Пока концерт не начался, мы успели пообщаться на разные темы. В том числе и насчёт Риты.
— Дочь была в восторге от посещения театра. Со мной-то она не очень откровенничает, а вот матери прямо-таки всё в деталях расписала. Ольга уж, понятно, мне потом пересказала.
Он с хитрецой посмотрел на меня, я изобразил на лице полнейшую невинность:
— И я был очень рад, что ваша дочь согласилась составить мне компанию. Я с ней рядом чувствовал себя так, будто мы знакомы всю жизнь.
И тут я если и приукрасил, то немного. Мы и перед спектаклем, и в антракте, и после спектакля болтали о самом разном, в том числе приоткрыли некоторые страницы каждый своей биографии. Моя-то поинтереснее была, хотя, конечно, рассказать я мог далеко не о всём. Но и того, что рассказал, с лихвой хватило, чтобы Рита слушала меня чуть ли не с открытым ртом.
— Сергей Михайлович, а вас здоровье часом не беспокоит? — сменил я тему. — А то заглянули бы ко мне в кабинет иглоукалывания.
— В моём возрасте да не беспокоит? — грустно хмыкнул генерал и отмахнулся. — Но это так, по мелочи.
— А всё равно зашли бы на профилактику и диагностику. Дело-то от силы получасовое, зато можно вовремя какую-нибудь неприятную хворь обнаружить.
— Ну если так… В какой день вам удобнее?
Определились на ближайшую среду. Потом Лебедев вспомнил, как с месяц назад организовал в Академии выступление Высоцкого, и каким скромным Владимир Семёнович оказался в обычной жизни. Ни капли звёздности.
Наконец заиграла музыка, и на сцену вышли ведущие мероприятия Анна Шатилова и Игорь Кириллов. Дальше, как и обещал Лебедев, пошло по привычной схеме: доклад Щёлокова и собственно концерт. Борис Штоколов, Святослав Рихтер, Клавдия Шульженко, Мстислав Ростропович, Галина Вишневская, Иосиф Кобзон, Николай Сличенко, Владимир Трошин, Алла Пугачева, София Ротару… В общем, звёзды первой величины. С другой стороны, попробуй откажи выступить для милиции. Затаит тот же Щёлоков обиду – и в случае чего сразу припомнит.
Ну и, конечно же, приятно было слышать выступление хора Академического ансамбля песни и пляски внутренних войск МВД СССР, исполнившего в первой части концерта «Боевым награждается орденом», а после антракта – «Прорвёмся». Реакция зала оказалась неожиданно восторженной. После того, как хор во главе с немолодым солистом закончил петь «Боевым награждается орденом», публика просто встала и с минуту аплодировала исполнителям. «Прорвёмся» пел уже дуэт солистов, как и весь хор, в милицейской форме. Тут, как мне показалось, больше аплодировала галёрка, где рассредоточились сотрудники органов не в самых высоких чинах.
— А, каково?! — с улыбкой пихал меня в бок локтем Лебедев. — Я ведь сразу понял, что эти вещи будут иметь успех.
Когда же всё закончилось, и мы с Сергеем Михайловичем направились к выходу, в фойе нас перехватил военный в звании подполковника.
— Товарищ генерал-лейтенант! Вас вместе с товарищем Кореневым приглашают в Малый зал.
— Николай Анисимович?
— Да, он.
— Мне тогда нужно водителя предупредить, что я ненадолго задержусь…
— Его предупредят, не беспокойтесь.
Пока шли за подполковником, Лебедев успел мне шепнуть:
— Похоже, на фуршет позвали. Не иначе Щёлокову песни ваши понравились. Сейчас поручкаемся с Николаем Анисимовичем. Держите себя скромно, но и не бойтесь, все министры – такие же люди.
Да я, собственно говоря, и не боялся. Когда-то в 90-е на какой-то конференции медиков в Москве жал руку самому министру здравоохранения России. Министром больше – министром меньше…
Наше короткое путешествие закончилось в небольшом, уютном зале с паркетным полом, сияющими люстрами и с расставленными в строгом порядке столиками, на которых стояли и бутылки, и закуска.
Наш провожатый тут же кинулся к Щёлокову, который стоял в окружении генералов с фужером шампанского в руке и что-то говорил всем сразу, поворачиваясь то к одному, то к другому, при этом активно жестикулируя.
