— Алтан — что-то вроде бога академии. Это не значит, что он счастлив.
Как только разговор коснулся Алтана, Рин позабыла половину вопросов, которые намеревалась задать про Цзяна. Они с Катаем выспрашивали Рабана об Алтане до конца обеденного перерыва. Вечером она попыталась расспросить Куриль и Арду, но они не рассказали ничего существенного.
— Иногда я встречаю Цзяна в лечебнице, — сказала Арда. — Энро держит для него раскладную койку. Раз в два месяца Цзян остается на пару дней, а потом уходит. Может, он болен. Или просто любит запах дезинфекции, не знаю. Однажды Энро застукал его на попытке нанюхаться снадобий.
— Цзюнь его не любит, — добавила Куриль. — И несложно догадаться почему. Какой еще наставник будет так себя вести? Да еще в Синегарде? — Она возмущенно скривилась. — Он позорит академию. А почему ты спрашиваешь?
— Да просто так, — сказала Рин. — Из любопытства.
Куриль передернула плечами.
— Поначалу им интересуется каждый курс. Все считают, что в Цзяне есть что-то большее, а Наследие — стоящий изучения предмет. Но ничего подобного. Цзян — просто шутка. Потеря времени.
Но наставник по Наследию был реален. Цзян — член совета академии, даже если шатается по территории и раздражает других преподавателей. Никому другому не сошло бы с рук то, как Цзян постоянно задирает Цзюня. Но если Цзян не утруждает себя преподаванием, то что он делает в академии?
На следующий день Рин немного удивилась, увидев Цзяна у ворот академии. С него бы вполне сталось просто позабыть о ней. Она уже собиралась спросить, куда они идут, но Цзян махнул ей, приказав следовать за ним.
Видимо, придется привыкнуть к тому, что нужно следовать за Цзяном, не получая никаких объяснений.
Не успели они начать спуск, как наткнулись на Цзюня, возвращающегося из города вместе с группой кадетов.
— Ага, полоумный и деревенщина. — Цзюнь остановился. Кадеты смотрели слегка настороженно, словно уже видели подобную перебранку. — И куда же вы направляетесь в такой прекрасный день?
— Не твое дело, Лоран, — огрызнулся Цзян.
Он попытался обогнуть Цзюня, но тот перегородил дорогу.
— Наставник покидает территорию вместе со студенткой. Интересно, что на это скажут, — прищурился Цзюнь.
— Наверное, что наставник такого ранга и статуса может найти дела и поинтересней, чем якшаться со студентками, — бодро ответил Цзян, глядя на кадетов Цзюня.
Куриль это явно возмутило.
Цзюнь нахмурился.
— У нее нет разрешения покидать территорию. Она должна получить письменное разрешение от Цзимы.
Цзян протянул правую руку и задрал рукав до локтя. Поначалу Рин решила, что он ударит Цзюня, но Цзян лишь поднес локоть к губам и издал такой звук, будто пердит.
— Не похоже на письменное разрешение, — бесстрастно произнес Цзюнь.
Рин подозревала, что это представление уже разыгрывалось неоднократно.
— Я наставник по Наследию, — сказал Цзян. — А это означает кое-какие привилегии.
— Например, привилегию ничему не учить?
Цзян вздернул подбородок и важно заявил:
— Я научил ее группу сокрушающему чувству разочарования и преподал даже один еще более важный урок — что они значат гораздо меньше, чем воображают.
— Ты научил и ее группу, и все предыдущие, что Наследие — это шутка, а наставник по Наследию — неуклюжий кретин.
— Так попроси Цзиму меня уволить, — дернул бровями Цзян. — Я знаю, ты уже пробовал.
Цзюнь закатил глаза с выражением невыносимого страдания. Рин подозревала, что это единственная разумная часть каждой их стычки.
— Я доложу об этом Цзиме, — предупредил Цзюнь.
— У Цзимы есть и более важные занятия. Если я приведу малышку Рин к обеду, Цзиме будет плевать. Так что прочь с дороги.
Цзян щелкнул пальцами и велел Рин идти за ним. Не открывая рта, она побрела следом.
— Почему он так вас ненавидит? — спросила Рин, когда они спустились с горы в сторону города.
Цзян пожал плечами.
— Говорят, во время Второй опиумной войны я убил половину его людей. Он никак не может этого пережить.
