Сашка вернулся к компьютеру, сел, направил курсор на крестик в правом верхнем углу, чтобы закрыть базу данных, но потом его словно толкнуло изнутри. Он торопливо удалил из поисковой строки последнюю информацию, которую искал, и, подумав ещё немного, очистил кэш.
И только после этого выключил компьютер.
Глава 18. Кир
— Тебе что, заняться нечем? — Анна Константиновна появилась внезапно, выросла словно из-под земли и теперь стояла и смотрела на Кира чёрными как ночь глазами.
Заняться Киру действительно было особо нечем, и Анна Константиновна это прекрасно знала. Ремонтные работы в больнице по-прежнему продолжались, хотя Петрович и грозился бросить всё к ядрёной фене, потому что его ребята за спасибо не работают. Но день сменялся ночью, а на утро в больницу опять являлась бригада Петровича, молчаливая и сосредоточенная, и снова визжали болгарки, и злой мат бригадира прорывался сквозь пение перфоратора. В центре больницы, подальше от ремонтного шума, коротали свои дни старики, да ещё эти двое в тайнике, которых Кир предпочёл бы не видеть, вели бесконечные разговоры, от злости бросаясь на стены.
Свою работу Кирилл Шорохов уже сделал, капельницы кому надо поставил, мусор убрал, еду принёс, помог Наташке Щербаковой поменять постельное бельё у стариков, а потом смылся оттуда, от назойливой напарницы, которая уже достала его своими намёками и заигрываниями, нашёл укромный уголок и, примостившись к стене, раскрыл принесённую с собой книгу. До конца смены оставалось два часа, и Кир, сам не понимая, как так вышло, с головой ушёл в совершенно чужой мир и опомнился только тогда, когда Анна Константиновна гаркнула ему прямо на ухо, возвращая в действительность.
— Я тебе вопрос задала, Кирилл, — тон Анны Константиновны не предвещал ничего хорошего. Да и весь её облик — неестественно прямая напряжённая спина, колючий взгляд, сжатые тонкой ниточкой губы — всё кричало о том, что от неё сегодня лучше держаться подальше. Кир и держался, но она всё равно его нашла, устроила нагоняй, ровным, начисто лишённым эмоций голосом отчитывала, как по писанному речь читала.
— Мне кажется, ты не очень хорошо понимаешь свои обязанности, — Анна Константиновна говорила негромко, но ей и не было нужды кричать. Кир втянул голову в плечи и неловко попытался убрать книгу за спину, хотя это было уже ни к чему — Анна Константиновна и так видела, что он читал, когда нашла его здесь.
— Но я тебе напомню, раз ты пока ещё работаешь тут медбратом, — она выделила слово «пока» и мрачно полыхнула глазами. — Так вот, обязанности медбрата — это постоянный уход за пациентами. Постоянный, Кирилл. А не наскоками, не набегами, как ты привык. Вот ты уверен, что пока ты тут прохлаждаешься, с людьми, вверенными тебе, ничего не случилось? А ведь они даже на помощь позвать не смогут, если вдруг что…
«Ну всё, пошло-поехало, теперь минут на десять разошлась, не меньше», — тоскливо подумал Кир, привычно пропуская смысл лекции о своих должностных обязанностях мимо ушей. Наизусть Кирилл Шорохов, конечно, свои обязанности не знал, но точно готов был поклясться, что в них нет ни слова о том, что он должен с утра до вечера торчать под дверью пациентов — нелегальных, между прочим, пациентов — в ожидании, когда кому-то из них что-то там понадобится.
Возможно, в другой день Кир попытался бы возразить, поспорить, но сейчас, глядя на Анну Константиновну, он решил попридержать язык, иначе можно было получить что-то и пострашнее отповеди. Вроде бы всё было, как обычно, суровый взгляд, профессиональная сосредоточенность на лице, и, тем не менее. Что-то ещё появилось в его начальнице со вчерашнего вечера, что-то такое, что Кир не мог сформулировать словами, но интуиция сигналила — не лезь, помолчи, не связывайся. Анна Константиновна стала совсем другой, он чувствовал это.
«Помертвела», — подобрал он нужное слово и мысленно поёжился.
— Ты всё понял? — Анна Константиновна закончила наконец свою речь.
