Как бы ей хотелось утихомирить колотящееся сердце. Она ведь не какая-то испуганная девчонка. Она не боится темноты. Но Рин не могла избавиться от страха перед тем, что ждет впереди.
– Сюда, – сказала женщина.
Рин пригнулась под ветками и раздвинула их, поморщившись, когда острые шипы оцарапали колени.
«Что я делаю?»
Если бы здесь был Катай, он назвал бы ее идиоткой. Предложил бы просто спалить весь лес, да и дело с концом, будь проклят Триумвират. Но вместо этого Рин шла прямо в логово Дацзы, как загипнотизированная, завороженная добыча хищника. Прямо в руки женщины, которая почти весь прошлый год только и делала, что пыталась ее схватить, замучить или манипулировать ею.
Но Дацзы не хотела ее убить. Ни прежде, ни теперь. В этом Рин была уверена. Если Дацзы желала ей смерти, то убила бы у подножия Красных утесов. Вонзила бы в артерии Рин град игл и с улыбкой наблюдала, как та истекает кровью на песке у ее ног.
Рин выжила в битве у Красных утесов только потому, что так решила Дацзы. Гадюке по-прежнему что-то было от нее нужно, и Рин хотела узнать, что именно.
– Пришли, – сказала женщина.
Рин осторожно увеличила пламя, чтобы осветить окрестности. Они остановились у крошечной хижины, сооруженной из веток, лиан и оленьих шкур. Внутри с трудом вмещалось не больше двух человек.
– Госпожа, мы вернулись! – прокричала женщина.
– Я слышу четыре пары ног, – донесся изнутри слабый, дрожащий голос. – Кого вы с собой привели?
– Гостью, – сказала Рин.
– Входи, – раздался ответ после короткой паузы.
Рин опустилась на колени и вползла в хижину.
Бывшая императрица Никана сидела в темноте. У нее не осталось ни платьев, ни драгоценностей. Грязная и вонючая, она куталась в рваные обноски, так заляпанные грязью, что не определишь первоначальный цвет. Волосы Дацзы утратили блеск, а глаза – завораживающее сияние. Всего за несколько месяцев она состарилась на двадцать лет. И не только от бремени войны, не только от изматывающих попыток уцелеть, пока страна разваливалась на части. Красоту Дацзы разъедало нечто сверхъестественное, какая-то злобная сила, сделав то, чего не сумели бы ни время, ни лишения. На мгновение Рин ошарашенно застыла, решив, что ошиблась – может, перед ней все-таки не Гадюка, а какая-то старая карга, живущая в лесу.
Но потом Дацзы уставилась на Рин единственным глазом, и растрескавшиеся губы изогнулись в такой знакомой улыбке.
– Долго же ты добиралась.
Кровь прилила к голове Рин, зашумела в ушах. Она оглянулась на вход в хижину. Снаружи стояли в ожидании девочки.
– Оставьте нас, – приказала она.
Девочки не сдвинулись с места. Они смотрели на Дацзы, ожидая ее указаний.
– Ступайте, – велела Дацзы. – Возвращайтесь в город. Бегите.
И они умчались.
И как только они скрылись, Рин вытащила из-за пояса нож и приставила его к мягкой коже под подбородком Дацзы.
– Сломай Печать.
Дацзы лишь засмеялась, и белое горло запульсировало под острием ножа.
– Ты меня не убьешь.
– Клянусь богами…
– Иначе ты бы уже это сделала. – Дацзы отмахнулась от ножа, как котенок от мухи. – Хватит театральных представлений. Я нужна тебе живой.
Рин не отвела нож.
– Сломай Печать.
Перед глазами у Рин встал красный туман. Ей пришлось сосредоточиться, чтобы рука не соскользнула, случайно не порезав кожу. Рин слишком много часов фантазировала, как поступит, если Дацзы когда-нибудь окажется у нее в руках. Если бы ей удалось заставить Дацзы снять Печать, блокирующую разум, то не пришлось бы больше полагаться на Катая. Она никогда больше не проснется посреди ночи с пересохшим от кошмаров горлом, барахтаясь среди лиц мертвецов. Ей никогда больше не придется видеть, какую боль она причиняет Катаю – его мертвенно-бледное лицо, кривые шрамы на его ладони – каждый раз, когда она вызывает огонь.
– Тебя это мучает, да? – Дацзы запрокинула голову и изучала Рин с ленивой и беспечной улыбкой. – Он так страдает?
