"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Войтенко Алекс

А Банан, видимо, удовольствие получал, что у него просили. Я тогда слушал-слушал, потом вышел, дал Банану в бороду, забрал велосипед и увёл пацанов на другую сторону дома. Сам покатался немного и отдал велик им, а Банану пригрозил, что тот получит ещё, если заберёт свой велосипед. Ну, что, Робин Гуд я, ага! Тогда даже Валерка-Грек офигел. Он ещё не огребался от меня по полной программе. Да-а-а…

Сегодня было тридцать первое декабря, и Семёныч не хотел ехать потому, что у него всё болело, а тут вроде как праздник, застолье, а он на антибиотиках и на обезболивающих. Но я его убедил, что от бокала шампанского его печень не отвалится, если ещё не отвалилась, и он согласился. Я позвонил в магазин и сказал, что готов передать отремонтированных два штуки «Акая» — были у меня в резерве, не все я им отдавал — и готов взять ещё сколько есть.

Оказалось, что «Акаи» кончились, есть комплект «Текникса», но тот мёртвый давным давно. «Просто как-то „затерялись“ на магазинном складе», — сказала заведующая. И больше пока ломаной аппаратуры не будет до следующей поставки, которая предвидится только летом. Вот так… Иссяк источник моего дохода. Чтобы выходила из строя работающая японская техника, я случаев не знал. Да-а-а…

Однако, когда я вечером заехал за «Текниксом», Ирина Георгиевна вдруг подмигнула мне и прошептала на ухо:

— Пойдём выйдем.

Мы вышли на улицу.

— Прослушали мы твою запись, Джони. Я тебя только так теперь называть буду… Так вот… Прослушали мы с девочками и прибалдели. Огромное тебе спасибо за такой подарок к Новому году. Девчонки сейчас множат запись со страшной силой. Там у нас есть подсобка, где мы новые диски катаем на плёнку. И я тебе сажу, что никакая западная музыка и в подмётки не годится твоей. Это же ты их научил, и они твои песни поют? Правду Андрей говорил. Ты — супер, Женя. Ой! То есть, Джо-о-они, оу, йе!

Заведующая была слегка «датая». Вечер тридцать первого декабря, однако.

— Я тебя люблю! Ты мой ангел-спаситель… Или это… Хранитель. Короче. Андрей сегодня сказал, что у тебя усилители получаются лучше японских. Да?

— Преувеличивает он. Немного. От деталей зависит. Я леплю из старья нашего, или брака заводского чешского. Из него пару подобрать очень трудно. Приходится фильтрами убирать помехи. И осциллографа у меня нет нормального. Тоже на старье настраиваю. На японских деталях, я бы, не слепил бы, а сваял лучше «Текникса». Чуйка у меня, Ирина Георгиевна.

— Вот и у меня чуйка. У меня такая чуйка, что я вся чешусь. Мы с тобой такую муть можем замутить…

— Ирина Георгиевна, давайте поговорим после праздника. Я к вам числа пятого заеду. Думаю, с этими коробками, — я показал на стоящие в машине, — подольше повозиться придётся.

— Там комплект, если что.

— Да, понял я. Кто-то вернул?

— Ага. Ты разберёшься. Они давно стоят. Пришлось выкупить обратно. Я на две штуки впухла. Починишь, можешь за половину забрать. У меня есть такие. А эти…

Ирина Георгиевна негрубо ругнулась.

— Эти «кровососы» — никто не взялся. Говорят «работа дороже аппаратуры». Козлы! Они все с Тоськой из «Электроники» дружат. Знаешь магазин «Электроника» на Столетии?

Я кивнул головой.

— Там Тоська работает, а в «Доме Быта», что на Русской — Светка замша. Вот мы через «Дом Быта» и должны ремонтировать технику. А они не хотят браться. Меня сковырнуть хотят, понимаешь.

Ирина Георгиевна сначала чуть не заплакала, а потом вдруг резко воспрянула.

— А теперь — вот им!

Она скрутила так называемую «фигуру из трёх пальцев».

Мы тогда быстро уехали, а я и дома, нарезая салат и замешивая майонез в блендере, купленном у Ирины Георгиевны «из-под прилавка». Хорошая машинка! Мощная! Даже внешне красивая! Шарообразное такое основание, на подрезиненых ножках! И сделанная в СССР, между прочим, а не в какой-нибудь Венгрии, или Германии. Купил я там же и миксер «Метеор» производства «Воронежского завода», но майонез взбивал в блендере, ибо так проще.

Забросил в него два яйца, по пол чайной ложки соли и сахара, пару чайных ложек горчицы, немного уксуса и взбил. Продолжая перемешивать медленно влил стакан подсолнечного масла. Пока он загустевал, мелко нарезал ингредиенты для мясного салата: заранее отваренную говядину, картофель, яйца, морковь, лук, солёные баночные огурчики, закатанные Женькиной матерью летом.

Потом нарезал ингредиенты для крабового салата: варёные яйца, морковь, краб, лук, баночный огурчик. Смешал всё это с отваренным рисом и вынес на балкон. По настоящему живого краба я купил на автобусной остановке ещё в конце ноября. Продавал крабов мужик в рыбацком костюме, видимо только что поднявшийся от моря. Крабы ещё даже шевелились.

Дома я ему откусил «бокорезами» клешни и отварил в большой кастрюле вместе с головой. Тогда я съел только печень и мясо из хвоста. Оно не такое сладкое, но мне нравится. Мясо из панциря я тогда вырезал, завернул в пергамент и заморозил. Теперь достал, разморозил и мелко нарезал.

Мать ещё днём замариновала свинину, которая сейчас доходила в духовке под слоем картофеля и остатками магазинного майонеза.

В квартире пахло мандаринами из «заводского» подарка, яблоками и ёлкой, которую мы привезли с Семёнычем на крыше «Буханки». Водитель-румын, как обычно щедро простимулированный финансово, самолично прикрепил ёлку к крыше верёвками.

Новый год прошёл очень по-семейному. Только мать несколько раз всплакнула, вспомнив, что «Сашенька обещал приехать, а не приехал». Она уже знала, что брат бросил институт и уехал на БАМ. Не я об этом ей сказал, а от него в конце сентября пришло письмо, где он написал, что уехал на стройку «века». Что скоро все комсомольцы поедут строить БАМ, а пока они, как передовой отряд разведчиков… Ну и так далее…

Я всё время ждал звонка в дверь и мысленно перекрестился только в двенадцать часов, когда по радио сказали: «… во Владивостоке полночь», так как помнил наши «минуты расставания» и не знал, как буду смотреть «брату» в глаза. Побоялся, наверное, приехать и он. А в письме лишь обнадёжил мать.

Мама после того, как мы встретили новый семьдесят четвёртый год, извинилась и, набрав закусок, убежала к соседке смотреть «Голубой огонёк». Только после этого Семёныч «выдохнул» и немного расслабился.

— Что-то я себя словно не в своей тарелке чувствую, — проговорил он, наливая себе в рюмку водки. Пить шампанское Семёныч категорически отказался.

Я посмотрел на него, чуть улыбнулся и, постаравшись придать своему голосу нейтральный тон, сказал:

— Ну, что ты, Евгений Семёныч так напрягаешься? Сегодня у нас праздник. Посидели, встретили Новый год, что ещё надо для счастья? Сейчас со стола салаты уберу, стол разберу и спать заляжем.

— Мамка твоя убежала к соседке…

— Она к ней всегда убегает. Традиция у них такая. Та тоже без мужа живёт.

— Эх! Что ж ты не сказал… У меня же в кандейке есть старенький, могли бы принести…

Я позволил себе рассмеяться.

— Тот КВН — раритетная вещь, пусть у тебя стоит. Мы новый купим. Ирина обещала. Вот телевизор купим, думаешь, перестанет убегать к соседке? Нет.

— Это — да. Есть у них манера такая, кучковаться и мужикам косточки перемалывать. Сейчас, небось, меня обсуждают.

— Да и пусть им…

— Не-е-е… Вредны такие общения. У женщин нет дружбы. Вот у мужиков как? Один купил машину, все обсуждают. Никто не завидует. А у баб наоборот. Там зависть к подруге постоянная. Они и мужиков друг у дружки обивают, только из-за пакости. У нас подруга друга — табу. Редко какой мерзавец сподобится, а у них, увести — как так и надо. Природа у них завистливая.

— Может быть, может быть, — подумал я, ничего не сказав на слова моего пожилого товарища, с которым мы почему-то сроднились.

Он был какой-то простой, понятный и надёжный. Но я знал по его невнятным рассказам, что он учился даже оперативной работе и выполнял какие-то задания заграницей. А Мишкин отец, будучи его дублёром, «так и просидел дома, не понюхав пороху».