— А теперь — кофе! — Объявил я, когда лакеи внесли в гостиную подносы с напитками. — Прошу прощения, я должен отлучиться на пару минут.
Я поспешно вышел из зала и отправился прямиком в непубличную часть дома — сейчас только здесь можно было спрятаться от назойливого внимания. Выйдя в коридор, я увидел сестру — Таня прислонилась ухом к дверям кабинета, за которыми слышались голоса.
Я показал ей кулак, и сестрица тут же отлипла от двери и засеменила ко мне.
— Не поверишь, что сейчас произошло! — Ее глаза блестели от возбуждения, и она набрала побольше воздуха в легкие, прежде чем выдать новость. — Только что Черкасов попросил у родителей руку Аграфены!
Глава 4
В этот момент в коридор зашёл Виктор, с хмурым лицом и явно слышавший слова Тани. Он молча прислонился к косяку арки и, не глядя на нас, бросил:
— Занятно. Похоже, Евгений Александрович решил действовать стремительно.
Он даже не скрывал ревности. Мне стало немного жаль брата: у него все еще оставались чувства к Аграфене, но он прятал их и стыдился лишний раз заговаривать с ней после того неприятного инцидента.
Вик понимал, что, будучи наследником, не сможет жениться на девушке столь низкого положения. Пусть Феня и принадлежала к обедневшему дворянскому роду и даже обладала потенциалом, но ее статус был несоизмерим с двоюродным братом императора. Тем более что Аграфена в итоге так и не приняла его ухаживаний.
— Столь серьёзное дело — и без нас? — улыбнулся я.
Мы обменялись взглядами и одновременно ринулись к кабинету отца. Таня пыталась что-то шептать, призывая к осторожности, но мы с Виктором были слишком взвинчены, чтобы это услышать.
Дверь кабинета не была заперта, и я распахнул ее, а Виктор вбежал первым. Следом вошел я, а Таня осталась в коридоре. Предпочитала все подслушивать, лиса такая.
Новоиспеченный подполковник Черкасов, выпрямившись, как на военном параде, держал перед нашими родителями небольшую бархатную коробочку, в которой сверкал ослепительный бриллиант.
— Это — подтверждение серьезности моих намерений, ваша светлость, — как раз говорил он. — Аграфена — редкая девушка, она сама — как драгоценность. И я хочу сделать её счастливой…
Но ему пришлось остановиться, когда мы вошли без стука.
— Алексей? — Удивилась матушка. — Виктор? Вы забыли, что нужно стучать?
— Простите за вмешательство, но мы не можем оставаться в стороне, — начал я, глядя в глаза матери, которая, кажется, уже начинала закипать от возмущения.
— Алексей, Виктор! — Анна Николаевна встала из кресла. — Что за манеры?
— Мы имеем право знать, что происходит, — отрезал Виктор. — Аграфена для нас не просто домочадец. Она…
— … она нам как сестра, — завершил я. — И мы не согласны с тем, чтоб её судьба решается за нашими спинами.
Черкасов криво улыбнулся и внимательно посмотрел на нас. В его взгляде не было раздражения или обиды, лишь спокойное достоинство.
— Ваша привязанность к Аграфене говорят о многом, господа Николаевы, — сказал он с лёгким поклоном. — Именно поэтому я хотел обсудить этот вопрос сначала с вашими родителями, прежде чем обращаться к ней напрямую.
— И всё же, — вмешался я, стараясь говорить мягче, — такие вещи требуют полной ясности. Вы уверены в своих чувствах, Евгений Александрович?
Он медленно кивнул.
— Да, Алексей Иоаннович. У меня есть всё, чтобы обеспечить Аграфене достойную жизнь. У меня звание подполковника, хорошее жалование, недвижимость. А главное — у меня есть искреннее желание сделать её счастливой.
Он показал коробочку с помолвочным перстнем, и мне пришлось признать, что кольцо было восхитительным. Большой бриллиант в изящной оправе переливался в свете лампы.
— Это кольцо — символ моих намерений, — добавил Черкасов. — Но я хочу, чтобы все было правильно.
Я улыбнулся.
