Узник криво усмехнулся.
— О, великая и ужасная «Четверка»! Ваши коллеги уже бывали здесь не раз, господин Черкасов. Если вам что-то нужно выяснить, спросите у них.
Я покачал головой.
— Ты всегда был высокомерным хамом, Павел, но сегодня превосходишь сам себя. Что, больничная еда настолько надоела? Так это легко исправить. Впрочем, тюремное меню тебе понравится еще меньше.
Княжич крови снова смерил меня презрительным взглядом.
— А ты поиздеваться пришел, Николаев? На моих костях топчешься? Еще не надоело упиваться собственным триумфом?
Я равнодушно пожал плечами.
— Глаза в мои тебя не видели. Но вот закавыка — ты можешь помочь следствию. Прояви благоразумие и не закапывай себя еще глубже.
Павел склонил голову набок, его глаза потемнели от гнева.
— Глубже⁈ Куда еще глубже, господа? Я стал простолюдином без единой капли магической силы! Мне светит ссылка в задницу мира без права возвращения мне и моим потомкам! И, вероятно, и вовсе реальный срок. Куда еще глубже мне себя закапывать?
В голосе Павла звучала едва сдерживаемая истерика. Да уж, родственничек сейчас переживал личную драму, но у меня уже не получалось ему сочувствовать. Так обгадиться еще нужно было умудриться. И пусть скажет спасибо, что вообще выжил.
Черкасов не стал втягиваться в перепалку. Он взял из моих рук прозрачный пакет с маской, и поднял её так, чтобы Павел мог её разглядеть.
— Павел Дмитриевич, вам знакома эта вещь?
Павел прищурился, изучая маску. На мгновение на его лице промелькнуло что-то вроде узнавания, но он тут же скрыл это выражение за дежурной саркастичной усмешкой.
— Не знаю. Выглядит, как реквизит для бала-маскарада.
— Павлуша, — вмешался я, делая шаг вперёд, — мы оба знаем, что это не просто безделушка.
Он посмотрел на меня с презрением.
— Я ничего не скажу, пока не получу вестей о своей матери и сестре.
— Они будут в безопасности, — ответил Черкасов. — Вопрос их возвращения в империю на контроле у самого великого князя Федора Николаевича.
— Тогда почему я до сих пор ничего о них не знаю? — Павел повысил голос, откинувшись в кресле. — Вы хотите, чтобы я помогал вам? Дайте мне подтверждение, что моя семья вне опасности.
Черт, как же он меня раздражал. Я глубоко вздохнул, пытаясь сохранять хладнокровие. Павел явно пытался тянуть время, и мне пришлось действовать жёстче.
— Ваше высочество, судя по всему, вы не совсем адекватно оцениваете свое положение, — сказал я, сев на край кровати напротив него.
Он взглянул на меня с высокомерной усмешкой, но я уловил в его глазах проблеск беспокойства.
— Правда? — Павел скрестил руки на груди. — Мне кажется, что вы здесь из-за того, что вам от меня что-то нужно.
Я улыбнулся. Видимо, мою физиономию так перекосило в этот момент, что Павел отстранился и вжался в кресло.
— Знаешь, что мне нужно, Павлуш? — медленно проговорил я, глядя на него, словно изучал интересный экспонат в музее. — Мне нужно остановить людей, которые выпустили стимулятор в народ. Цена твоего молчания — жизни людей, которые понятия не имеют, что эти пилюли их убьют. Каждая новая смерть будет на твоей совести. А затем, уж поверь мне, я добьюсь того, что ты за это ответишь. Я сделаю так, что ты всю свою оставшуюся жизнь проведешь в каменном мешке без окон в полном одиночестве. Не имея возможности увидеть никого, кто был тебе дорог. Без книг, связи и бесед. У тебя даже не будет возможности просто закончить свою бесполезную жизнь, и ты будешь тихо сходить с ума в четырех стенах. И все, что у тебя останется — воспоминания о былом величии, которое ты просрал.
На последнем слове даже Черкасов крякнул. Павел отвёл взгляд, его челюсть сжалась.
— Ты понятия не имеешь, с кем имеешь дело, — прошептал он. — Даже я не знаю. Никто не знает…
— А ты думаешь, что нас это остановит? — резко ответил я. — Тебе дали шанс — сотрудничать. Неужели ты настолько глуп, чтобы его упустить?
