Тропы зазеркалья (СИ) - Шарапов Кирилл

— Вот и давай по хорошему, ты — обратно в зеркало, тело — хозяйке, мне — стрижка. Все довольны. Надо было тебе уходить отсюда, чего осталась?

— Она не дает, сопротивляется, — взвыла Алена и кинулась на него с ножницами.

Это не старые советские тяжелые, из хорошей стали, дешевка китайская, которая от удара в грудь с минимум одежды согнется, разве что немного больно будет, ну и синяк потом появится, возможно, даже приличный.

Закостенелое тело, истинная владелица которого еще не сдалась, а новая не успела освоиться, двигалось рывками, удары напоминали конвульсии. С ней бы кто угодно справился, разве что ребенок бы оплошал, и то, если ему меньше десяти. Радим перехватил руку, одновременно создавая руну паралича, очень уж она удобная. Подхватив женщину, он устроил ее в ближайшее кресло. Алена сверлила его ненавидящим взглядом, но сделать ничего не могла.

— Ну, не захотела по хорошему, будет по плохому, — усмехнулся Вяземский и принялся рисовать ей на лбу руну изгнания.

С мэром не сработало, но тут совершенно иной случай. Символ засветился, и из тела Любы медленно выплыл едва видимый полупрозрачный призрак женщины среднего роста, с креативной короткой стрижкой и в фартуке, очень похожим на тот, что был сейчас на отключившейся женщине. Она укоризненно уставилась на Радима, но Дикий не стал ждать, пока душа надумает удрать, чтобы скитаться по земле, кормясь чужими эмоциями и набирая силы. Сколько проблем создавали бродячие души, ставшие призраками, не поддается подсчету. Руна развоплощения сущности, простейшая, энергии требует самую малость, создается быстрее, чем обычный человек пальцами щелкает. Слабенькая вспышка прямо внутри полупрозрачного силуэта, и тот, словно туман, стал расползаться клочьями, которые истаяли меньше, чем за десять секунд.

Вяземский посмотрел на вращающую глазами Любу и снял паралич.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался он.

— Уф, — облегченно выдохнула испуганная женщина и потерла дрожащими руками лицо. — Радим, это было страшно, ты не представляешь, насколько страшно. Я боролась, но мое тело мне больше не подчинялось, — она всхлипнула и начала плакать. — Все ощущала, но ничего сделать не могла, — сквозь слезы продолжила парикмахерша. — Еще бы часов пять-семь и, наверное, все, загнала бы эта Алена меня в самый дальний угол сознания, откуда нет выхода, и конец. Я ведь слышала про нее, умерла одна такая лет семь назад, прямо на рабочем месте, правда, в другой парикмахерской, недалеко отсюда, в паре остановок, та закрылась уже давно. Мы там кое-какое оборудование купили, вот — зеркала да кресла. Как ты это сделал-то?

— Ну, вот сделал, — развел руками Вяземский, давая понять, что пояснения не будет, и тема закрыта. — А насчет задворок сознания, так бы и было, через пару месяцев стали бы вы официально Аленой и уехали бы в другой город, — согласился Дикий. — Давно она вас захватила-то?

— Да около полуночи. Я с дуру погадать решила, муж в командировке, вот и осталась тут, даже не знаю почему, словно нашептали мне. Купила бутылочку вина, сыра, сидела себе тихо, и тут вдруг, ни с того ни с сего, решила погадать. Часам к одиннадцати было.

Радим кивнул. Новый год — праздник хороший, вот только связанно с ним много мистики, в эти моменты зеркала особенно сильны, и отдача, особенно такая, как при гадании, может прилететь лютая. Предки были умнее, круг обережный делали, а тут просто так. Радим улыбнулся.

— Но теперь все будет хорошо, — заверил он ее, — вы даже не вспомните про это.

— А? — не поняла женщина и тут же рухнула обратно в кресло под воздействием руны сна.

— Не нужные вам эти воспоминания, — произнес вслух Вяземский, рисуя руну памяти, чтобы стереть последние четырнадцать часов. — И знания лишние не нужны.

Двадцать секунд, руна налилась золотым светом и впиталась в голову женщины. Радим удовлетворенно кивнул сам себе, после чего снова надел куртку, словно, он только что пришел, и осторожно потряс спящую женщину за плечо.