— А это так? — посчитала необходимым спросить Рин.
Он снова пожал плечами.
— Понятия не имею.
Рин не знала, что на это ответить, а Цзян не стал вдаваться в подробности.
— А теперь расскажи о своей группе, — попросил через некоторое время Цзян. — Кучка титулованного отродья?
— Я плохо их знаю, — сказала Рин. — Они все… То есть…
— Умнее? Лучше подготовлены? Более важные персоны?
— Нэчжа — сын наместника провинции Дракон, — буркнула Рин. — Что я могу этому противопоставить? Отец Венки — министр финансов. Отец Катая — министр обороны или что-то в этом духе. Семья Нян — лекари наместника провинции Кролик.
— Вполне типично, — фыркнул Цзян.
— Типично?
— В Синегарде любят коллекционировать отпрысков наместников. Держат их под тщательным присмотром.
— Зачем? — спросила Рин.
— Чтобы иметь на них влияние. Идеологическая обработка. Нынешние наместники слишком сильно ненавидят друг друга, чтобы совместно участвовать в деле национального масштаба, а имперская бюрократия имеет слишком мало власти на местах, чтобы их заставить. Взгляни хотя бы на состояние имперского флота.
— У нас есть флот? — удивилась Рин.
— Вот именно, — фыркнул Цзян. — А раньше был. В общем, Дацзы надеется, что Синегард скует поколение лидеров, которые будут любить друг друга, а главное — подчиняться трону.
— А в моем лице она прямо золотую жилу нашла, — пробормотала Рин.
Цзян с улыбкой покосился на нее.
— А что, ты разве не хочешь стать хорошим солдатом империи?
— Собираюсь, — поспешила ответить Рин. — Но мало кто из однокурсников меня любит. Или вряд ли полюбит.
— Ну, это потому, что ты смуглое крестьянское отродье, которое не умеет произносить букву «р», — весело отозвался Цзян и свернул в узкий проход. — Сюда.
Он повел Рин по кварталу мясников, где стоял тошнотворный запах крови и толпился народ. Рин заткнула нос пальцами. В переулках выстроились мясные лавки, зажатые совсем тесно, почти друг на друге, словно неровные зубы. Через двадцать минут, после множества поворотов, они остановились у сараюшки в конце квартала. Цзян трижды постучал в шаткую деревянную дверь.
— Чего надо? — раздался изнутри визгливый голос.
Рин аж подпрыгнула.
— Это я, — бесстрастно откликнулся Цзян. — Твой самый большой любимец во всем свете.
Внутри послышался лязг металла. Через пару секунд дверь открыла иссохшая крохотная женщина в бордовом халате. Она кивком поприветствовала Цзяна и подозрительно покосилась на Рин.
— Это вдова Маун, — сказал Цзян. — Она кое-что мне продает.
— Наркотики, — прояснила вдова Маун. — Я наркоторговка.
— Она имеет в виду женьшень и всякие корешки, — сказал Цзян. — Чтобы меня подлечить.
Вдова Маун закатила глаза.
Рин завороженно следила за этим обменом репликами.
— У вдовы Маун есть одна проблема, — бодро продолжил Цзян.
Вдова Маун отхаркалась и сплюнула комок мокроты в грязь, под ноги Цзяну.
— Нету у меня никакой проблемы. Это ты создаешь эту проблему по неизвестной мне причине.
— В общем, — продолжил Цзян все с той же идиллической улыбкой, — вдова Маун любезно позволила тебе помочь ей с решением этой проблемы. Не приведете ли животное, госпожа Маун?
Вдова Маун скрылась в подсобке лавки. Цзян жестом велел Рин следовать за ним внутрь. Рин услышала за стеной громкий визг. Чуть погодя вдова Маун вернулась с визжащим животным в руках и поставила его на прилавок.
— Вот поросенок, — сказал Цзян.
— Поросенок, — согласилась Рин.
Поросенок был крохотным, с локоть Рин, с пятнистой черно-розовой шкурой. Вздернутый пятачок создавал впечатление, что поросенок смеется. Он был удивительно симпатичным.
Рин почесала его за ушами, и он благодарно потыкался в ее руку.
— Я назвал его Сунь-цзы, — радостно объявил Цзян.
Вдова Маун зыркнула на него так, словно не может дождаться, когда же он наконец уйдет.
