Н 8 - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов"

– Черт… – голова в пакете бессильно поникла – Просил же ее не злоупотреблять уменьшительными и ласкательными…

– Слушай – кивнул я Жабе, принимая бутылку компота.

– Он ничем не заряжен.

– И хорошо – ответил я, умещая бутылку между ног и убирая озябшие мокрые ступни под скамейку – Давай, птичка забинтованная. Пой факты.

– Начну с самого начала! – уперся парень – И хоть что делай! Если расскажу только факты – буду выглядеть как удачливый баран! А я не такой! Я – особенный!

– Особенный баран?

– Человек! Я особенный и правильный человек! Вот так вот!

– Вали из моей лавки, толстуха! – рявкнул Сэм, оборачиваясь и глядя в дверь – Че ты прилипла к банкам с персиками?

– Да я только посмотреть…

– Кому сказано! Сядь на вон ту табуретку и жди!

– Ла-а-адно… – тоскливо вздохнули из лавки и Белла затихла.

– Когда я родился в прибрежной деревушке, то почти сразу понял, что я тут не к месту – начал Артур, как и обещал, с самого начала и я вздохнул куда тоскливей чем Белла.

Вот дерьмо сопливое… понеслась вонючая слезливая лавина…

Появившись на белый свет добропорядочным и симпатичным добросом Артур, получивший звонкое звучное имя, быстро заскучал, поняв, что это не его.

Что именно «не его»?

Да все!

Рыба, овцы, куры, пашня, яблони… не его!

В то время как остальные явно были счастливы и солнечными сонными улыбками изо дня день крутились в беличьем бесконечном колесе, Артур подыхал от скуки и тоски, выполняя ту же самую работу. Что-то внутри не позволяло саботировать, поэтому ненавистные морковные грядки он пропалывал идеально, безжалостно уничтожая сорную траву. А в последние недели он только грядки и полол – морковные, капустные и огурцовые. Все по причине того, что сонные солнечные жители быстро просекли натуру Артура и начали… отдаляться. До бойкотирования вечно недовольного селянина не дошло, но общаться с ним стали куда реже, а звать на пивные вечеринки в пабе и вовсе прекратили. Чувствуя себя белой вороной Артур и вовсе перестал скрывать свою натуру. Он, вооружившись палкой, ожесточенно воевал с подступающими к деревне колючими кустарниками, с не меньшей ожесточенной отжимался и подтягивался, метал камни и топоры, качал пресс и даже шею, стараясь «убить» себя до такой степени, чтобы к сумраку отрубиться мертвым сном в каком-нибудь амбаре на отшибе. В кроватях он не спал – считал, что это размягчает жопу и душу. В кроватях спят лишь ленивые мягкотелые неженки годные только для сонной мирной жизни. А настоящий рыцарь и герой должен довольствоваться снопом душистой соломы. Надо сказать, что многие девушки, что днем тихонько прыскали при виде его, вечерами тихонько прокрадывались в амбар, не давая ему как следует выспаться. Но с утра он, выполнив в ускоренном темпе ежедневные унылые работы, снова принимался измываться над собственным телом. Когда заболевал от перегрузок – спасал деревенский медблок, где добрая Мать вкалывала что-то настолько хорошее, что все боли и болезни проходили уже на следующий день.

Так все и шло. Работы, тренировки, трах, лечение и ощущения собственной… ненужности этому сонному солнечному миру.

Он мечтал, чтобы на деревню напали – а он бы всех спас!

Он мечтал хотя бы о сраном пожаре – а он бы вынес всех задыхающихся!

Он мечтал о цунами – а он бы мускулистой грудью остановил волну!

Он мечтал… да о любом сука нехорошем происшествии!

Вышли как-то к деревне два больных гнилью, но он даже за палку схватиться не успел, как местная сисястая волшебница выскочила из своего дома в одном белье и цветастой шляпе, парой слов проткнув в зомбаках по несколько дырок. После чего удалилась, величественно покачивая шикарной задницей и даже не подозревая, что только что лишила Артура шанса стать героем. Она украла его славу! С тех пор Артур начал мечтать, чтобы разбойники, пожар и цунами обрушились именно на ее дом. А он бы спас. Ну сначала бы, конечно, помедлил… но все же бы спас… а потом бы, так уж и быть, дал бы этой высокомерной сучке доказать ему свою глубокую признательность…

Но невзгоды что-то не торопились…

Дерьмо!

