– Мы будем рабами в собственной стране, – подытожил Катай.
– «Рабы» – это слишком сильно сказано, – сказал Гужубай. – Гесперианцы никого не заставляют работать, уж точно не на этом континенте. Они предпочитают полагаться на экономические стимулы. Божественный Создатель ценит рациональный и добровольный выбор, и все в таком духе.
– Дело дрянь, – буркнула Рин.
– Вайшра неизбежно отдал бы им бразды правления. Наместники-южане это предвидели. Мы пытались тебя предупредить. Но ты не послушала.
Рин неловко поерзала. Но тон Гужубая не был укоризненным, в нем звучала лишь покорность судьбе.
– Сейчас мы ничего не можем с этим поделать, – сказал он. – Сначала нужно вернуться на юг. Избавиться от Федерации. Чтобы наш народ снова мог спокойно жить у себя дома.
– А какой в этом смысл? – спросил Катай. – Вы же сельская житница империи. Сражаясь с Федерацией, вы только окажете Вайшре услугу. Рано или поздно он явится к вам.
– И мы ответим, – сказала Рин. – Если они хотят получить юг, им придется пролить за него кровь.
Гужубай мрачно улыбнулся.
– Звучит неплохо.
– Мы что, восстанем против Вайшры и Альянса? – Катай немного помолчал, а потом расхохотался, как безумный. – Вы же не всерьез.
– У нас нет другого выбора, – сказала Рин.
– Можно сбежать, – предложила Венка. – Поедем в Анхилуун, там Лилии нас спрячут. Заляжем на дно.
Гужубай покачал головой.
– В Республике нет такого человека, который не знал бы Рин. Муг на нашей стороне, но она не может заткнуть рот всему отребью Анхилууна. Вы не продержитесь там и месяца.
– Я не сбегу, – заявила Рин.
Она не собиралась позволить Вайшре загнать ее как собаку.
– Но и на новой войне ты драться не будешь, – отрезал Катай. – У тебя всего одна рука.
– Для того чтобы командовать армией, не нужны обе руки, – сказала она.
– Какой армией?
Она обвела жестом корабль.
– Полагаю, мы получили флот «Красной джонки» в свое распоряжение.
Катай фыркнул.
– Такой мощный флот, что Муг не осмелилась напасть на Дацзы.
– Потому что Анхилуун никогда не стоял на кону. А сейчас стоит.
– Отлично, – хмыкнул Катай. – У тебя есть флот размером раз в десять меньше, чем у гесперианцев. А что еще? Крестьяне? Мальчишки с ферм?
– Мальчишки с ферм и крестьяне во все времена становились солдатами.
– Да, когда есть время их обучить и есть оружие, а у тебя нет ни того, ни другого.
– И что же нам делать, по-твоему? – спросила Рин. – Тихо умереть и позволить Вайшре получить свое?
– Все лучше, чем новые глупые смерти в войне, которую ты не выиграешь.
– Думаю, ты не осознаешь, насколько велика база нашей поддержки, – сказал Гужубай.
– Правда? Я пропустил какую-то армию, которую вы где-то прячете?
– Беженцы в Арлонге не составляют и тысячной доли населения южных провинций, – ответил Гужубай. – Сотни тысяч человек возьмут в руки вилы, чтобы отбиваться от Федерации, если станет ясно, что на помощь рассчитывать не приходится. Они будут драться за нас.
Он повернулся к Рин.
– В особенности ради нее. На юге она стала легендой. Красной птицей [754]. Богиней огня. Она – спаситель, которого все столько ждали. Символ, на появление которого они надеялись всю войну. Что, по-твоему, будет, когда они увидят ее воочию?
– Рин уже достаточно настрадалась, – сказал Катай. – Не превращайте ее в декоративную фигуру…
– Ничего подобного, – оборвала его Рин. – Я буду генералом. И поведу всю армию юга. Так?
Гужубай кивнул.
– Если захочешь.
Катай схватил ее за плечо.
– Ты правда этого хочешь? Стать наместником юга?
Рин не поняла вопроса.
