Ядерная ночь. Эвакуация. - Рыбаков Артем Олегович

«Мы сейчас у Колёсных Горок, до штаба километров пять, а он ещё дальше. Точно не добивает!»

— Трубач, здесь Бес. Могу передать в штаб — пока он у меня в зоне.

— О, Василий Семёнович! — Судя по голосу, Баталов обрадовался. — Вы-то мне и нужны!

— Что стряслось у тебя, Серёжа?

— Буча в лагере.

— В каком? Что за буча?

— В «Ромашке». Это километра два южнее трассы, немного не доезжая Медного. Здесь несколько пионерлагерей заброшенных. В них человек семьсот разместили. Как от «дуги» на Медное повернёте — первый поворот направо. Вы где?

Несмотря на некоторую сумбурность, где сейчас находится мой «зам по музыкальной части», я понял. Неясно было, что же там всё-таки происходит?

— Трубач, ты про бучу расскажи!

— Тут человек десять свои порядки наводить принялись, еду и вещи отбирают.

— Ты вмешался?

— Нет. Они очень агрессивные, а стрелять я не решился — народ кругом. Многие со страху в лес подались. Я пока отошёл немного, наблюдаю за ситуацией.

«Эх, Серёжа, Серёжа… Такую фигню надо в зародыше гасить. Сразу! Пока не разрослось!»

— Понял тебя, Трубач! Мне до тебя километров семь, может, чуть больше. Скоро буду! Оставайся на связи.

Я «пришпорил» машину. «Субару» взревела мотором, и за окном придорожные кусты слились в одну сплошную серо-зелёную стену.

— Ну, что я говорил? — однако тон Камчатки был не довольный, как можно было ожидать, а, скорее, озабоченный.

— Накаркал, шаман херов! Кулачки давай разминай! Слышал, стрелять не очень получится.

— Трубач Бесу! — Я снова взялся за рацию.

— Здесь я.

— С тобой ещё народ наш есть?

— Да, Витька-Химик и Терёшин.

— Это кто? — имена мне были не знакомы.

— Вы их не знаете, только сегодня пришли, — принялся объяснять Трубач. — Про Витьку вам ребята должны были рассказать, а Терёшин местный — из этого лагеря. Помогал нам укрытия устраивать. У него тут семья.

— Понятно! С оружием как у вас?

— Огнестрел только у меня.

— А у противников?

— Есть пара ружей и несколько «травматиков».

— А ружья откуда?

— У их заводилы с собой в машине были. «Сайга» и ещё какой-то незнакомый мне дробовик. Складной. У него ещё дульный тормоз, как у пушки.

«Н-да, исчерпывающий рассказ. У нас, стало быть, три „калаша“ и кое-какие навыки, а у противника — численное превосходство и „живой щит“. Почти патовая ситуация…»

— Ладно, на месте разберёмся. Минут через десять будем. Отбой. — Я повернулся к Андрею: — Всё слышал?

— А то! Какие приказания будут?

— А никаких. Диспозиция не ясна, пока только один вариант просматривается — попробовать их по одному отловить.

«Эдак до утра провозимся! Плакал мой ужин в кругу семьи!» — делиться подобными мыслями с подчинёнными настоящему командиру не пристало, а потому я показал Борматенко на рацию:

— Попробуй до штаба достучаться, у нас рация получше, чем у Трубача.

В свете фар вдалеке показался затор из автомобилей, и нам пришлось искать пролом в разделительном ограждении, чтобы объехать его по встречке.

— Штаб, ответь Камчатке! Клоун, ответь Камчатке! — бубнил в рацию морпех, пока я аккуратно пробирался через затор, поскольку и встречная полоса оказалась заставлена машинами. Слава богу, не так густо, как та, что вела к Твери.

Трубач встретил нас в паре сотен метров от лагеря, если я правильно сориентировался, когда мы уже вдосталь наскакались по разбитой дороге, сложенной из перекосившихся бетонных плит. В кустах три раза мигнул фонарик, и я выключил фары. Мотор глушить пока не стал.

— Ну, что за дела? — Ни противогаз, ни респиратор я надевать не стал — уровень радиации пока позволял — похоже, ветер поменялся (дозиметр вместо тех трёх сотен миллирентген, что мы зафиксировали после обеда, сейчас показывал всего сто), а удобство коммуникации в настоящий момент важнее.

— Химик наблюдает, а мы вас встречать вышли. В лагере немного поутихло, гады вроде барахло делят.

— Давай по порядку! С чего началось?