После того, как подполковник доложил о нашем прибытии, Щёлоков тут же двинулся в нашу сторону, а за ним, как на буксире, поплелись и остальные генералы. Он, как и предупреждал Лебедев, начал с рукопожатий.
— Как дела в Академии? — первым делом поинтересовался министр.
— Да вроде всё нормально, процесс идёт.
— Славно… А это, выходит, и есть тот самый Коренев?
— Он самый, — подтвердил Лебедев.
Министр и со мной обменялся рукопожатием.
— Хорошие песни сочиняете, и слова, и музыка за душу берут. Вот, товарищи, какие у нас молодые и талантливые авторы песен, — обернулся он к генералам. — Растёт смена маститым композиторам и поэтам.
Не успел Щёлоков отойти, как мне руку протянул и улыбающийся Чурбанов. Решение созрело в мгновение ока. Не знаю, что там предпримут ШумскийCo, но у меня сейчас есть реальный шанс спасти жизнь Лебедеву. Несколько секунд, в течение которых я должен задержать руку Чурбанова в своей.
— Очень приятно познакомиться, Юрий Михайлович, — я быстрым движением пальцами левой активировал браслет на запястье правой руки, надеясь, что эта манипуляция не привлечёт лишнего внимания.
— Мне тоже очень приятно, — сказал Чурбанов, пока всё ещё не пытаясь вырвать свою ладонь из моей.
Насколько же это было сложно – моментальный выброс огромного количества собственной энергии, да ещё и с открытыми глазами, не имея возможности наблюдать за действием радужных «паутинок». За сколько я управился? Пять, десять секунд? Только когда понял, что дело сделано, позволил уже переставшему улыбаться, и даже скривившемуся замминистра освободить руку.
Понятно, что мне поплохело, ощутимо качнуло, но я не дал себе такого счастья – свалиться на пол, выстланный натёртыми мастикой (или чем обслуга тут их натирает) паркетными дощечками.
Да-а, выброс был знатный. С такими экспериментами можно и отъехать в страну вечной охоты. Ну или как минимум в чистилище в виде офиса с рогатой секретаршей и архангелами.
Я нашёл взглядом Чурбанова. Тот уже отвернулся, что-то говорил негромко Щёлокову. Пока протеже Брежнева ничего не почувствует. Я же не инфаркт ему устроил, а всего лишь подсадил надпочечники. Это может быть следствием чего угодно, тем более он алкоголик. Не исключено, что со временем у Чурбанова разовьётся остеопороз ввиду недостаточно выработки надпочечниками глюкокортикоидов.
Пользуясь тем, что высокое начальство на нас уже не обращало никакого внимания, я тут же принялся закидывать в себя разложенные по столам деликатесы. Но от спиртного отказался, только шампанского пригубил, когда Щёлоков произносил тост. А потом под шумок сделал ноги, естественно, успев попрощаться с Лебедевым.
В почтовом ящике обнаружил письмо от мамы. Надо же, решила по старинке почтой воспользоваться. А может, из экономии не звонит по межгороду. Писала, что на эти выходные забирали Маратку к себе, ходили в на аттракционы парк и в кино на «Неуловимых мстителей», закормили мальчишку мороженым. Юрий Васильевич говорит, что спустя столько лет снова почувствовал себя отцом. А самое главное, Марату понравилось, и он не против регулярно бывать в нашей семье. Ну то есть в семье мамы и дяди Юры, как он его называет. Приятно, чёрт возьми, думал я, сворачивая письмо и засовывая его обратно в конверт, что у парня хоть такая семья есть. А ведь многие детдомовцы и этого лишены.
Сергей Михайлович ко мне пришёл на диагностику в среду, как и договаривались. Лебедев признался, что регулярно проверяется в ведомственной поликлинике, и там говорят, что не всякий сорокалетний обладает таким здоровьем, как он. Единственное, в чём он признался смущённо, в последнее время его тревожат слишком частые мочеиспускания.
А вот это уже симптомчик… Я не стал рассказывать пациенту о своих предположениях, надо всё-таки лично удостовериться. Провёл диагностику, и обнаружил у генерала аденому предстательной железы. О чём я и сообщил пациенту.
— Это серьёзно? — с тревогой в голосе спросил Лебедев.