Он замолчал. Несколько секунд в палате царила напряжённая тишина.
— Хорошо, — наконец выдохнул Павел, всё ещё избегая смотреть мне в глаза. — Что вы хотите узнать?
Черкасов снова поднял маску.
— Вы видели этот предмет в Римском клубе?
Павел медленно кивнул.
— Да, конечно. Там все носят маски. Конкретно эта — маска слуги Плутона, — произнёс он. Они называют себя свитой. Все, кто работал на Плутона, носили эти маски на вечеринках.
— Символ на маске означает принадлежность к свите? — спросил Черкасов. — Вот этот знак.
Павел молча кивнул.
— Ты видел самого Плутона? — спросил я. — Можешь описать хотя бы рост, комплекцию…
— Я не видел его. Когда меня к нему проводили, он говорил со мной из-за шторы. Я слышал только его голос. Мужской, не молодой и не старый. Обычный… — ответил Павел. — Он всегда оставался в тени. Мы знали только его эмиссаров. Плутон тогда велел передать мне стимулятор, и слуга вручил мне заказ.
Мы с Черкасовым снова переглянулись. Значит, есть зацепочка.
— Ещё что-нибудь? — уточнил я.
— Это всё, что я знаю, — устало сказал узник.
— Спасибо, Павел Дмитриевич, — Черкасов крепче перехватил пакет с маской и жестом показал мне на выход. — Желаю вам скорейшего выздоровления.
— Не смешите.
Когда мы вышли из палаты, я заметил, как Черкасов снова уставился на нашу улику.
— Теперь всё встаёт на свои места, — сказал он. — Я должен доложить начальству, и они примут решение о дальнейших действиях. Давайте подброшу вас до Корпуса, Алексей Иоаннович. На сегодня все.
— Буду признателен, — отозвался я.
У Черкасова завибрировал телефон, и он удивленно уставился на экран.
— Незнакомый номер. Погодите, отвечу.
Он нажал на кнопку и приложил телефон к уху.
— Черкасов слушает. — Экспедитор покосился на меня. — Да, со мной. Рядом.
Я распознал лишь, что голос на том конце был мужским. Но связь в старом корпусе барахлила, и голос был искажен помехами. Черкасов внимательно выслушал говорившего и удивленно вскинул брови.
— Понял. Хорошо. Через час будем.
Он повесил трубку и выглядел озадаченным.
— Кто это там по мою душу? — спросил я.
— Не поверите, но… ваш брат. Виктор Иоаннович хочет срочно встретиться. Через час в кафе у некого Эмиля. Он сказал, вы знаете.
Глава 24
Мы с Черкасовым остановились за квартал до неприметного здания на Садовой улице. Обновленная вывеска над входом гласила: «У ЭМИЛЯ. Настоящая ливанская шаверма».
Внутри доедали поистине царские порции двое поздних посетителей, пока сам хозяин суетился за стойкой, убирая остатки овощей из лотков. Через десять минут заведение должно было закрыться.
Я мельком посмотрел на вывеску и кивнул в сторону арки.
— Лучше пройти со двора.
— Согласен. Если ваш брат решил встретиться в подобном месте, значит, светиться не хочет.
Виктор ни черта не объяснил Черкасову, когда приглашал на встречу. Но откуда-то выяснил, что я половину дня таскался с «Четверкой», и перехватил меня через экспедитора. Растет братец, не теряет времени в столице, потихоньку обзаводится связями. Молодец.
Черкасов молча последовал за мной. Стандартный для старой питерской застройки двор-колодец был завален деревянными палетами. Здесь же характерно пованивал контейнер с мусором, куда и жильцы, и «коммерсы» сбрасывали отходы. Под нашими ногами врассыпную бросилась парочка встревоженных крыс.
Одна из неприметных дверей на первом этаже открылась, и во мрак двора вышла тощая фигурка. Это был чернявый паренек лет пятнадцати с мешком в руках — шел к контейнеру. Он остановился, когда я шагнул из темноты, и чуть было не выронил мусор.
— Ой! Кто здесь⁈ — голос подростка дрогнул, но он быстро взял себя в руки, заметив моё лицо.
— Здравствуй, Заир, — улыбнулся я. — Помнишь меня?
Парень широко распахнул глаза, а затем, узнав меня, тут же согнул спину в поклоне.
— Господин Алексей! Простите, не узнал сразу! — Заир прижал руку к груди и склонил голову.
