И это только первый день наступления. Армия Дмитриева продержалась пять суток, но не устояла и была отброшена за речку Вислок. Командующий фронтом старый Иванов воспринял прорыв всего лишь как мелочь, поэтому приказал контратаковать, немедленно восстановив положение. Попытался подтянуть резервы, но было поздно. Несмотря на отдельные успехи, вскоре начался хаос, только усугубляемый нашим извечным кое-какством. Прорыв ширился, угрожая охватом уже четвертой и восьмой армиям. Тут еще медвежью услугу оказал командарм одиннадцатой Щербачев, двинув войска на карпатские перевалы. Ну а третья армия закончила отход к Сану, потеряв сто сорок тысяч человек убитыми, ранеными и пленными. Остальные войска отступили к Перемышлю – его вскоре пришлось оставить, как впоследствии и Галицию с Польшей.
Нечто похожее происходило и теперь. Вот только мне совершенно непонятно, почему молчат наши всезнайки «форточники», ведь даже дураку ясно, что Иванова нужно убирать с должности главкоюза!.. Стоп! Не путай, Михаил Иванович. Не путай. Какой такой Иванов? После киллерской выходки Алексея Бакунина фронтом давно командует Брусилов. Тогда почему он допускает ошибки? Неужели и тут «форточники» ничего не предприняли, а лишь поспособствовали скорому переводу генерала на новую должность? И поспособствовали ли?
«Секретную информацию обычным подпоручикам знать не полагается, – размышлял я, стараясь утихомирить в очередной раз закипающий во мне гнев. Вот в войне победим, тогда и начнем разбираться, кто, кому и что должен сообщать…»
Меж тем наш отряд сопровождения выехал на большую дорогу, моментально попав в очередной поток отступления, где все несется сплошной массой, в несколько рядов, толчками, сцепившись колесами и постоянно сталкиваясь. Мы отступаем, вечер наступает, но не исчезает царящая вокруг каша из криков, ругани, ссор. О-па! А вот и один из нынешних байкеров права качать вздумал.
– Дорогу! Дорогу… вашу мать!! – орал молодчик в кожаном шлеме и очках, сидя на мотоцикле «Индиан», более похожем на что-то среднее между велосипедом и мопедом. Это тебе не «Ямаха», под триста км гнать способная, и даже не «Ява», взятая на халяву. Из здешних агрегатов и полсотни, должно быть, выжать не выйдет.
И все же несмотря на эти неутешительные тех-характеристики дореволюционный байкер смог отвоевать себе трассу, заслужив в спину немало проклятий.
Мы тоже двигаемся, но уже в ночи. И опять знакомые мне еще по двадцатому корпусу картины. Многие, пользуясь вынужденными остановками, моментально засыпают в пыли, у колес орудий, в седлах. Уткнувшись головами в седла лошадей, уже дремлют ездовые. Минута-другая сна, и снова все вскакивают, чтобы продолжить движение. Мне же спать не хочется, как и барону, нашедшему более разговорчивого собеседника, чтобы пудрить ему мозги, вещая про своих монгольских волшебников, способных не только сидя в позе двойного лотоса пребывать в нирване и читать мантры во славу Будды. Там такой мистический винегрет, что и сам Бодхитхарма [131] не разберется…
Ну вот опять про Джа-ламу [132] восточную сказку начал:
– …Это удивительный человек. Как истинный служитель Будды, он не пьет, к тому же не курит и сурово наказывает тех, кто нарушает эти запреты, лупит провинившихся плеткой так, что крики слышны по всему Кобдо. А знаете, как он освятил свое боевое знамя-сульдэ из золотистой парчи?.. По старинному монгольскому обычаю приказал зарубить у подножия дерева пленного китайского солдата и использовать его пролитую кровь в качестве святой воды.
– Вас послушать, так этот лама скорее походит на жесткого Чингисхана, а не на смиренного монаха.
– Что поделать, но таким его сделала сама жизнь и многолетние странствия. Он исходил вдоль и поперек всю Центральную Азию, жил в Тибете, много лет провел в монастыре Дре-Пунья в Лхасе, добирался до Индии, служил у пекинского чиновника, составляя календари. И всюду он впитывал тайные знания, благодаря которым внушил страх и почтение монголам. Те его боятся, считают воплощением Амурсана [133], верят, что князю покровительствуют злые духи степей – мангасы, но я-то знаю, в чем тут дело. Князь сам открыл мне свою тайну. У него есть древний амулет, наделяющий его владельца невероятными возможностями.
