— Не снимаю, а купил. Не стоит.
Я понимал, что пытаться спорить и вставлять уточняющие комментарии бесполезно. Да, собственно, и бессмысленно — Самира была, разумеется, роскошной девушкой, весьма необычной, но однозначно не являлась ни первой, не второй по значимости моей целью для интереса. Монолог моей матушки продолжался.
— …Плавает тоже плохо. Однажды с батюшкой его… Муж от меня ушёл, вы знаете, да? А в лет двенадцать повёз вот этого вот на лодке кататься. И решил его в воду кинуть, представляете, ну, чтобы научить. Так Эльдарик тонуть начал! Воды нахватался, сознание потерял, ничего, откачали — ладно, у отца навык соответствующий.
— …Самиру, наверное, в школе обижали? Нашего обижали. Потому и в Москву сбежал. Ну, его там тоже обижали. Один раз, правда, он отпор дал, подрался там с кем-то. В туалете.
— …Он у меня скромный. С девицами — ни-ни! Была у него одна влюбленность в школе… но не сложилось, переживал, плакал.
Тут Самира осмелилась добавить, видимо, устав от потока нелепостей:
— Ну, я бы поспорила. Про скромность.
— Да?! — матушка очень удивилась. — И что он учудил?
— Чуть не наставил рога высшему офицерскому чину, — мрачно произнёс я. — А затем спасался от него, переодевшись в дворецкого.
У меня очень редко чешется язык, но, признаться, я не выдержал. Я снова ходил по грани, потому что знакомых жён контр-адмиралов среди знакомых маман было не так много, и определить можно было без труда, о ком идёт речь. Но, так или иначе, эта моя реплика подействовала нужным образом. За столом повисла немая пауза. Её прервала матушка, расхохотавшись:
— Ох уж вечно он что-то выдумывает! Это из одной твоей книжки? Или рихнер-игрушки?
— О, какая вкусная утка по-шанхайски! — воскликнула Мариам, видимо, устав от абсолютно неумелой презентации моей матушки и решив сменить тему. — У вас есть знакомый повар-японец? Где ваша дворня научилась так хорошо готовить?
Разговор пошёл о кулинарии, ресторанах и подборе крепостных. Самира, доев очередное блюдо, выразительно на меня посмотрела и сообщила:
— Простите, я отойду ненадолго…
— Да-да, дорогая, конечно, — сказала мать. — Фёдор Илларионович вас проводит, если что.
— Я провожу, — поднялся я с места.
Во-первых, мне хотелось исследовать свою комнату, пока мать занята разговором. Во-вторых, как мне показалось, пришло время расставить точки над «i». В коридоре, едва выйдя за дверь, Самира выдохнула с облегчением и перешла на шёпот.
— Господи, как великолепно кормят, но какая же твоя матушка… душная.
— Ты, надеюсь, понимаешь, что я понятия не имел, что здесь будут гости, и тем более не предполагал, что тут будешь ты?
— Понимаю, конечно! Я сама в шоке. Ну и… что ты думаешь?
Она скромно потупила взор.
— Пройдём наверх, а то услышат, — предложил я и провёл её по винтовой лестнице во флигель поместья.
— О, тут балкончик! Подышу свежим воздухом, — сообщила Самира и выглянула наружу. — Никак не могу привыкнуть, что в Москве так жарко даже весной…
Балкон был достаточно тесным, и разместились мы достаточно близко.
— Я не знал, что у тебя у отца…
— Мать умерла достаточно рано, я была совсем маленькой. Мариам появилась в его жизни шесть лет назад. Она была моей учительницей русского. Она очень хорошая, мы — отличные подруги. Ну, так?… что думаешь?
— О чём? О тебе и обо мне? Об этом всём мероприятии? Ну, ты — красивая девушка… Особенная.
Я сделал паузу, подбирая слова.
— Но есть Алла, — с пониманием кивнула Самира.
— Причём здесь Алла? Просто, я полагаю, после таких насильственных методов свести двух молодых людей и такой презентации — ничего хорошего в современном обществе не получится. Мы должны принимать решение узнать друг друга поближе, только когда сами этого захотим. Тем более, мы — будущие коллеги.
Самира положила ладонь на мою руку, лежащую на парапете.
— Ты держался великолепно. Ну и выглядишь намного более зрелым, чем многие сверстники. Знаешь, к какому по счёту жениху меня сегодня привели?
Я взглянул на её руку, не отдёргивать не стал.
