Орден - Мельников Руслан

Глава 53

Эсэсовский офицер был еще жив. В водянистых глазах — ничего, кроме безумия и паники. Позади немца звонко цокали копыта: Бурангул и Збыслав пытались утихомирить взбесившихся после телепортации лошадей.

А по броне уже топтался кто-то еще. А потом еще и еще… Люди — теперь уже пешие — возникали из багрового — цвета крови — ниоткуда, сыпались с танка, ошалело и торопливо откатывались, отползали в стороны, уступая место все новым и новым воинам. Десант новгородцев и татар заполнял коридор: десятка полтора бойцов Дмитрия и Бурангула отправился вслед за трофейным танком из Дерпта в подвал Взгужевежи. Правда, никто больше не смог заставить коней въехать в пульсирующие ворота телепортационного портала. Впрочем, оно и к лучшему: даже в просторных подвалах «Башни-на-Холме» коннице все же тесновато будет.

— Стоять! — взмокший эсэсовец наконец выдрал «вальтер» из кобуры. — Не сметь! Прекратить!

Освальд стоял. Стоял перед ним. С обнаженным клинком. И он смел. И прекращать не собирался. Удар меча. Выбитый пистолет летит к стене.

Изумленный, полный ужаса возглас:

— Кто ты?!

Ответ, преисполненный достоинства и жгучей ненависти:

— Хозяин этого замка. Пан Освальд из Добжиньских земель. Герб моего рода — серебристая башня — донжон Взгужевежи на синем фоне.

— Спроси у него! Спроси… — Бурцев молил про себя: только бы мстительный поляк на этот раз не слишком торопился с возмездием. Но добжинец знал, что делать. И о чем спрашивать — тоже знал. И методика допроса у рыцаря-разбойника оказалась действенной. Меч поднялся над головой немца.

— Теперь твой черед называть свое имя или боевое прозвище, девиз или фамильный герб, если они у тебя имеются! — тоном неумолимого палача потребовал шляхтич.

Гитлеровец попытался взять себя в руки:

— Оберфюрер СС… Комендант замка Взгужевежа…

Дослушивать поляк не стал:

— Ты будешь казнен немедленно, пан комендант Обер Фюрер Эсэсовский, если не сообщишь, где здесь содержатся пленники…

Меч в руке Освальда поднялся еще выше. Что-то в его голосе заставило Фишера проявить готовность к сотрудничеству. А может быть, фашика просто добило абсурдное столпотворение вокруг. Танк, татарские стрелки, русские дружинники…

— Там! — не оборачиваясь, немец указал на коридор за своей спиной. И вынул из кармана ключ.

В ту же секунду фуражка на его голове развалилась надвое. Голова — тоже. Клинок врубился в череп эсэсовца по самые зубы.

Тело рухнуло, задергалось.

— Если ты сообщишь, то все равно будешь казнен, — закончил свою речь добжинец. — Прими Господь милосердный эту грешную душу, коли тебе такое по силам. Аминь.

Пан Освальд оставался верным себе: чем меньше живых врагов, тем лучше.

— Ва-а-аслав! Твоя моя поджидай! — взмолился из рассеивающейся багровой пелены китаец, которого едва не затоптали в давке. Но ждать Сыма Цзяна было некогда — Бурцев уже подхватил ключ от темницы и несся по коридору вслед за добжиньским рыцарем.

Впрочем, «вслед за» он бежал недолго. Отягощенный доспехами поляк не мог сейчас похвастать спринтерской скоростью. Уже между спешившимися Бурангулом и Збыславом Бурцев пробежал первым. А если на коня? Нет, не стоит, здесь — не чисто поле, здесь лучше на своих двоих. Закозлит, не дай Бог, коняга под подвальными сводами, встанет на дыбы — шея сразу напополам.

— Вацалав! — окрикнул татарский сотник.

— Пан Освальд! — позвал оруженосец-литвин.

— Оставайтесь здесь! — приказал Бурцев по-татарски. — Прикройте нас с тыла.

— Ждите! — рявкнул добжинец по-польски. Сзади, у танка, уже слышался зычный голос

Дмитрия. Новгородец не терял времени даром — расставлял бойцов для обороны. Русичи и татары взламывали двери по обе стороны от бронированной машины — там будет удобно прятаться от «невидимых стрел» и бить врага в случае атаки.

Бурцев бежал. Освальд пыхтел и звенел кольчугой за спиной.

