— Благодарю вас, — сказала она.
— Хайль Гитлер! — ответил офицер люфтваффе, что отнюдь не добавило Людмиле радости от сотрудничества с немцами.
Когда на следующее утро их с Молотовым все в той же тряской повозке привезли к взлетной полосе, Людмила обнаружила, что наземная служба немцев покрыла крылья и фюзеляж ее «У-2» мазками белой краски. Один из парней, одетый в комбинезон, сказал:
— Теперь вы станете больше похожи на снег и скалы. Советское зимнее маскировочное покрытие было почти сплошь белым, ибо снег покрывал степь более ровным слоем, нежели горы. Людмила не знала, насколько поможет такая побелка, но подумала, что хуже от нее не станет. Парень из наземной службы широко улыбнулся, когда она поблагодарила его на своем не слишком правильном немецкой языке.
Повнимательнее приглядевшись к горам, в направлении которых они летели, Людмила только порадовалась, что послушалась совета немецкого летчика и не попыталась лететь ночью. Полоса, куда ей было приказано сесть, располагалась неподалеку от деревушки Берхтесгаден. Когда она посадила там свой «кукурузник», ей подумалось, что резиденция Гитлера находится в этой деревне.
Однако вместо этого их путь продолжался в длинном вагоне подвесной дороги вверх по склону горы. Людмила узнала, что гора называется Оберзальцберг. В течение всего подъема Молотов сидел с каменным лицом, смотря прямо перед собой. Он почти не разговаривал. Что бы ни происходило за маской его лица, для окружающих это оставалось неизвестным. Он пристально смотрел поверх часовых на двух пропускных пунктах, не обращая внимания на колючую проволоку, опоясывающую резиденцию.
Когда вагон наконец прибыл в Бергхоф, резиденция Гитлера напомнила Людмиле симпатичный курортный домик (вид отсюда открывался великолепный), окруженный всем тем, что требовалось для резиденции нацистского вождя. Молотова спешно проводили внутрь Бергхофа. Людмиле показалось, что она увидела фон Риббентропа — немецкого коллегу наркома иностранных дел. Она помнила лицо нацистского министра, часто мелькавшее в кадрах кинохроники в течение тех странных двух лет, когда Советский Союз и Германия соблюдали договор о дружбе.
Людмила была недостаточно важной персоной, чтобы ее разместили в Бергхофе. Немцы повели ее в дом для гостей, находящийся поблизости. Оказавшись в шикарном вестибюле, она могла думать лишь о том, какой же эксплуатации рабочих и крестьян стоило возведение таких хором. Людмила была абсолютно убеждена, что в лишенном эксплуататорских классов Советском Союзе никто не захотел бы жить среди подобной ненужной роскоши.
По лестнице вниз спускался офицер в щеголеватой черной форме немецких бронетанковых войск. Судя по двум большим звездочкам на расшитых погонах — полковник. На его груди справа красовалась крупная яркая восьмиконечная золотая звезда со свастикой в центре. Полковник был худощав, гладка выбрит и выглядел вполне своим человеком в окружении фюрера. При виде него Людмила ощутила себя какой-то мешковатой коротышкой, оказавшейся явно не в своей тарелке. Она поправила висящий на плече вещмешок, где находились все ее нехитрые пожитки.
Это движение привлекло внимание щеголеватого полковника. Он остановился, пригляделся и вдруг бросился по паркету прямо к ней.
— Людмила! — закричал он, прибавив на довольно приличном русском языке:
— Какой черт принес вас сюда? Его лицо изменилось, но голос она узнала.
— Генрих! — воскликнула Людмила, изо всех сил стараясь произнести его имя так, как оно звучало на немецком языке.
Людмила несказанно обрадовалась этой встрече. Не обращая внимания на удивленные взгляды сопровождающих и не желая знать, что подумает Молотов, когда ему станет известно об этой встрече, она обняла Егера. Он с энтузиазмом ответил ей тем же.
— Вам сразу дали полковника, — заметила она. — Замечательно.
Егер улыбнулся, как бы осуждая сам себя.
— Мне предложили выбирать: либо чин подполковника и Рыцарский Крест, либо полковничьи погоны, но в придачу — лишь золотой Германский крест. Они думали, что я предпочту славу. Я выбрал чин. Чины сохраняются дольше.
— А ваш механик, Георг Шульц, теперь у нас. Он обслуживает мой самолет.
— Он жив?! Чертовски этому рад!
— Да, у нас есть о чем поговорить.
— Еще бы.
На какое-то мгновение лицо Егера приняло то осторожное выражение, которое Людмила впервые увидела у него в украинском колхозе. Но потом вновь появилась улыбка.
— Еще бы! — повторил Егер. — Так много всего хочется сказать!
