Но этот успех оказался последним для первой девятки пикировщиков. На помощь старшему брату пришли эсминцы. Бешеный огонь сорокамиллиметровых 'пом-помов' принес успех: бомбометание остальных восьми пикировщиков можно было назвать прицельным лишь условно. К тому же два самолета оказались подбитыми, и если один из них ушел с дымом в сторону авианосца, явно надеясь посадить машину, то второй загорелся самым недвусмысленным образом. Пилот вынужден был прыгать с парашютом с высоты триста метров. На него уже никто не обращал внимания.
Командир второй эскадрильи приказал атаковать следующий крейсер, принимая во внимание, что первый явно был сильно поврежден и сильно отстал от строя. Однако успех оказался еще более скромным. Ни одна бомба не поразила 'Лондон'. Правда, один промах пошел на пользу: сброшенная чуть ли не с двух тысяч метров бомба угодила в эсминец и пробила тонкую палубу. Так, по крайней мере, утверждали летчики эскадрильи. Они не могли точно знать природу повреждений, но тяжелый дым пожара был виден издалека, а наиболее глазастые углядели также заметный крен. Это обошлось бомбардировщикам в три машины, причем из двух летчики не успели или не смогли выпрыгнуть.
Из третьей девятки в цель попали двое. Теперь горело жарко и ярко также на крейсере 'Лондон'. Но тот, в отличие от эсминца, явно не собирался тонуть. Даже наоборот, артиллерия пыталась вести огонь по надвигающимся французским крейсерам. Двое оставшихся кораблей это уже делали - и не без успеха. Одно попадание получил 'Сюффрен', в результате у него заклинило носовую башню. Все бывшие там в этот момент, натурально, оказались сильно контужены. Но броня выдержала.
Новыми действующими лицами явились два французских линкора. У тех орудия главного калибра на тот момент были как бы не лучшими в мире. А не особо сильная броня все же вполне могла противостоять восьмидюймовым приветам от 'лондонцев'.
Отбомбившиеся и пощипанные эскадрильи французов спешно возвращались к 'Беарну'. А с того в темпе поднимали в воздух всю авианаличность, которая оставалась: шесть пикировщиков. И тут сказалось взаимодействие немцев и французов.
Лютьенс прекрасно понимал, что сохранить скрытность уже никоим образом невозможно. И, нарушив режим радиомолчания, он сообщил о подходе двух авианосцев к месту сражения. Их он обнаружил радаром, хотя линкоры пока что не давали сигнала. Решение было не из сложных. Крейсера уже были поклеваны французскими коллегами; авиация внесла свой, пусть и небольшой вклад. Авианосцы являли собой куда более привлекательную цель, особенно с учетом их заведомо слабого зенитного вооружения.
Но британцы не были слабаками в тактике. Те из 'суордфишей', которые уже были в воздухе, решили связать боем приближающуюся шестерку. Скажем так: приложили все усилия, чтобы связать. Насколько такое было вообще возможно в отношении противника, имевшего полуторакратное преимущество в скорости. А палубных истребителей ни у одной из сторон не было.
В результате бомбы все же упали, скажем так, в направлении 'Глориеса'. Атака была почти успешной. Три бомбы были сброшены с высоты две с половиной тысячи метров и, конечно, ушли далеко в сторону. Еще один пикировщик получил свое от зенитчиков и с дымом ушел на базу. Но ведь результат оценивают по тому, что вышло. Так вот, оно вышло. Бомба, правда, не попала в летную палубу, она всего лишь рванула почти под носовой оконечностью. Дифферент французские летчики оценить не могли, но он появился. И оказалось, что взлет с палубы сделался совершенно невозможен. В результате командир авианосца вынужден был дожидаться своих птенцов, после чего ему надлежало отправиться в сухой док ходом не более двенадцати узлов. Превышение скорости грозило не штрафом от инспектора дорожной полиции, а гибелью корабля: по докладу стармеха, переборки такого бы не выдержали.