– Сломай Печать. В третий раз просить не буду.
– А что, Сорган Шира не сумела?
– Ты знала, что у нее не получится! – рявкнула Рин. – Ведь это ты наложила Печать, это твоя отметина, и только ты можешь ее снять.
Дацзы передернула плечами:
– Какая жалость.
Рин надавила ножом сильнее. Как сильно нужно надавить, чтобы пустить ей кровь? Возможно, не стоило метить в шею, там слишком легко попасть в артерию, и тогда Дацзы истечет кровью, прежде чем успеет сделать что-нибудь путное. Рин переместила острое сверкающее лезвие ниже, к ключице.
– Может, тебя убедят кое-какие украшения. Какую сторону ты предпочитаешь?
Дацзы сделала вид, что зевает.
– Пытки не помогут.
– Не думай, что я этого не сделаю.
– Не сделаешь. Ты не Алтан.
– Не искушай меня. – Рин пустила по лезвию ручеек огня, чтобы только слегка обжечь кожу. – Я не собираюсь всю жизнь провести как зверь на поводке.
Дацзы изучала ее некоторое время. Раскаленный металл прижигал ее ключицу, оставляя на коже черные отметины, но Дацзы даже не поморщилась. И все-таки в конце концов подняла руки в мольбе.
– Я не знаю, как это сделать.
– Ты лжешь.
– Я не знаю, милое дитя, клянусь.
– Но ты… – Рин не могла сдержать дрожь в голосе. – Почему?
– Ох, Рунин. – Дацзы окинула ее полным жалости взором. – Думаешь, я не пыталась? Думаешь, я не пыталась с самого твоего рождения?
И она явно не насмехалась. В голосе не осталось ни следа снисходительности. Это было честное признание, а печаль в голосе отражала подлинную уязвимость.
Рин предпочла бы, чтобы Дацзы над ней насмехалась.
– Я бы все отдала, чтобы сломать Печать, – прошептала Дацзы. – Я пыталась ее сломать много десятилетий.
Значит, она имела в виду не Рин. Она говорила о собственной Печати.
Рин опустила нож. Пламя тоже отступило.
– Тогда зачем ты это сделала?
– Ты как-никак пыталась меня убить, милочка.
– Я не про себя. Про них.
– Я не хотела. Но решила, что они поубивают друг друга. А умирать мне не хотелось. – Дацзы встретилась с ней взглядом. – Ты-то уж должна понять.
И Рин поняла.
Она не знала всего, полностью обо всем знали только Цзян и Дацзы, но оба скрывали от нее эту историю, однако Рин знала достаточно. Однажды Дацзы прокляла двух других участников Триумвирата, Дракона-императора и Стража, наложив на них Печать. И потом не сумела ее сломать. После одной стычки, таинственной битвы два десятилетия назад, причины которой никто в империи не понимал, Триумвират перестал существовать, потому что Дацзы не сумела сломать Печать.
«Один из вас умрет, – предрекла Тсевери из рода Кетрейдов за секунду до того, как Триумвират вырвал у нее сердце. – Один будет править, а третий уснет навеки».
И в конце концов Тсевери была отомщена.
Рин села на пятки. Вся энергия борьбы внезапно иссохла. Ей следовало бы разозлиться. Ей хотелось разозлиться, снести Дацзы голову в бездумном припадке ярости. Но глядя на это старое и отчаявшееся существо, Рин ощущала к ней только горькую и выдохшуюся жалость.
– Мне стоило бы тебя убить. – Нож выпал из ее руки. – Почему я не могу тебя убить?
– Потому что я тебе нужна, – мягко сказала Дацзы.
– Зачем ты сюда пришла?
– Разумеется, чтобы дождаться тебя. – Дацзы коснулась двумя пальцами щеки Рин. Рин даже не вздрогнула. Жест не был жестоким или снисходительным. Удивительно, но, похоже, это была попытка утешить. – В Лусане я сказала тебе правду. Позволь мне тебе помочь. Нас осталось так мало.
– Но как ты…
– Как я узнала, что ты придешь в Тикани? – Дацзы вздохнула и хихикнула. – Потому что все спирцы одинаковые. Вы привязаны к своим корням, именно они определяют вашу суть. Ты думала, что в Синегарде создала новую личность и убила девочку, которой когда-то была. Но ты ничего не сможешь с собой поделать – тебя всегда будет тянуть к тому месту, где ты выросла. Все спирцы такие. Люди своего племени.