Какая разница, чего она хочет? Она знала, кем быть не может. Она больше не может быть оружием Вайшры. Не может быть инструментом любого военного; закрыв глаза, предоставлять свои разрушительные способности тому, кто будет приказывать, где и когда убивать.
Она считала, что обретет покой, если будет подчиняться. Что если свалить вину за кровавые решения на кого-то другого, она не будет ответственна за гибель людей. Но из-за этого лишь стала слепой, глупой и легко позволяла собой манипулировать.
Сейчас она обрела бо́льшую силу, чем кто-либо мог ей позволить, – Алтан или Вайшра. Она больше не будет выполнять приказы. Что бы ни произошло в будущем, это станет ее личным выбором.
– На юге в любом случае грядет война, – сказала Рин. – Им нужен предводитель. Так почему бы не я?
– Они не готовы, – сказал Катай. – У них нет оружия, они наверняка голодают…
– Тогда мы украдем еду и оружие. Или привезем на кораблях. Имея в союзниках Муг, мы получим кое-какие преимущества.
Катай заморгал.
– Ты собираешься повести крестьян и беженцев на войну с гесперианскими дирижаблями.
Рин повела плечами. Она знала, что это безумие. Но их приперли к стенке, и отсутствие выбора было почти благом, потому что означало лишь одно: либо они сражаются, либо погибнут.
– Не забывай про пиратов.
Катай выглядел так, будто готов вырвать из головы остатки волос.
– Не думайте, что из южан нельзя сделать хороших солдат только потому, что у них нет подготовки. Наше преимущество – в численности. Вайшра не готов переступить за критическую черту. Он не развяжет в провинциях настоящую гражданскую войну.
– Но Вайшра – это еще не империя, – сказал Катай. – Остальная часть страны – с империей.
– Нет, с нами, – вдруг встряла Рин. – Всегда был север и был юг.
В отравленном опиумом мозге начали медленно складываться кусочки головоломки, и когда, наконец, щелкнули, озарение нахлынуло как поток холодной воды.
Как же она до сих пор до этого не додумалась? Вот почему она всегда так неохотно выступала за Республику. Мечта о демократическом правлении была искусственной конструкцией, балансирующей на невыполнимых обещаниях Вайшры.
Но реальным основанием для противостояния были люди, которые больше других пострадали при правлении императрицы. И сейчас эти люди больше всех ненавидели Вайшру.
Где-то на развалинах провинции Петух пряталась испуганная и одинокая девочка. Она задыхалась от беспомощности, ей была отвратительна собственная слабость, и она пылала яростью. Она сделала все возможное, чтобы получить шанс бороться по-настоящему, даже если это и означало потерю рассудка.
И таких, как она, миллионы.
От масштабности этого понимания кружилась голова.
В голове у Рин разворачивались карты военных действий. Границы между провинциями исчезли. Все стало только красным и черным – привилегированная аристократия против ужасающей нищеты. Цифры изменились, и война, на которой Рин собиралась сражаться, вдруг стала выглядеть совершенно по-другому.
Рин видела написанное на лицах людей возмущение. Как гневно сверкают их глаза, которые они не смели поднять. Это не люди, алчущие власти. Это не восстание из-за дурацких личных амбиций. Эти люди просто не хотели погибнуть, и оттого стали опасными.
«Ты не можешь выиграть войну в одиночку», – однажды сказал ей Нэчжа.
Да, но может сделать это с тысячей солдат. А если падет тысяча, она бросит в бой еще одну, и еще, и еще. Не имеет значения, насколько неравны силы, война такого масштаба – это вопрос численности, а Рин хватит людей. Единственное преимущество юга над гесперианцами в том, что южан очень много.
Похоже, Катай тоже это понял. Недоверие на лице сменилось мрачной решимостью.
– Значит, мы будем драться против Нэчжи, – сказал он.
– Республика уже объявила нам войну. Нэчжа знает, чью сторону выбрал.
Больше спорить не пришлось. Рин хотела начать войну. Хотела сражаться с Нэчжи снова и снова, до самого конца, пока останется только один из них. Хотела увидеть, как его покрытое шрамами лицо дернется в отчаянии, когда Рин отнимет у него все, что ему дорого. Она заставит его страдать, унизит, лишит сил, и он будет молить о пощаде на коленях.