— Евгений Александрович, я не сомневаюсь в серьезности ваших намерений и достойных условиях, которые вы готовы обеспечить женщине. Меня беспокоит долгосрочность этих намерений. Ведь вы известны как знатный ловелас. А я не хочу, чтобы близкий мне человек оказался жертвой очередной игры и вынес из брака лишь разочарование.
Матушка одобрительно посмотрела на меня и сразу добавила:
— Евгений Александрович, ваши намерения заслуживают уважения. Однако я согласна с Алексеем. Чувства требуют времени. Поэтому я предлагаю вам подождать хотя бы до осени. Если ваши намерения останутся столь же серьёзными, мы не станем чинить препятствий. Но предложение можете сделать в ближайшее время.
Отец кивнул.
— Согласен. Не мешало бы проверить чувства.
Виктор стоял молча, явно переваривая услышанное.
— Это разумное решение, — наконец сказал он. — Любовь, если она настоящая, выдержит проверку временем.
Черкасов выпрямился ещё сильнее и с лёгким поклоном ответил:
— Благодарю вас за доверие. Я, безусловно, согласен с вами и принимаю ваши условия.
— Что ж, решено, — улыбнулась матушка. — А теперь пора вернуться к гостям. Должно быть, они уже заскучали.
Все мы вышли из кабинета, но мы с братом отстали. Таня успела спрятаться так, что ее никто не заметил.
Виктор немного отстал от родителей и повернулся ко мне:
— Ну что, Алексей, как думаешь, сколько он продержится? До Пасхи?
Я усмехнулся.
— Время покажет, брат. Но, признаюсь, мне будет любопытно наблюдать за развитием событий.
— Если честно, я удивлен, что Черкасов вообще решил связать себя узами гименея.
— Если бы он с кем и свяжет себя ими, то лишь с Аграфеной. — Я подмигнул брату. — В конце концов, наша валькирия и правда особенная девушка…
* * *
— Это последний Рождественский бал у императора, который пропускает Татьяна, — улыбнулась матушка. — В следующем году трат будет больше…
— Алексей устроился лучше всех, — вздохнул отец. — Только и знает, что меняет парадный мундир на повседневный и обратно…
— Ну хоть какую-то экономию вам обеспечиваю, — отозвался я. — Тем более что одежда-то казенная…
Большие балы в Зимнем проходили не реже, чем раз в сезон, но Рождественский всегда был самым пышным и богатым. На это мероприятие приглашались аристократы со всех концов огромной империи. Тысячи гостей наводняли залы дворца, для них готовились лучшие яства, выкатывали бочки с лучшими винами, приглашали лучших музыкантов, устраивали самые веселые забавы.
Наша семья прибыла одной из первых, несмотря на традиционную метель. Нарядные лакеи распахнули тяжелые двери дворца, и нас окутал теплый свет парадных залов, где уже начиналась праздничная суета.
— Добро пожаловать на Зимний бал, ваши светлости!
— Светлейшие князья Балтийские — Иоанн Карлович Николаев с супругой Анной Николаевной, а также Виктор Иоаннович и Алексей Иоаннович! — громогласно объявил камергер.
Анна Николаевна, моя матушка, шла впереди нас с отцом, сияя в платье глубокого синего цвета, расшитом серебром, которое оттеняло ее статный облик. По традиции, в этот вечер все дамы носили на головах венки из хвойных веток и белых цветов вместо драгоценных диадем. Но даже такой венок смотрелся на нашей красавице-матушке как корона.
Мы с Виктором следовали за ними: он, в безукоризненном черном фраке, а я в парадном мундире с золотым шитьем и в белых перчатках.
— Какая красота!
Войдя в главный зал, мы словно оказались в другом мире. Высокие арки украшали гирлянды из еловых веток, перевитые лентами красного, белого и золотого цветов. В каждом углу стояли живые елки, сверкающие огоньками свечей и кристаллами украшений. В воздухе витал аромат хвои, смешанный с легким запахом воска и духов.
В соседних залах столы ломились от угощений: морские деликатесы, фаршированная птица, пироги с замысловатым рисунком на корочке и фрукты, привезенные из южных губерний.
— Барон Сиверс с супругой и дочерьми! — объявил камергер.
Их присутствие я ощущал даже спиной — столько суеты сопровождало их появление. Сиверсы слишком активно пользовались нашим гостеприимством и прилипли к нам, точно банный лист.