Поняв, что не успел опередить волшебницу, подоспев слишком поздно, Артур добавил к и без того изнурительным тренировкам долгие многочасовые пробежки и прогулки. Закончив работу и упражнения, он закидывал за спину рюкзак с бутылкой воды, вешал на пояс небольшой острый топор и уходил прочь из ненавистного поселения. Первое время он двигался вдоль берега, собирая раковины, красивые камни и выброшенные на берег странные штуковины вроде зеркальной женской туфельки на крохотную ножку или искусно вырезанной из дерева носастой маски. Заодно собирал растущие в прибрежном лесу съедобные грибы. Немного охотился, доставляя мясо. И ему это помогло – не сбор грибов, а отнятие чужих жизней. Убивая метко брошенным топором лисицу, он чувствовал успокоение в тот миг, когда бьющийся зверек затихал в окровавленной траве.

Чем дольше он бегал и бродил, тем дальше тренированное тело его уносило. И тем дальше от берега он начал отходить, углубляясь в лес, бродя по высоким травам, поднимаясь и спускаясь с безымянных холмов. Порой он натыкался на удивительнейшие давным-давно заброшенные места. Высокие каменные стелы с расколотыми пояснительными табличками, ржавые остовы какой-то невообразимой колесной техники, небольшие особняки с десятками комнат сохранившими остатки некогда богатейшего интерьера, бесформенные руины с темными лазами ведущими куда-то вглубь. Из этих темных лазов пахло так плохо, что Артур не рискнул туда спуститься. Но пытался! Засунув ногу по колено, он тут же выдернул и решил, что без веревки и фонаря тут делать нечего. Раздобыв и то и другое – включая факел на длинном шесте – он спустился по грудь, но снова вылез, найдя другую вескую причину – одежда и обувь не подходили для ползанья под руинами. Больше он к тем руинам не возвращался никогда, а в сердце поселилась еще одна обидная острая заноза и повод для самобичевания – может он просто трус? Ведь, честно говоря, даже при том нападении зомбаков он мог и побыстрее шевелиться, но почему-то не спешил, давая волшебнице натянуть трусики и выйти из дома….

Он трус?

Трус ли он?

Артур не герой… просто жалкий придурок мечтающий о чем-то героическом, но при этом до дрожи боящийся сделать шаг в сторону опасности?

Он трус?

Эти мысли опаляющими огненными вспышками загорались и потухали в его мозгу, когда он носился бесконечными кругами вокруг родного поселения.

Он трус?

Трус?

Может Мать услышала его безмолвные вопли, а может судьба сама решила дать неугомонной деревенщине шанс получить наконец ответы, но во время одной из таких неистовых пробежек, когда он, исцарапанный, исстеганный ветвями кустов и вымахавшей крапивы, бегом перевалил через холм, в том же темпе спустился и… остановился как вкопанный, замерев в шаге от ритмично качающейся заросшей белой шерстью мускулистой жопы. К небу, будто длинные флагштоки, были задраны тонкие красивые женские ноги в туфельках. На каблуке правой дрожали на ветру ажурные красные трусики. Из-под белой волосатой жопы раздавалось жалобное сипение, хриплые стоны, какое-то бормотание. Оторопелый Артур бездумно шагнул чуть в сторону. И увидел лежащую на траве золотовласую красавицу в разорванной блестящей одежде, с огромной раной на животе и перекошенной сломанной челюстью. Но даже раны и перекошенная челюсть не могли убавить ее неземной красоты. А груди… эти дрожащие прекрасные нежные груди… На левую сиську опустилась жадная волосатая лапа и вздрогнувший Артур приподнял взгляд чуть выше. Над красоткой дергался минос. Зверолюд в бычьем обличье, схвативший красотку за поднятые ноги и дергающий. Почти человечье тело, копыта вместо ступней, изуродованная рогатая массивная голова, крохотные темные глазки, могучие ручищи и здоровенный… Рядом сидел еще один – рыжий и не такой крупный, терпеливо ожидая своей очереди и жалобно мычащий:

– Быстрей пока не сдохла, быстрей пока не сдохла. Кончи ты уже! Кончи!