– Любопытно. И каковы же они, позвольте полюбопытствовать?
– О, с помощью амулета можно сделать очень многое! Но амулет выбирает лишь самых достойных, среди которых, как вы сами понимаете, оказался однажды и князь. Знаете ли вы, как был взят штурмом Кобдо? С помощью магии. Ходили слухи, что перед штурмом крепости Джа-лама внушил своим воинам – церикам видения о прекрасном будущем Монголии, свободной от китайского ига. Церики узрели шатер, наполненный небесным светом, а в нем вокруг алтаря с фигурами Будды и жертвенными свечами на шелковых подушках восседали герои, которым еще только предстояло пасть во время штурма. Они ели дымящееся мясо из драгоценных блюд, пили вино, курили золоченые трубки и чинно беседовали… Но все это лишь слухи и болтовня, а вот возможность управлять с помощью магии желаниями других – реальность…
Господи, за что? За что ты позволил «форточникам» свершить очередное самоуправство, отправив меня к этому новоявленному гуру с интереснейшей биографией, но бредовыми идеями? Мало ли повсюду ходит других людей, жаждущих знаний о сокровенных тайнах мира? Почему такая радость свалилась именно на мою голову?
«По кочану, Миша, – ответил я сам себе. – Терпи. Не впервой же».
Буду терпеть, авось вознаградится однажды мое терпение.
Глава 11
«А вот и командир отряда – твой непосредственный начальник…» – с этих слов Садовского и началось мое знакомство с родовитым эстляндским (балтийским) бароном, а ныне подъесаулом первого Нерченского полка Забайкальского казачьего войска Романом Унгерном фон Штенбергом. Да, да, это тот самый «бешеный барон», дружок атамана Семенова и будущий представитель Белого движения, а заодно монгольский князь цин-ван, муж маньчжурской принцессы, лютый диктатор Халхи, вздумавший возродить ни много ни мало империю Чингисхана от Тихого океана до Каспия и свергнуть большевистский режим. Но это все будет после революции, с началом Гражданской, когда Россия погрузится в смуту, а ныне барон успешно воюет за пока еще Российскую империю, налеты делает со своими казаками на вражеские позиции…
Нет, я не спорю. Знакомство интересное. Очень уж колоритным оказался этот человек, уверяющий всех в том, что ведет свой род от самого «Бича Божьего» Аттилы Гуннского, приводившего много столетий назад в трепет обе Римские империи. И это еще что. Следом за Аттилой сквозь века тянулся пестрый хвост из восемнадцати поколений рыцарей и пиратов, разбойников и алхимиков, путешественников и затворников. Может быть, именно столь значимая родословная не удерживала барона в родном Ревеле, а неустанно тянула вперед, к славе и подвигам, вопреки всему. И даже воля родителей, определивших учиться упрямца в Морской корпус на мичмана, в расчет не шла. Обучение барон не закончил, решив однажды, как и многие его соратники, пойти вольнопером на Японскую войну. Повоевать там ему удалось самую малость – долго ехал по Транссибу, мотался с документами по штабам, наконец, попал к сибирским стрелкам, отличился под Мукденом, заработал солдатского «Георгия». После очутился под Сыпенгаем на охране дорог, где с необычайной лютостью гонял и таежных разбойников хунхузов, и кавказцев-снабженцев купца Громова, не изменивших даже в Маньчжурии своей привычке таскать скот отовсюду не спрашивая. А дальше снова мир и снова метания. В Морской корпус барон не вернулся, а пошел учиться на пехотного офицера, став «павлоном». Впечатленный еще с войны забайкальскими казаками он выбрал службу в их рядах и поехал в Даурию. Там же заработал сабельный шрам на лбу после дуэли с сослуживцем, пьянствовал, буянил, был осужден офицерским судом, выиграл дикое пари, в одиночку добравшись по тайге до Благовещенска, побывал в казачьей пулеметной команде, сек революционеров в Якутии, а после буквально «заболел» Востоком. Притом «заболел» настолько основательно, что с головой бросился в очередную авантюру, занесшую его в загадочные степи монгольской Халхи. Бродяга добрался до Кобдо, где встретился с Джа-ламой, а уж тот, согласно опять же рассказам самого барона, прямо сейчас продолжающего пудрить мозги случайному ночному собеседнику, посвятил гостя в тайны мира, сокрытые от глаз непосвященных:
