Вечером в лабораторию, выделенную ей колонистами, заглянули капитан Лукия и Рале. Никого из совета с ними не было, похоже, им здесь доверяли. Но это можно понять: куда ж они денутся с единственного корабля на планете?
– Есть результаты, Толедо? – осведомилась капитан Лукия.
По ней, как всегда, невозможно было понять, что она чувствует и хочет ли по-настоящему помочь колонии. Наверно, хочет… Капитан – она добрая. Добрее, чем полагается по уставу. В прошлом она шла на нарушения, чтобы помочь обитателям колоний. Один раз Ноэль подставила ее… и за это до сих пор было стыдно до слез.
– Кое-какие есть, – отозвалась Ноэль. – Я изучила водоросли и тех существ, которых здесь употребляют в пищу.
– Здесь их зовут рыбами.
– Рыбами их можно назвать с большой натяжкой, но – пусть будет так. Рыбы. Тут, кстати, не только они, но и моллюски…
– А это что, важно? – хмыкнул Рале.
– Да не особо. Все, что мне дали для исследования, обладает высокой питательной ценностью, это отличный набор микроэлементов, витаминов, полезных жиров…
– Мы не на кулинарном шоу, Толедо, – прервала ее капитан. – Переходите сразу к выводам.
– Если кратко, это полезная пища, но она ничем не отличается от той полезной пищи, которая уже есть у флота. На Левиафане хватает полезных пищевых ресурсов, но стоимость их добычи, с учетом расположения и состояния планеты, можно назвать неоправданно высокой.
– Чего и следовало ожидать. А тот образец, который добыл Триан? Вы его изучили?
Об этом Ноэль как раз говорить не хотелось. То есть, однажды пришлось бы – и говорить, и отчет писать. Но она надеялась, что у нее будет больше времени на подготовку, чтобы она смогла подобрать правильные слова – самые дружелюбные из всех возможных.
Увы, память капитана работала с безупречностью компьютера. Лукия Деон не забывала ничего.
Тяжело вздохнув, Ноэль перешла к рабочему столу под яркой лампой. Там под защитным чехлом была аккуратно разложена препарированная тушка местного «паука». Конечно, Триан многое уничтожил своей типично варварской атакой, и все же Ноэль сумела разобраться, что к чему.
Она злилась на Триана. Не должна была, ведь он попросту выполнял миссию, а все равно злилась. При определении будущего колонии учитывается все! У Левиафана и так пока нет значимых плюсов. А паук этот – проблема, одна из причин отказаться от исследования планеты.
– Так что это такое и откуда оно взялось? – спросила Лукия, скользнув по мертвому хищнику безразличным взглядом.
– Оно местное… Из воды. Оно пришло из воды.
Она хотела говорить как можно меньше. Тут как на суде: каждое слово может быть использовано против тебя. Но Рале был слишком умен, чтобы не заметить этот трюк, главное он сказал за нее:
– Не просто из воды. Это существо охотится, закрепляясь на твердой поверхности. Вероятнее всего, оно поднялось с самого дна.
– Не обязательно! – возразила Ноэль. Получилось куда эмоциональней, чем она хотела. – Возможно, оно изначально закреплялось на водорослях, а водоросли у них тут тянутся со дна до поверхности!
– Это возможно, – кивнула Лукия. – Я даже допускаю, что на корабль оно попало не само по себе, а именно с водорослями. Но инструкция предписывает нам в таких случаях отталкиваться от худшего сценария. Предположим, что изначально это существо обитало на дне. Какой из этого вывод, Толедо?
– Что местные формы жизни очень легко адаптируются, – упавшим голосом признала Ноэль.
Люди появились на планете недавно – условно, век назад. Они принесли на Левиафан само понятие суши. До этого у паука не было возможности выбраться на воздух и вот так охотиться. Следовательно, у него ушло меньше века на то, чтобы адаптироваться к охоте на новую добычу. А раз ему успели дать название, это не единичный случай, а вполне нормальное здесь явление.
Существо, которое бесполезно и опасно – жирный минус колонии. Тем меньше шансов у Оудена когда-либо покинуть планету и получить медицинскую помощь!
Ноэль не представляла, откуда взялась эта мысль.
