Закон Выброса - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"

И сейчас старания бывшего учителя сыграли Кречетову на руку.

Рот почти сразу заполнился теплой кровью, и ученый несколько смачно плюнул. Попал хорошо, почти рядом с Набом.

«Ешь».

Разумную колонию наноботов не пришлось долго упрашивать. Серый комок слизи вполз в кровавое пятно – и оно исчезло буквально за пару секунд. Наб был очень голоден.

«Еще!»

Это была не просьба.

Требование.

Что ж, дети всегда что-то требуют от родителей, даже если эти дети искусственные. И родители должны выполнять их требования, коль не хотят впоследствии однажды услышать что-то типа: «да пошел ты, я не просил меня синтезировать». В этом Кречетов был абсолютно уверен, высасывая кровь из раны и сплевывая ее на пол снова и снова, до тех пор, пока не почувствовал сильное головокружение – явный признак скорой потери сознания. Похоже, система, преобразующая в кровь заполняющую колонну искусственную биологическую жидкость, перестала справляться с рассчитанной нагрузкой.

Это почувствовал и Наб.

«Тебе плохо? – прозвучало в голове Кречетова. – Чем я могу помочь?»

Несмотря на головокружение, ученый невольно улыбнулся. Что ж, не зря он в свое время потратил столько времени, денег и нервов для того, чтобы создать свое детище. Родителям всегда приятно, когда созданное ими существо оправдывает ожидания, даже если оно совершенно не похоже на них.

«Ты можешь помочь, – отозвался Кречетов. – Нужно сделать вот что».

Мне снился сон. Я прекрасно осознавал это. Тот случай, когда ты спишь, но при этом очень четко видишь реальность вокруг себя, понимая, что она тебе только снится.

Это была лаборатория Захарова, где я был не раз.

Огромный зал с колоннами, подпирающими потолок, в которые были встроены разные устройства – видеокамеры, какие-то датчики, вентиляционные решетки…

На стенах – книжные полки, забитые научной литературой, и огромные экраны, по которым, словно колонии зеленых мух, ползали цифры и непонятные знаки.

Стеклянные шкафы с инструментами, биксами, коробками, пузырьками, колбами.

Множество приборов разных размеров, о предназначении которых я мог лишь догадываться.

И, конечно, автоклавы, в одном из которых лежал человек, очень похожий на меня.

Все это я видел так, будто парил в воздухе метрах в трех над полом. Странное местонахождение, конечно, но чего не бывает во сне.

Стоило бы, разумеется, рассмотреть своего двойника поближе, но не он сейчас привлек мое внимание. В нескольких метрах от стеклянного гроба стоял трехметровый цилиндр, заполненный каким-то плотным серым газом, клубы которого мешали рассмотреть содержимое цилиндра. А ведь внутри него был кто-то или что-то, опутанное плохо видимыми проводами, – можно было различить лишь темный силуэт, который словно оплели своими щупальцами множество осьминогов.

Я захотел получше рассмотреть, кто же скрывается там, в сером тумане, и легко, не напрягаясь, подплыл поближе к стеклянному аквариуму необычной формы – правда, толку от этого оказалось немного. Что ближе смотри, что дальше – суть одна. Мне даже показалось, что при моем приближении туман стал гуще, словно клубящаяся субстанция специально стала плотнее, чтоб я не увидел то, что она скрывает.

Или кого…

Сомнений не было, в аквариуме находилось живое существо. Когда я приблизился, из плотного тумана внезапно выпросталась длинная лапа, и большая когтистая ладонь сильно ударила в стекло – так, что по нему пошли две заметные трещины.

Я инстинктивно отпрянул назад, успев лишь разглядеть, что ладонь была шестипалой, прежде чем лапа вновь исчезла в тумане…

И проснулся. Бывает такое, когда видишь неприятный сон и заботливое сознание в критический момент вырывает тебя из кошмара, который оно само и создало. Зачем мозг это делает – непонятно. Спи себе, набирайся сил. Так нет же – вместо того, чтоб нормально отдохнуть, беспокойный óрган генерирует всякие остросюжетные и зачастую тупые истории, тем самым изматывая и себя, и своего хозяина…

Это было резкое пробуждение, словно меня из глубокого омута выбросило на поверхность реальности. Так случается, когда сознание, нагородив всякой чуши и поняв, что нагородило, срочно прерывает кошмарный сон. Оно и понятно: сделал фигню – исправь, и чем быстрее, тем лучше.

