Орден - Мельников Руслан

Дерптские рыцари бросились на выручку поверженному господину, яростно ошиблись с русско-татарским полком. Какой-то вассал павшего епископа атаковал «цундапп». На счастье Бурцева, горячий дерптский парень видел в самоходной телеге-убийце большее зло, чем в ее наезднике, и удар тяжелого копья пришелся в многострадальную коляску. Звон. Треск. Люлька пробита. Наконечник намертво засел в спинке пустующего сиденья пулеметчика. Длинное древко не переломилось — оно так и осталось торчать над развороченной пулеметной турелью нелепым прямым рогом.

Тряхнуло от копейного тарана капитально. Бурцев с трудом удержал машину, поддал газу, и всадник, тянувшийся уже за мечом, остался позади. Фигово, если так пойдет и дальше: Бурцев вовсе не желал расставаться со своим железным конем до тех пор, пока не настигнет фон Берберга.

Избегая стычек со смелыми и внушая ужас малодушным, телепая застрявшим в коляске копейным древком, подскакивая на кочках-трупах, он кружил между дерущимися. Он искал главного врага… Врага не было. Нигде! Мелькнувший было за дерптским епископом гербовый медведь вестфальца больше не показывался. Зато… Бурцев и сам не заметил, как слепой случай вынес его прямиком к знамени ливонского магистра. Может быть, попытать счастья там?

Он бросил рокочущий мотоцикл на рыцарей, прикрывавших знаменосца. Лошади всадников шарахнулись в стороны. Кресты, кресты, кругом одни кресты. Облом! Герба с медведем нет и здесь!

Безумная ярость берсерка охватила Бурцева. Он заорал, как давно уже орали все вокруг — громко, страшно. И погнал «цундапп» к главному знамени крестоносцев. Немцы, как могли, пытались остановить трехколесную ревущую телегу. Арбалетный болт царапнул по мотоциклетному крылу. Чей-то меч сшиб с головы шлем. Боевая секира расколола заднее сиденье. А Бурцев, пригнувшись к самому рулю, несся вперед.

Голову растерявшегося знаменосца защищал не топхельм, а открытый остроконечный шлем поверх кольчужного капюшона. И Бурцев прекрасно видел распахнутые от ужаса глаза всадника. Рот ливонца раззявлен в беззвучном крике. Миндалевидный щит висит у седла, меч покоится в ножнах. Казалось, немец при виде несущегося на него мотоцикла впал в ступор. Как, впрочем, и рыцарский конь. В последний момент конь все же попытался уйти с дороги, а ливонец неловко прикрылся стягом.

Бурцев чуть вывернул руль. Дерптское копье, тупой конец которого все еще торчал из пробитой коляски, ударило рыцаря в бок. Древко разлетелось в шепу. Знаменосец вывалился из седла. Ливонский стяг рухнул. «Цундапп» пронесся по поверженному полотнищу всеми тремя колесами.

Глава 41

А вот теперь павший стяг решил все. Русичи взревели. Немцы показали тыл. Теперь в бегство ударились даже самые упертые из крестоносцев. Да и не было больше ни у кого из них возможности держаться дальше. Бегущая толпа сметала и увлекала за собой всех. И как прикажете в такой суматохе искать штандартенфюрера с медведем на щите?

Бурцев сбавил газ, остановился, осматриваясь.

У самых колес лежал кнехт, пронзенный татарским копьем. Бурцев вырвал оружие из тела, бросил в коляску — авось пригодится. Копье было короче и легче трехметровых рыцарских дрынов, зато под наконечником хищно скалился коготь крюка. А эта штучка будет совсем не лишней.

Краем глаза он видел, как Александр Ярославич сшибся с ливонским ландмейстером. Дитрих фон Грюнинген упал — у немцев появилась причина бежать побыстрее… Только вот фон Берберга по-прежнему нигде не видать. Неужели и гордый вестфалец взял ноги в руки?

Новгородский князь остановился. Замахал руками, давая какие-то указания свите. Послышались пронзительные сигналы труб и сопелок, бой татарского барабана…

Преследовать разбитого противника тоже надо уметь. Здесь это умели. Пешцы остались на берегу, конница ушла в отрыв. Татары начинали «облаву» первыми. Вопя, улюлюкая, потрясая оружием, они гнали обезумевшего противника по льду замерзшего озера так, как привыкли гонять в родных степях табуны лошадей или стада сайгаков. Дружинники Александра присоединялись к воинам Арапши. И вскоре Бурцеву стал понятен замысел князя.

Победители отсекали побежденным прямой и кратчайший путь к Соболицкому берегу. Немцев и их союзников теснили в сторону, гнали наискосок — по Узменьскому проливу. Прямиком туда, где фашистские танки и «мессершмитт» обстреливали войско князя. Снаряды и бомбы нарушили там целостность ледового покрова, и немало русичей сгинуло вчера в полыньях. Сегодня пришла очередь ливонцам хлебать студеной водицы. Даже если за ночь на Узмени и встал новый ледок, он будет слабеньким и ненадежным.

Скверно! Бурцев выругался. Очень скверно! Если спасшийся в битве фон Берберг тоже утонет, как тогда быть с Аделаидой? Мотоцикл рванул вдогонку бегущим.

Тяжелый «цундапп» по хорошей дороге идет под сотню километров. Ровный лед озера под плотным снежным настом был не такой уж и плохой дорогой. Сначала Бурцев догнал и обогнал княжеских дружинников, потом прорвался между татарскими всадниками. И теперь вот несся среди ливонцев. И пешие и конные в ужасе расступались перед взбесившейся трехколесной самоходной телегой. Никто даже не помышлял о сопротивлении. Но Бурцеву плевать было и на пеших, и на конных. Его сейчас интересовал только…

— Фон Бер-бе-е-ерг!

Настиг вестфальца он у Соболицкого берега, когда передние ряды крестоносцев дружно ухнули под воду на истрескавшемся, разбитом вчерашним обстрелом льду. Штандартенфюрер был не среди первых, а потому вовремя удержал коня. Разгоряченное животное роняло клочья пены, от конских боков валил пар. Присев на задние ноги, жеребец с диким ржанием пятился прочь от края разверзшейся полыньи. А там — среди белого и искрящегося на солнце крошева — с полдесятка человек еще отчаянно боролись за жизнь. Напрасные старания… Тяжелые доспехи тянули рыцарей ко дну не хуже камня, повешенного на шею. Никто не выбрался из стылой ловушки. Последний раз в тщетном призыве о помощи взметнулась над ледяной кромкой чья-то окольчуженная рука. И все. И лишь пузыри да колышущиеся льдинки на потревоженной парящей водной глади.

— Фон Берберг!

Вопль Бурцева, рокот мотоциклетного двигателя…

Всадник в нагрудной котте с изображением медведя оглянулся.

— Фон Берберг!

Всадник развернул коня. Щит эсэсовца висел у седла. Меч болтался сбоку. Ни к тому, ни к другому вестфалец не притронулся. Правая рука Фридриха фон Берберга метнулась к нагрудному ковчежцу для святых мощей. Ковчежец этот уже не пустовал.

Бурцев вдавил ручку газа до упора. Известно ведь, на какие «мощи» уповает штандартенфюрер, — они будут пострашнее епископской булавы. Фон Берберг успел выхватить из потайной кобуры новенький «вальтер». Бурцев успел пригнуться, прежде чем прозвучал первый выстрел.

Второго не последовало…

Перепуганное, зажатое меж полыньей и мотоциклом животное поднялось на дыбы. Отказываясь повиноваться наезднику, отчаянно замолотило передними копытами по воздуху.

Копыта здоровенного боевого коняги опустились на коляску. «Цундапп» впечатался жеребцу в брюхо. Подцепил, опрокинул несчастную животину навзничь. Бурцев не рассчитал — перестарался: тяжелый военный мотоцикл набрал достаточную скорость, чтобы смести со своего пути любое препятствие. Смести в прямом смысле.

Удар! Жуткий, словно об упругую стену. Смачный звук раздираемой плоти, хруст сломанных костей, скрежет исковерканного металла…

Бурцев вывалился на лед. Мотоцикл увлек и обрушил покалеченное животное в полынью. Туда же с плеском упал и пистолет эсэсовца. Боевой рыцарский конь и конь железный сразу ушли на дно. Несчастный жеребец еще ржал, двигатель «цундаппа» еще работал, когда вода захлестнула обоих.

Фон Берберг вовремя соскочил с седла и высвободил ноги из стремян. Зацепился за край полыньи, да так и замер по грудь в стылой водице: шлем-ведро диковинным поплавком торчит над поверхностью, пальцы отчаянно скребут лед.

По инерции Бурцев подкатился на животе к самой воде. Едва не уткнулся носом в топхельм штандартенфюрера. Испуганные затравленные глаза глядели на него из узкой смотровой щели. Мокрая рука в кольчужной рукавице норовила схватить его руку. Бурцев инстинктивно отпрянул, отполз от опасного пролома.