– Укажите это все в отчете, Толедо, – велела Лукия. – И продолжайте работу. Образцов у вас еще хватает.
– Конечно, капитан.
Они ушли, и Ноэль заперла за ними дверь, ей не нужно было, чтобы ее сейчас застали врасплох. Она не сказала капитану, что уже перевыполнила норму работы, положенную хилеру по уставу. Но сама-то она об этом знала! Значит, теперь ей можно было заняться по-настоящему важным делом.
Она помнила обещание, данное Оудену, и не собиралась использовать предоставленное ей оборудование колонии. Это несколько ограничивало ее возможности – но не сильно. Для работы с кровью нужно не так уж много.
Ноэль не представляла, что обнаружит, даже догадки не строила. Меры были слиянием настолько разных видов, что вся их жизнь была аномалией. Да и какой смысл гадать? Загрузив образец в сканер, она терпеливо ждала, что удастся обнаружить компьютеру. Когда на экран начали выводиться первые данные, Ноэль только и могла, что смотреть на них. Она была слишком ошарашена, чтобы делать выводы.
Она готовилась к тому, что будет СТРАННО. Но то, что она видела перед собой сейчас, было ПЛОХО. Есть же разница!
– Боже мой… – прошептала Ноэль, и даже этот шепот показался ей слишком громким в тишине пустой лаборатории.
Она поспешно извлекла образец, перезапустила всю технику, а потом начала анализ с нуля. Она надеялась, что это всего лишь техническая ошибка, что все на самом деле не так ужасно. Однако ничего не изменилось: компьютер безжалостно выдал ей те же данные. Патология стала очевидной, и попытки ее игнорировать ничего бы не изменили.
Теперь Ноэль предстояло принять только одно по-настоящему важное решение: говорить об этом Оудену или нет.
* * *
Раньше он мог хотя бы думать, о чем хочет и как хочет. Оуден не предполагал, что однажды это станет привилегией. Но это медику можно было размышлять о чем угодно до тех пор, пока он не болтает об этом вслух. Для мера были разрушительны даже некоторые мысли, потому что они подрывали дисциплину.
Как ему безропотно подчиняться приказам, если у него в голове все время зудит мысль о том, что он совершил ошибку? Она отвлекает, жалит, как сок пламенной лилии. Ее нужно отгонять от себя, потому что, если дать ей свободу, она продолжит разрастаться. Она начнет задавать ему вопросы, которые способны его убить. Что было бы, если бы он не поторопился? Он думал, что спасает детей Беттали единственным возможным способом. Но вот прибыла Ноэль, и у нее есть свое оборудование, свои лекарства… Быть может, она смогла бы спасти их безо всяких жертв? И что было бы, если бы он встретил ее человеком?
Оуден был вынужден с горечью признать, что она осматривала его как объект. Он для нее не был врачом – да и не мог быть. Человеком тоже не был. Она не смотрела на него, как на равного, а ему этого хотелось.
Он бежал от этих мыслей, как в прошлом, еще до перевоплощения, бежал бы от тварей с глубины. Оуден скрывался в буквальном смысле: он делал все, чтобы его пути не пересеклись с пришельцами. Пусть с ними общаются те, у кого еще есть власть в колонии! А у него вообще ничего нет.
Так он и оказался в одном из залов отдыха. Он надеялся, что всеобщее веселье, не угасающее здесь, передастся и ему. Он хотел бы напиться, но забродивший сок водорослей не действовал на меров. Он слушал пение, которое раньше ему нравилось, однако теперь оно раздражало. Ему хотелось уйти, он лишь усилием воли заставлял себя сидеть на месте, и это мало походило на отдых.
Появление на сцене Лаирды должно было все исправить, а оно не исправило ровным счетом ничего. Нет, Лаирда по-прежнему была прекрасной, очаровательной, нежной… Она не изменилась, изменился он. Он смотрел на Лаирду через новое знание о ней, от этого уже было не скрыться.
Седара в зале не было – он сейчас все время проводил с пришельцами. Поэтому у Лаирды не было причин оставаться после того, как закончилось ее выступление. Но она, как ни странно, не ушла отдыхать. Она со сцены скользнула к зрителям и спустя секунду оказалась рядом с Оуденом. Не спрашивая разрешения, она уютно устроилась на диванчике у него под боком.