Я открыл глаза, но реальность вряд ли была лучше того сна, из которого меня только что выбросило.

Я лежал в стеклянном гробу, и его прозрачная крышка висела у меня прямо перед лицом. И что это за крышка, сомнений не было, слишком много я их перевидал за свою жизнь.

Итак, я лежал в автоклаве. Стандартном гробу местных ученых для проведения экспериментов над людьми, погружения их в медикаментозный сон, введения в анабиоз и много чего еще. Например, я видел, как в таких автоклавах из биологических матриц создают копии живых людей и тварей, совершенно на людей не похожих. Теперь оставалось выяснить, кто и с какой целью засунул меня в эту стеклянную гробницу.

Но сделать это было не так-то просто.

Во-первых, мозг после пробуждения работал туговато, и я никак не мог вспомнить последние события. Помнил разбитый грузовик, Хащща, уходящего вдаль, поле, выжженное широкой аномальной волной зеленой энергии… А дальше – как отрезало. Лишь какие-то зыбкие отрывочные фрагменты, словно засвеченные кадры кинохроники, плавали у меня в голове, словно рыбки в аквариуме, и мне никак не удавалось собрать их воедино.

А во-вторых, не много можно выяснить, когда ты плотно, словно сосиска в хот-доге, запакован в гроб и пошевелить можешь лишь онемевшими пальцами рук и ног, а также еще глазными яблоками, так как специальная твердая подушка плотно фиксирует голову, не давая ни малейшей возможности повернуть ее хоть немного.

И тут я увидел ее.

Кляксу стального цвета, которая медленно и неуверенно ползла по крышке моего гроба.

Я был готов поклясться, что минуту назад ее здесь не было, а теперь вон, ползет, медленно переставляя ложноножки, по направлению к моей голове… а может, к замкý, который был расположен в изголовье автоклава.

Клякса была небольшой, в половину моей ладони, но очень настойчивой. Один раз она чуть не сорвалась вниз, чудом удержавшись на гладком стекле, но я оказался прав – ее целью оказался электронный замок моего гроба. На некоторое время она пропала из поля моего зрения, а потом я услышал тихое гудение скрытого двигателя, и крышка автоклава плавно уехала вверх – а вместе с ней вышли иглы из моих вен и раскрылись браслеты из толстого пластика, фиксирующие мои ноги и запястья.

Свобода – это прекрасно, но, вероятно, я слишком долго лежал в этом чертовом автоклаве. Тело не слушалось. Чуть шевелились пальцы, каждое движение которых отзывалось адской болью, простреливающей снизу вверх, да так сильно, что я инстинктивно зажмуривался. Хороший рефлекс, полезный. Наверно, мать-природа его предусмотрела, чтоб от таких экспериментов над собой глаза не выскочили из орбит к чертовой матери.

Я усмехнулся про себя.

Если я могу издеваться над собой и чувствую боль, значит, не все потеряно.

И было еще одно.

Неведомая клякса меня освободила, за что ей огромное спасибо. Но если я буду продолжать валяться, занимаясь мысленным словоблудием, то вполне может прийти тот, кто меня сюда определил, и просто захлопнуть крышку, так как клякса совершенно точно действовала не по его приказу – иначе б чего ему самому не прийти сюда и не освободить меня?

Эта мысль придала мне сил. Я собрал волю в кулак, прекрасно понимая, что сейчас будет…

И рванулся вверх!

Немедленно мое тело пронзила такая боль, словно внутри меня родился неслабый «электрод», который шарахнул молниями во все стороны, пронзив ими каждую клеточку моего тела. Приподнялся я всего на несколько сантиметров – и рухнул обратно.

Но я явно не из той породы людей, которые сдаются после того, как у них что-то не получается.

И я снова рванул свое тело навстречу равнодушному белому потолку.