Коридор резко уходил вправо, и именно оттуда им навстречу выскочили двое. С автоматами. Охрана темницы!

— Что случилось?! — на ходу орали по-немецки встревоженные эсэсовцы. — Откуда лошади? Кто кричал?!

Потом оба наткнулись на Бурцева. И увидели добжиньского рыцаря. При полном доспехе. С мечом в руке. Хвататься за автоматы — поздно. Немцы полезли врукопашку. Бурцев перехватил руку первому. Вывернул. Бросил фашика Освальду. Добжинец сориентировался мгновенно — нанизал эсэсовца на клинок. Пока меч был занят, Бурцеву пришлось повозиться со вторым противником. Здоровым гад оказался. И боксировал нехило. Даже ногами махать пытался. Но подсечка в развороте бросила фрица хребтом об пол. Меч Освальда довершил расправу.

Это был тот самый коридор и заканчивался он той самой тупиковой дверью, за которой в прошлом году томилась Аделаида. Повторяется… все повторяется. Впрочем, замок в дверь врезан новый и выкован он явно не кузнецами тринадцатого столетия. Маленький ключик оберфюрера легко вошел в узкую скважину.

Дверь темницы распахнулась.

Ох, до чего рад был бы сейчас Бурцев, если б на него, как в прошлый раз, бросилась с горшком каши в руках милая княжна. Но княжна не бросилась. Не бросилась и Ядвига. Никто не бросился. Обманул фашик?!

Целую секунду они с Освальдом стояли на пороге, напряженно вглядываясь в полутьму затхлого каменного мешка. Стояли молча, боясь вскрикнуть, боясь позвать, боясь утратить последнюю надежду. Электрический свет бил из коридора, из-за спин, разгоняя мрак и выкладывая на шершавом полу дорожку к глухой каменной кладке. Дорожка эта упиралась в противоположную стену и исчезала. За пределами освещенного пространства густые тени пожирали всех и вся.

Еще секунда… Глаза привыкали — медленно, постепенно. Бурцев рассмотрел две кровати возле сырых стен. Да уж, кровати… Грубо сбитые доски, а сверху — солома и тряпье.

Справа — пусто. Слева… кажется, слева кто-то лежал под грязным одеялом. Что?! Что все это значит?! Что одну девушку уже не спасти, а вторую еще можно? Что какую-то из пленниц отделяют от них столетия, а другая — вот она, здесь, перед ними? Но кому? Кому повезло?

Василий Бурцев и пан Освальд Добжиньский бросились внутрь, отпихивая друг друга.

— Аделаида!

— Ядвига!

Куча тряпья шевельнулась. Куча тряпья повернулась…

Фридрих фон Берберг смотрел на них из-под замызганной шинели. Избитый, окровавленный. С синяками и ссадинами на бледном лице. Фридрих фон Берберг улыбался. Криво, невесело, без издевки, почти сочувствующе.

Глава 54

— Ты-ы-ы!

Рев Освальда был страшен. Разочарование оказалось слишком, слишком велико, и никаких допросов рыцарь вести не желал. Поляк взмахнул мечом. Отточенная сталь прогудела в воздухе.

Но так же нельзя! Сейчас — нельзя! Бурцев едва успел отпихнуть плечом разъяренного спутника. Добжинец грохнулся на пол. Клинок выпал, звякнул о камень. Бурцев поднял оружие.

— Отдай! — Освальд повис на его руке.

Они пыхтели и боролись. Вестфалец сел, сбросив шинель. Он молча улыбался грустной понимающей улыбкой. И не предпринимал никаких действий. Абсолютно! Будто и не его судьба решалась сейчас.

— Отдай! Я убью мерзавца!

— Не смей, Освальд! Он может знать!

— Все равно! Разве ты не видишь — уже поздно! Отдай меч!

— Твой друг прав, полковник, — неожиданно подал голос штандартенфюрер СС. Говорил он негромко, но четко. Фридрих фон Берберг не торжествовал, нет. Скорее уж сопереживал. — Девушек вам не спасти. Их уже увели.

Как ни странно, но именно эти слова утихомирили добжиньца. Освальд отцепился от Бурцева. В сердцах сорвал шлем, громыхнул многострадальным топхельмом о стену. Затем с тоскливым кольчужным звяком опустился на пол. Обхватил голову руками, глухо застонал. Смертельно раненным зверем застонал.

Бурцев повернулся к фон Бербергу:

— Где они?

— Там, — вестфалец кивнул на каменную кладку, которой едва касался свет из дверного проема.