Ливония (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Событие второе

Счастлив тот, кто счастлив у себя дома.

Граф Лев Толстой

Историю все кому не лень переписывают. И победители, и немцы проклятые. Жуть. Если верить. Есть один нюанс. Юрий Васильевич много чего читал про венчание на царство Ивана Грозного и про женитьбу его. Вскользь упоминалось и про женитьбу брата Ивана — Юрия. И вот что характерно, всё что он читал про это, оказалось правдой. И венчание было не как у мелких корольков разных с четырьмя местами миропомазания, а тут помазали так помазали, как императора настоящего. Жаль страна не империя ещё. Хотя в отличие от той истории в два раза территория выросла. Казанские и Астраханские ханства практически присоединены. «Практически» потому, что ханы в них остались пока, не воеводы рулят, хотя там они уже есть и гарнизоны всё время увеличиваются. В Казани русских войск под тысячу уже. Нет царёвых наместников? Но зато и бунтов с кровопролитием пока нет, как это было в Реале. Верхушка куплена. Их сыновья в Москве. В универе учатся, рындами подрабатывают, стипендию получают. Большинство окрестилось уже. Хочешь стать рындой — принимай православие. Ай, какой красивый белый кафтан с золотыми цепями, ай, какие секиры — топорики. Вай, какая шапка горлатная. И горлышки-то горностая. У самых богатых, а так из песца. Но ежели хочешь иметь из горностая, а не песцовую, то кроме денег ещё и пожарную команду обязан содержать. А если два раза православие приму, то две шапки дадите, я одну отцу отвезу в Казань? Это при Юрии сын улуга карачибека Казанского ханства Булата Ширина Исмаил у митрополита Макария спросил.

И про смотр невест правда. Юрий сам ходил с братом в Грановитую палату на боярских и княжеских дочек пялился. Жаль не в купальниках девахи были, как на «Мисс Мира». Но мордашки видно. Рост виден. Даже размер бюста угадывается, хоть и одеты умышленно в балахоны. Но четвёрочку и балахон не скроет. Выбрал себе Иван, ясное дело, Захарьину. Смотр невест — это уже конец действа. Вначале было… слово. И слово было… написано. По всей Руси разослали грамоты с требованием предоставить дочерей на смотр. Кандидатуру отбирали из тысяч красивых и не очень девушек. Сначала они должны были пройти отбор на месте в уездах, волостях, городах, потом «победительниц» в Москве осматривали повитухи, медики. Затем их оценивали бояре. Жюри длиннобородое, уж оне-то понимают в девичьей красоте. Как же такое действо без них. И только потом самых-самых представляли пред очи царские. Шестнадцатилетний Ваня был ростом под метр восемьдесят. Но глист глистом. Ходил и щурился на девах в Грановитой палате. С одной стороны девки в ряд стоят, а с другой… третьей и четвёртой бояре и родители, ну, отцы, в смысле. Кто же бабс на такое ответственное мероприятие пустит. Домострой уже протопоп Сильвестр написал, и он принят и царём и Думою и обязателен к исполнению у православных людей в России. Великий труд Сильвестр сотворил — шестьдесят семь глав в сей книге. И ведь не дурость написал духовник Ивана вот одна из глав:

«О строении домовном»

В каждом доме следует иметь иконы («честныя образы»), перед которыми во время молитв возжигаются свечи. Пыль необходимо «чистым крылышкомъ омѣтати и мяхкою губою вытирати», чтобы дом был в чистоте. Молиться необходимо не реже двух раз в день: утром и вечером. Дело следует всякое начинать с чистыми руками, молитвой («Господи благослови») и крестным знамением. Жить рекомендуется по средствам, имея запасы — съестные в погребе, а инвентарь (метлы и лопаты) и прочее (мыло) в амбаре.

Род Захарьиных был так-то довольно известен на Москве. Они часто присутствовали на праздниках в кремлёвских соборах. А ещё отец Анастасии — Роман Юрьевич Кошкин-Захарьев-Юрьев, был окольничим при Василии III. Правда, из-за своей ранней смерти особо отличиться не успел, а вот зато её дядя состоял при малолетнем Иване IV в качестве опекуна.

