пока в этот гребаный бар не зашел. Правда, пока висел, слышал, что они терли. Один продали кому-то за нехилые деньги, а потом им предложили намного больше. Вот они, сокрушаясь, что продешевили с одним артом, курьера ждали от какого-то Крезара, который купил всю партию. И дождались. Буквально перед вашим приходом тот заявился. Думаю, эти пачки бабла у бармена в тайнике и есть деньги за те арты.

– Копейки, – хмыкнул Савельев. – В Японии более-менее ценные артефакты из Зон отчуждения стоят в десятки раз дороже.

– А то мы не знаем, – пожал я плечами. – Они за Кордоном сразу в цене подскакивают раз в пять. И ценник их многократно растет по мере удаления от Зоны.