— К двадцатому? Я думаю, твоя красота вполне предполагает возможности для манёвра.
— К шестому. Знаешь, что попросили четверо из предыдущих, когда мы продолжили общение в переписке? А переписка, позволю заметить, велась тайком с телефона Мариам! Отец запрещает мне пользоваться гаджетами.
— Попросили показать грудь? — смело предположил я.
— Да! — кажется, она впервые за всё наше общение выглядела возмущённой. — Они, блин, предложили сфотографировать и послать им мою грудь! Голую! И это мальчики дворянского сословия. Ты знаешь, первому из них я послала… А уже у второго спросила — а зачем?
— Действительно, зачем? — я наигранно пожал плечами.
— Говорят: хотим посмотреть, какие у афророссиянок цветом…
Она коснулась груди, видимо, забыв нужное слово.
— Очень важный вопрос, конечно.
— Слушай, а знаешь что! Вот какого?!
Она развернула меня к себе лицом, а затем резко, буквально на две секунды оттянула верхний край лёгкого платья, который был на резинке.
Глава 5
Нас разделяло меньше полуметра. Конечно, я уже видел несколько раз в прошлых жизнях вблизи эту часть тела темнокожих девушек, однако, зрительная память — одна из самых недолговечных. Поэтому я внимательно посмотрел на то, что мне позволили увидеть.
— Коричневый, — предположил я. — Возможно, с оттенком фиолетового. На самом деле, интересно. И весьма красиво. Я могу понять желание твоих предыдущих женихов, Самира, но, конечно, осуждаю.
— Вот и я о том же, — сказала Самира, поправив одежду. — Ладно, прости, мне нужно в дамскую комнату… Про жену высшего офицерского чина расскажешь потом!
— Дальше по коридору, последняя дверь.
Уходя с балкона, я взглянул на улицу через забор. Ворота поместья Чистяковых оказались раскрыты, и из них выезжала представительского вида иномарка.
— Нинель Кирилловна… Репетитор, — пробормотал я, вспомнив наш недавний диалог.
Да уж, сцена, в которой твоему ухажёру показывает грудь незнакомая негритянка — наверное, не самая вселяющая веру в верность партнёра ситуация. Оставалось только надеяться, что близорукость возлюбленной Эльдара Циммера не позволила хорошенько разглядеть мою недавнюю собеседницу.
За стол возвращаться не хотелось. Я прошёлся до своей спальни — вернее, до спальни своего реципиента. Она была опустевшей и заброшенной, хотя прошло чуть больше недели с моего отъезда. Надо отдать должное моей матери — заметно было, что никто не рылся в моих вещах. По коридору шёл Фёдор Илларионович, он сообщил:
— Барин, Исидор говорил мне, что вы хотели забрать ваш сейф. Его достаточно проблематично вынимать, возможно, если вы поедете на такси, то ограничитесь изъятием его содержимого? Там не так много бумаг. Я нашёл чемодан, подарок вашего деда, не изволите ли?
Вспомнить, где располагается сейф, я не смог.
— Давайте. И подскажите, где сейчас он? — спросил я.
Дворецкий странно на меня посмотрел.
— Где сейф? Он расположен вот за этим постером с Аямэ Мико… Чудесная певица, помню, вы мне давали её послушать. Так… вот, держите чемодан.
Я захлопнул дверь комнаты. Расположил чемодан на кровати и отодвинул картину с полуголой японской девушкой, стоящей вполоборота и жеманно обнимающей микрофонную стойку. Дверца сейфа располагалась чуть глубже стены, а рычажок ручки упирался ровно в ту точку под постером, на котором у стройной японки было мягкое место. Ещё одна тайная любовь реципиента? Вспомнилось, что в Верх-Исетске я слышал по новостям, что у неё турне по России. Наверняка бывший владелец этого тела был бы счастлив побывать не её концерте, но времени на это не было.
Пальцы крутанули рукоятку инстинктивно — на одиннадцать делений влево, затем на пять вправо, затем на одно влево. Дверца открылась.
Признаться, я думал, что там будет немного наличности, о чём говорил Сид — как раз столько, чтобы перехватиться полторы недели до моего первого аванса. Но наличности оказалось много. Пачки купюр в пять и десять рублей лежали в три стопки на верхнем отделении, а в отделении ниже лежали целлофановые пакетики здоровенных монет по пять и десять копеек и хаотично разбросанные купюры поменьше — по пятьдесят копеек и по рублю.
