Юный упрямец наотрез отказывается, но после выпущенной обоймы приходит к выводу, что к старшим иногда полезно прислушиваться. Отдает парабеллум отцу, который тут же вместе с Михаилом Семеновичем начинает осваивать новый девайс, и приносит «К девяносто шестой». Пристегиваю кобуру, патроны с легкими щелчками утапливаются в магазине, снимаю с предохранителя, взвожу курок и отдаю внимательно смотревшему за всеми действиями отроку. А сам перехожу к наиболее интересному занятию. Обучению стрельбе одной очень красивой барышни, которая уже пообвыклась и не морщится от частых выстрелов, как поначалу.
— Даша, смотри. В магазин входит шесть патронов, видишь? Вставляешь его в рукоятку до упора, пока не щелкнет кнопка. Дальше поворачиваешь вниз вот эту пимпочку, она называется «предохранитель», и тянешь затворную раму на себя до конца, а потом просто отпускаешь. При этом первый патрон попадет в ствол. После этого можешь снова поставить на предохранитель, а можешь сразу стрелять… Как целиться знаешь?
— Нет, конечно, господин учитель, расскажите, пожалуйста, окажите милость! — Моя милая озорно улыбается. — Денис, мне это все папа уже сколько раз рассказывал! Я даже из Сашкиного ружья стреляла.
— И сколько раз попала? Я имею в виду в мишень, а не в забор… Ай!.. И чего это мы деремся, мадмуазель?
— А того, что Вы, сударь, задаете неприличные вопросы! Вот… И вообще, взялся учить наивную барышню, так учи! Как там надо пистолет держать?
Сначала показываю сам, потом отдаю браунинг и, поправляя Дашины руки, невольно ее обнимаю. А потом, не в силах удержаться, легонько трогаю губами ее маленькое розовое ушко. Она поворачивается ко мне, в глазах озорные смешинки, нежно целует, затем отстраняется и тихонько шепчет:
— Денис, тебе не кажется, что ради приличия мне нужно хотя бы пару раз выстрелить?.. Потерпи немножко, мой хороший…
Во время перекура, пока Александр-младший увлеченно заряжал оба маузера и парабеллум, господа путейцы вспомнили про дробовик.
— Ну, теперь мы от Вас, Денис Анатольевич, не отстанем. — Александр Михайлович весело улыбается. — Показывайте, ради чего испортили ружье!
— Одну минуту! Саша, поможешь?..
Вместе с парнем перевешиваем использованные мишени чуть поближе друг к другу и идем на исходную.
— Вот, смотрите. Навстречу мне двигается группа солдат противника. — Показываю стволом на мишени. — Мне нужно пройти через них. Делается это примерно вот так…
Выстрел, перезарядка, четыре быстрых шага вперед, снова выстрел, перезарядка, еще несколько шагов навстречу «противнику», выстрел, перезарядка…
— Вот, собственно и все. — Возвращаюсь к зрителям. — Если бумажные клочья Вас не убедили, можем сходить и посчитать количество попаданий в каждую мишень. А израсходовано всего пять выстрелов.
Сашка в восторге, оно и понятно, молодой еще, глупенький. А вот господа инженеры призадумались.
— Да, Денис Анатольевич, оказывается, это — страшное оружие. — Михаил Семенович как-то по-особому смотрит на меня. — Я бы даже сказал — излишне жестокое… Хотя само это словосочетание лишено всякого смысла…
— Миша, ты забываешь, что сама война — жестокое занятие. И не мы напали, а на нас. — Александр Михайлович принимает мою сторону. — Вспомни, хотя бы, что Даша рассказывала про солдата, который брата в госпиталь привез. Это не жестокость?..
— Помнишь того солдата, Денис? — Вступает в разговор моя ненаглядная. — Его Федором, кажется, звали. Он еще к тебе просился, ты обещал отомстить…
— И как, отомстили, Денис Анатольевич? — Интересуется Михаил Семенович. — Если не секрет, каким образом?
— Отомстили. Ночью проползли в окопы, где находился германский взвод, который… Не важно… Закидали гранатами землянки, добили оставшихся в живых, и уползли обратно. На прощанье оставили записку, в которой все объяснили. А через несколько дней наши авиаторы листовки-предупреждения над германцами раскидали.