— Понял, — Кир с готовностью кивнул, но тут же, словно бес его в бок толкнул, не сдержался и добавил. — Да что там делать-то, Анна Константиновна? Павел Григорьевич всё равно спит, а этот…
И моментально пожалел о том, что неосторожно упомянул Савельева.
— Ты будешь со мной препираться? — холодно осведомилась она, чуть вскинула бровь, и этого жеста оказалось достаточно, чтобы Кир пожелал в тот же миг взять свои слова обратно и вместе с ними оказаться далеко-далеко.
Он замотал головой, успев подумать, что пусть его хоть режут, слова ей больше не скажет.
— Тогда марш туда, где ты и должен находиться. Быстро.
Повторять ему не понадобилось, и Кир торопливо устремился в сторону тайника.
«Не, у них там какие-то свои тёрки дурацкие, — размышлял он. — А я во всём виноват. Этот, Савельев, со вчерашнего дня кидается, рычит, словно это из-за меня он со своей бабой поругался. Теперь вот тут на ровном месте огрёб. Сами разобраться не могут, а я — крайний, как обычно».
Кирилл не очень понимал, что там вчера произошло между Анной Константиновной и Савельевым, но что-то было такое в её тоне, отчего Савельев побледнел, рванул за ней как мальчишка, а Литвинов напрягся, и привычную насмешку с физиономии словно рукой смахнули. Да и сам Кир, хоть его это и не касалось, струхнул, а потом и вообще чуть ли не кубарем выкатился из комнаты, оглушённый рявканьем Савельева.
В тайнике было неестественно тихо. Кир уже привык, заходя в предбанник, слышать голоса вечно спорящих мужчин, иногда смех, но чаще — тяжёлые, уверенные шаги Литвинова, который ни минуты не мог усидеть на месте. Сейчас шаги, кажется, тоже раздавались, но уже из комнаты самого Бориса Андреевича. А у Савельева было подозрительная тишина. Кир осторожно заглянул внутрь — Павел Григорьевич спал, беспокойно, что-то нервно бормоча во сне.
Неудивительно, конечно. Утром, когда Кир ставил капельницу, он обратил внимание на красные, воспалённые глаза Савельева и общий помятый вид. Павел Григорьевич даже его, Кира, не замечал, погружённый в какие-то свои мрачные думы. И Литвинова не слушал, который стоял рядом и сердито выговаривал, что так нельзя, что он себя доведёт, а им сейчас нужна светлая голова и чётко работающие мозги.
Значит, Савельева всё-таки сморило — не железный же он.
Ну и хорошо, пусть себе спит. Кирилл даже обрадовался. К Литвинову тоже заглядывать не стал — и так понятно по звукам, что с этим всё в порядке, мечется опять, как зверь в клетке. Никакого желания общаться с ним Кир не испытывал, то ещё удовольствие — Литвинов примется снова за свои вечные подколки, а ему только и останется, что стоять и обтекать. Ну уж нет, с него хватит, свою норму по подколкам, выволочкам и назиданиям Кир на сегодня выполнил — ото всех огрёб. И теперь у него есть занятие намного интереснее.
Он плюхнулся на стоящую тут же в коридоре банкетку, раскрыл книгу, которую всё это время сжимал в руке. И даже улыбнулся, предвкушая…
Если бы полгода назад кто-то сказал ему, что он будет вот так читать взахлёб, урывая каждую минутку, дрожа от нетерпения, переживая за героев, как за себя самого, Кир бы ни за что не поверил. Библиотеки, заботливо натыканные на каждом этаже, Кирилл Шорохов обходил стороной, а если и заглядывал туда в компании таких же оболтусов, как он сам, то точно не за книжками, а от скуки или поглазеть на новую молодую библиотекаршу, про которую Лёха Веселов говорил, что у неё грудь пятого размера. Читающих и прочих ботаников Кир презирал, потому что ну что там может быть интересного в этих книжках — какие-то вымышленные герои, да пусть и не вымышленные, какая разница. Всё равно они жили давно, ещё до Башни. И проблемы у них были другие, равно как и жизнь.
А потом у него появилась Ника.
В библиотеку в квартире Савельевых Ника потащила Кира почти сразу же, в первый день, а вернее утро, когда он появился у неё. Вечером накануне им было не до этого — они целовались в гостиной под шелест звёзд у них над головами, смеялись, говорили, переплетали пальцы, касались, не могли оторваться друг от друга, уснули почти одновременно и так же одновременно проснулись.