— Когда мы приехали, ну, там, помочь вентиляцию наладить, посоветовать, как от радиации укрыться, — начал рассказ Баталов, — всё тихо вроде было. А потом у одного из корпусов крики, шум. Мы туда, а там грабёж в полный рост идёт. Лагерь на консервации, похоже, был, и тот корпус, где всё началось, он самый лучший — стёкла все на месте, двери нормально закрываются, и к столовой вдобавок самый ближний. Ну, мы попытались вмешаться, а нам стволами в лицо тыкать начали. Ну мы… — Трубач замялся.

— Ну ты стрелять и не решился, — закончил я за него. — Ничего, не кори себя — дело житейское. К этому тоже привычка нужна. Расскажи-ка лучше, что тут в округе вообще творится?

— Короче, тут в округе, как выяснилось, до чёртовой бабушки детских лагерей. Мы только в радиусе десяти километров пять насчитали. Прямо тут их два — «Ромашка» и «Энергетик». Один закрыт, а во втором полторы сотни ребят. Метров на шестьсот левее — «Компьютерия». Понтовый такой. Коттеджи, Интернет, все дела. Там охрана нормальная. Пять парней с травматикой и баллончиками. Я с ними переговорил — своими парни оказались, быстро в тему въехали. На том берегу «Экспресс». Но это уже у самого Медного, я там с участковым договорился — у него телефонная связь с Торжком есть. У Тутани — «Ровесник». Там ещё пара сотен ребятишек.

Я почувствовал, что голова начинает идти кругом. Одно дело — спасать взрослых или семьи, но тут обнаружилось, что на нас внезапно свалилось под тысячу «бесхозных» детей! Причём многие лагеря, как я понял, находятся в непосредственной близости от разрушенной Твери! Можно, конечно, послать гонца к участковому и вызвать подкрепление из Торжка, но ситуацию надо сейчас разруливать, потому что непонятно, во что всё это может вылиться? А вдруг «бунтари» решат пройтись по всем окрестным лагерям? Еду, к примеру, будут искать. Или топливо? Нет, так не пойдёт!

— Давай по существу, здесь сколько человек поднялось? И чего они хотят?

— Поначалу их пятеро было, потом ещё столько же присоединилось. А что хотят? Жить хотят. Говорят — на всех всё равно не хватит, так зачем балласт кормить.

— «Балласт»? Ты слыхал, Камчатка?

— Да, командир, — голос Андрея звенел от злости. — Пойдём, капитан, покажем сухопутным, как балласт продувают!

— Э, не заводись, пляжная пехота! Давайте в машины, и ты, Серёга, мне сейчас всё подробненько нарисуешь, а там и веселье будет…

«Хорошо, что противники наши — люди городские и лесной темноты боятся! — размышлял я, лёжа на невысокой крыше пристройки у столовой, куда меня пять минут как подсадил наш морпех. — Часовой, вместо того чтобы ходить кругами, маячит на освещённой веранде, откуда разглядеть что бы то ни было сложно, если вообще возможно».

Но и у меня задачка ещё та — проползти несколько метров до слухового окошка по растрескавшемуся и обомшелому шиферу, который так и норовит расколоться под моим весом.

Медленно отрываю тело от крыши и ощупываю поверхность перед собой.

«О, справа кусок шифера откололся и чуть подаётся под рукой. Значит, мне левее. А то поедет ещё… Чёрт! — Рука проваливается сквозь мох, и что-то острое больно оцарапало мне обратную сторону кисти. — Ничего, можно потерпеть! Зато я ещё на полметра приблизился к цели. Плохо, что рации у нас без гарнитур и их пришлось выключить. И хорошо, что противники наши не имеют ни малейшего представления, как защищаться от диверсантов! Во-первых, они разделились. А во-вторых, у тех, кому выпало сторожить снаружи, нормального оружия нет, только „резинострельные“ пистолеты. И по ним мы можем спокойно стрелять, не боясь задеть гражданских!»

Нам с Андреем, как наиболее подготовленным в боевом плане, досталось нейтрализовать основную и наиболее вооружённую группу бунтовщиков, засевшую в помещении столовой.

«Я полегче и поподвижнее, потому и на крышу лезть пришлось. Под нашим габаритным товарищем она бы уже точно провалилась. Выяснилось это, правда, только когда я на неё забрался. Все-таки хорошо быть предусмотрительным! Вот долезу, на чердак проникну, всё разведаю и фонариком сигнал ребятам подам, чтоб начинали… Интересно, слышит ли меня часовой?»