— И что, помогло?
— Ну, с тех пор я про издевательства над ранеными не слышал… А Котяра, в смысле, Федор до сих пор у меня в роте.
— А почему — Котяра? — Удивляется Дашенька.
— Да был потом случай… Нам надо было через дорогу перескочить, а там как раз германский патруль остановился, заподозрил что-то. Федор тогда камень неподалеку в кусты кинул и разозленным котом как заверещит! — Пережидаю дружный смех и продолжаю. — Немцы так лихо костерили этого кота, я столько новых слов услышал!.. А к Федору потом это прозвище прилипло…
Наш разговор прерывает появление Полины Артемьевны и Ольги Петровны, которые очень подозрительно нас оглядывают со всех сторон.
— Ну-ка, рассказывайте, господа, вы тут решили попойку устроить? — Прокурорские взгляды по очереди задерживаются на каждом. Блин. Такое ощущение, в прицел снайпера попал. — Даша, а ты-то куда смотрела, а?
Спустя минуту выясняется причина волнения. Вольдемар свет Аристархович заявился в дом пьянее водки, ничего не сказал, ничего не объяснил, и завалился спать в отведенной комнате. Что, собственно, и послужило причиной волнения дам. Их мужья чуть ли не хором рассказывают о проигранном пари, и о том, что они не настолько глупы, чтобы совмещать спиртное и стрельбу. Чтобы не мешать выяснению отношений, отхожу на пару шагов в сторону. Чтобы перекурить. Но и тут меня достает неугомонный тинейджер Сашка.
— Денис Анатольевич, а бывало так, что патроны кончались, или нельзя было стрелять? Что делали тогда?..
Какие-то каверзные вопросы задает юноша, да и во взгляде чертики так и прыгают… А, кажется, знаю, откуда ветер дует.
— Тогда, молодой человек, рубились шашками.
— А можете показать? Я тоже хочу научиться!
— Ну, тащи ее сюда…
Сорванец испаряется и через несколько секунд появляется с «Аннушкой», которая лежала на столе рядом с охотничьими ружьями. Цепляюсь взглядом за зачахшую невысокую елку, которую закрыли от солнца более сильные деревья. Для примера пойдет. Достаю шашку из ножен…
— Вот смотри. Раскручиваем клинок, так легче выйти на удар. Потом — вот так…
Теперь от елки остался только ствол с зачатками веток. Немножко неровно, но — не беда… Только теперь замечаю, что все с интересом наблюдают за новыми изысками в ландшафтном дизайне.
— Где Вы так научились, Денис Анатольевич? — Выражает общую мысль Михаил Семенович.
— У своих казаков. Они каждый день по полчаса, как минимум, машут. Да еще и поют при этом.
— Поют?.. А что именно?.. — М-да, Полину Артемьевну хлебом не корми, дай новую песню. Хотя, тут, как раз, песня-то старая.
— Они то ли у кубанцев, то ли у терских переняли песню «На Шамиля». На мотив лезгинки, только слова сами сочинили. А в ритм мелодии в фланкировке, то есть, умении владеть шашкой, упражняются.
— А показать сможете? — Вопрос с подвохом уже от Александра Михайловича. — Мы подпоем, или похлопаем.
Блин, отказываться как-то неудобно… Ну, ладно, где наша не пропадала? Наша пропадала везде, как в том анекдоте…
На горе стоял Шамиль,
Он Богу молился.
За свободу, за народ
Низко поклонился…
Ой-ся ты, ой-ся! Ты меня не бойся! Я тебя не трону, ты не беспокойся…
Вхожу в ритм, раскручиваю клинок нижней восьмеркой, поехали дальше…
… Базар большой,
Турка очень много.
Русска девка хорошо
Давай дорога.
Ой-ся ты, ой-ся! Ты меня не бойся! Я тебя не трону, ты не беспокойся…
Мужские голоса, среди которых теряется Сашкин дискант, подхватывают припев, дамы задают ритм, хлопая в ладоши, Михаил Семенович помогает им, постукивая ладонью по столешнице. «Аннушка» блестит на солнце, вьется, как живая вокруг руки. Перехват, верхняя восьмерка, теперь вниз, прямой крут, петля, еще восьмерка…