— Люба, пора просыпаться, — позвал он, — день рабочий на дворе, встречайте клиента.

Женщина хлопнула глазами и уставилась на Вяземского.

— Ох, — выдала она, — заснула, что ли? Радим, ты никому не говори только, что я тут ночевала. Не принято у нас такое, устала, видимо, ничего не помню. Вина вроде купила. — Потом ее взгляд упал на соседнее рабочее место, где стояла открытая бутылка и засохший сыр. — Видимо, сморило меня. Ты стричься?

— Ну, а зачем же я тогда сюда пришел? — интонацией Кроликова из «Ширли-мырли» ответил Вяземский. — Вы как себя чувствуете? Может, на другой день договоримся?

— Да нет, — отмахнулась Люба, — чего уж, сейчас приберусь и постригу тебя быстренько. Давно тебя не было, с полгода, наверное, а то и больше, вроде перед летом тебя последний раз стригла.

— Вроде, тогда, — согласился Вяземский, усаживаясь в кресло. — Уезжал я надолго, на обучение направили в Москву. Вот и торчал там безвылазно.

— Ясно, — ответила женщина. — Сейчас умоюсь и займусь тобой. Что нового в мире происходит? Ты всегда последние новости знаешь.

— Стабильности нет, — ответил Вяземский очередной крылатой фразой.

Через полчаса он вышел на морозный свежий воздух и, накинув капюшон, прыгнул за руль. Бросив взгляд на часы, он завел двигатель, пора ехать за поросятами, договаривались на три часа, а ему еще сто километров пилить. Надо заканчивать со свинскими делами, и завтра заняться последней частью оплаты, охотой на двойников. Чего он не любил, так это быть должным, и не важно, что долг никто не требует, побыстрее с ним развязаться — это для себя.

Все сладилось, десяток поросят, поровну свинов и хрюшек, каждый в своем мешке загрузили в газель, и та пристроилась за его вранглером. Погода испортилась, километрах в сорока от города началась вполне серьезная метель. Видимость резко упала, и оставшееся расстояние они едва ползли около полутора часов. Разгружались в метель. Свиньи визжали так, словно их уже режут. Причем мужики, которые приехали с фермы, косились на заброшенный, холодный дом с недоумением.

— Померзнут же, — закидывая предпоследнего поросенка в вольер из кроватей, прокомментировал один из работников фермы. — Тут дубак нереальный, человек до утра не дотянет, а эти-то, куда как нежнее. К рассвету одни трупы будут. Зачем тебе вообще тут свиньи-то нужны?

— А вот это не твое дело, — ответил Вяземский. — А насчет холода, так это поправимо, сейчас сюда обогреватель мощный поставлю, и все с ними будет хорошо. Им тут всего одну ночь перекантоваться, завтра за ними приедут заказчики.

Мужик пожал плечами, мол, хрен с тобой, ты купил, деньги отдал, дальше нас не касается.

— Все, хозяин, вопросы есть? — когда последний мешок с визжащим свином оказался в вольере, спросил главный.

— Никаких претензий, — покачал головой Радим. — Хорошей вам дороги.

— Не, не поедем. Сейчас в мотель, что на выезде из города, заселимся, и как метель кончится, обратно рванем.

— Ну, тогда бывайте, а мне нужно заняться живностью, а то и вправду поморожу.

Мужики прыгнули в газель и уехали, а Радим подошел к зеркалу и отправил зов.

Таскал живность Вяземский в мешках, в каждую руку по одному и вперед, в очередной рейд. Свиньи орали и гадили, особенно, когда пересекал границу междумирья, так брыкались, что он едва смог их удержать, видимо все же давило на них ментально. Пять ходок, и все, поросята переехали на новое место жительства.

Рогана была счастлива, Радим же зол, изгваздался в говне по полной программе. Хорошо, в джипе имелась запасная одежда, в которую он переоделся в холодном доме, а старую, в которой таскал, просто выкинул. Но все равно запах его преследовал до квартиры, да и потом казалось, что он никуда не делся.

Спать, как ни странно, не хотелось, и Вяземский решил сходить в гости. Еще в прошлые разы он организовал себе доступ к зеркалу, находящемуся в коридоре квартиры Ольги. Пять минут, и вот он переступил порог ее дома.

Девушка тут же бросилась ему на шею и страстно поцеловала в губы.