Торпедоносцы с 'Илластриеса' оказались умелыми и храбрыми (впрочем, трусы в палубной авиации не встречаются вообще). Они нацелились на линкор 'Дюнкерк'. Французские зенитчики стреляли на расплав стволов. Семь самолетов оказались сбиты при выходе в атаку, сколько-то 'суордфишей' сбросили торпеды как попало - и все же восемь торпед оказались нацеленными именно туда, куда надо. Под волнами Немецкого моря скрылись две их них, после чего злополучные торпеды никто не видел и не слышал. Еще три промахнулись - линейный корабль ловко юркнул в сторону. Ну вроде как слон при виде опасности стремительно прячется в траве. Еще одна взорвалась сама по себе, не дойдя до цели аж целых полкабельтова. Видимо, на ней сказалось нетерпение, отягощенное взвинченным состоянием. И одна все же попала и взорвалась. Но тут уж сработала противоторпедная защита. Кораблестроители предусмотрели для кораблей этого класса продольные узкие отсеки с поперечными переборками. По результатам испытаний было решено заполнить эти отсеки материалом вроде пенорезины. Это дало положительный эффект. При том, что корпус оказался пробитым, большого затопления не случилось.
Дальше дело пошло почти как в известном анекдоте, когда пришел лесник и...
На поле боя появились ребята с большими калибрами. Нарисовались как английские, так и немецкие тяжеловесы. И сразу же оказалось, что ни та, ни другая сторона вовсе не горит желанием любой ценой вбить противника в волны Немецкого моря. Основная причина миролюбия заключалась в том, что 'купцы' исчезли в неизвестном направлении. Британцы не хотели начинать охоту с непредсказуемым результатом, грозящую изрядными потерями. Немцы же полагали, что коль скоро боевая задача выполнена, то взаимное мордобитие выглядит не очень-то необходимым.
С британского флагмана скомандовали 'поворот все вдруг' на шестнадцать румбов. Немецкий адмирал отдал почти такую же команду, только что поворот был не на все шестнадцать. Французы пошли на юг. Им еще предстояло прорываться по Ла-Маншу в Брест.
Глава 5
В Хабаровске чкаловский самолет встречали без излишней помпы. Скорее наоборот: аэродромное начальство вкупе с приглашенными, включая первого секретаря Хабаровского крайкома ВКП(б), председателя крайисполкома и иных, рангом помельче, проявило исключительную деловитость. Волна восхищения самолетом и экипажем прокатилась, спора нет. Но сразу же после приветствия посыпались вопросы типа:
- Чем можем помочь?
- Какие пожелания в части отдыха?
- Не желаете ли доложить в Москву?
На это Валерий Павлович как командир отвечал, что, разумеется, надо заправить баки ('У вас ведь топливо имеется?'), также проверить состояние разных жидкостей. Также он уверил, что машина ну никак не может быть бомбардировщиком, вооружения она вообще не несет, зато имеются места для пассажиров, и на этих креслах можно даже поспать. В данный момент речь об отдыхе экипажа не шла ('Отдыхать будем в воздухе'). И конечно, командир кратко доложился начальству, прекрасно зная, что оно, в свою очередь, не замедлит сообщить дальше наверх.
С топливом проблем и вправду не было: его завезли заранее и с хорошим запасом.
Дальневосточное прославленное гостеприимство - такая вещь, полностью избежать которую абсолютно невозможно. Можно лишь удержать его в некоторых рамках. Ввиду горячего энтузиазма встречающих всем членам экипажа преподнесли по маленькому бочоночку красной икры. При этом глава коммунистов края Геннадий Андреевич Борков не преминул отметить:
- Сам, своими руками солил! В Елисеевском гастрономе такую нипочем не найдете!
Эти слова были чистой правдой.
Но Чкалов, не имея специального образования, наукой создания благоприятного образа владел весьма недурно:
- Товарищи, если есть потребность переправить в Москву некие документы или посылки из не особо тяжелых, можем с оказией доставить. Например, забрать специальную почту, даже вместе с фельдъегерем.
Фельдъегерская служба - из тех, где имеют силу приказы только полномочного начальства. Потребность в пересылки почты была, но сначала фельдъегерь связался по телефону с руководством, получил от него 'добро' и только после этого пошел собирать невеликий по весу багаж.