По данным учёных рост Анастасии был чуть больше полутора метров. И здесь всё сошлось. На самом деле будущая жена Ивана была ниже всех «невест» ростом на том смотре. Серые волосы, да и лицо какое-то серое. Чего уж братан старший в ней углядел Юрий Васильевич понять не мог. Но пройдя вдоль ряда невест Иван вдруг развернулся и направился прямиком к Анастасии. На этом смотрины и закончились. Ни плясок, ни бесед, ни «зубы покажи» или там «а-ну попку отклячь». Скучно.

Дальше в той же Грановитой палете был пир, который две недели длился. Всё длился, длился и длился. Юрию в первый день один интересный обряд запомнился. Почти сразу после венчания супружеской теперь паре подали золотой кубок с вином. Молодые выпили вино из него поочерёдно, а потом кубок государь растоптал своим сапогом. Жена же не спорила с верховенством мужа, не наступала. Как будто при Домострое иначе могло быть. Картинка такая. Настюха, отталкивает глисту Ивана и давай своим сапожком кубок топтать. И зыркает на бояр, типа и вы долгогривые все у меня под каблуком будете.

А через две недели молодые пошли пешком в Троице-Сергиев монастырь. Не летом ведь по хорошей погоде, пошли 17 февраля. А это семьдесят вёрст, если что. Юрию пришлось с ними отправляться. Нет, прогулка на свежем воздухе, беседа с интересными людьми — это замечательно. Смех, шутки… Не было ничего такого. Была стужа, позёмка и он глухой, какие такие беседы… Это были два дня муки. Как только невеста выжила⁈ Может её ранняя смерть из-за этой прогулки. Там и закалённый Юрий простыл. Будь его воля Боровой бы все эти хождения по святым местам запретил. Это разносчики болезней. Это бездельники. Это люди, которых поманили ложной надеждой. Это разорение в конце-то концов. И всё для того, чтобы монастыри обогащались. И зачем церковникам деньги? Об этом ли проповедовал Иисус. Ходите мол братия по монастырям и большие вклады туда несите и будет вам счастие.

Пришли они еле живые в монастырь. В кельях холодно. И ведь не дашь в рожу игумену Ионе. Ещё объявят, что бес в царевича вселился. Юрий Васильевич же теперь царевич, раз пока наследника другого у Ивана нет. Пришлось Юрию доставать из возка своего, что за ними следовал с вечным братом Михаилом, буржуйку и устанавливать её в келье, что молодым выделили. Кузнец потребовался, нужно трубу удлинить и в окно её вывести. До позднего вечера мучались. Вот интересно стало Боровому, столько вкладов в этот монастырь, столько сёл к нему и деревень приписано, паломники идут и идут вереницей, и что, не могут хоть для гостей именитых печи типа голландских установить? Денег на кирпич жалко. Так если спросить выпучат глаза и возопят: «Иисус терпел и нам велел»!

А утром молодых, сто процентов с ведома того самого скаредного игумена Ионы, побеспокоили. Пришли к государю псковичи с жалобой на градоначальника. Трое мужиков вполне прилично одетых, купцы, наверное. Иван усталый и злой дал понять, что не собирается этим всем заниматься, но мужи не унимались, бумагу совали и персты тыкали в Ивана. Ну и тот взбесился, он жалобщиков велел раздеть и поджечь им волосы и бороды. Еле-еле они вдвоём с Анастасией образумили закусившего удила молодожёна.

Только перестал Иван орать на псковичей, как прибыл гонец из Москвы. Он плюхнулся в ноги государю и простуженным голосам, кашляя на него и Анастасию, зарычал, что в Кремле со звонницы упал колокол, что является де крайне плохой приметой. Дума де Боярская в сомнении и страхе пребывает. Иван побелел весь. Хотел приказать пороть гонца за дурную весть. И опять Юрию вдвоём с Анастасией с трудом удалось Грозного успокоить.

— Едем быстрее домой. Не удалось богомолье. В чём-то прогневил я господа, — зарыдал Иван, сдувшись после приступа гнева. Какой там Грозный, пацан просто с неуравновешенной психикой. В тот же день, хоть уже за полдень было, Иван с супругой и придворными тронулись домой.