Алый король (ЛП) - Макнилл Грэм

По истерзанной бурями пустоши, покрытой черной пылью, были разбросаны изъеденные ржой развалины — пирамиды братств, заброшенные руины, где обитали призраки воспоминаний о гибели города. После колдовского перемещения с Просперо их взаимное расположение изменилось. Раньше каждое исполинское здание находилось в собственном районе, но сейчас они сбились в кучу, словно решили умереть вместе.

Над всеми ними возвышалась пирамида Фотепа.

Даже разгромленная, она сохранила величие.

Обнаженный стальной каркас двухкилометровой высоты покорежился и смялся во время беспощадной переброски. Что примечательно, большая часть стекол уцелела, и теперь сверкающие прозрачные клинки, прикипевшие к скелету строения, отражали тошнотворные блики заточенного в здании света.

Кроме пирамид, после гибели Просперо здесь возникли и другие сооружения, но их уже замело грудами золы и стонущего пепла, из которых торчали лишь выветренные обломки мраморных колонн.

Азек представил себе прежнюю Тизку. Перед его мысленным взором возник залитый солнцем мегаполис из отполированного камня и стекла, просвещенный и преуспевающий город, населенный десятками тысяч образованных, здоровых и довольных жизнью людей. Ариману вспомнились продуктовые рынки на площади Оккулюм, где пахло свежей жареной дичью с горных склонов, медовыми чаями и всевозможными специями, вручную собранными в экваториальном поясе Просперо.

Образы прошлого потоком хлынули в сознание воина.

Вот он делится свежей выпечкой с Лемюэлем в «Войсане» на улице Тысячи Львов.

Разглядывает запыленные полки в лавке торговца старинными книгами в мьюзе Занони [54]; на каждой странице томов скрывается целая неведомая вселенная.

Медитирует в бескрайнем парке Фиоренто, глядя на отражение вечернего солнца в океане.

Помогает жителям Тизки развить латентные пси-способности, делясь с ними советами и добиваясь взаимного доверия. Возвышает людей, показывая им мир за пределами пяти земных чувств.

Все погибло. Все разрушено палачами с Фенриса.

— Похоже, сюда призвали не только нас, — заметил Менкаура. Прошагав по десантной аппарели, он встал рядом с Азеком.

Картины утраченной Тизки потускнели, и Ариман подавил скорбь, грозившую захлестнуть его. Кивнув, он оглядел продуваемые всеми ветрами участки между пирамидами. Только теперь воин заметил, что среди руин рассредоточена целая стая «Громовых ястребов» и «Грозовых птиц».

— Настоящий конклав, — сказал Азек. — Знаешь, для чего мы здесь?

— Нет. — Менкаура ответил не сразу, что обеспокоило Аримана. — Но ничего хорошего из возвращения в Тизку не выйдет. Именно тут погиб наш легион, однако мы не пытаемся забыть горе, а таскаем его на шее, словно жернов.

Доспех провидца блистал, как новый, и полученная им на «Торкветуме» рана затянулась, но Азек чувствовал, что Менкаура поддался глубокой меланхолии — смирился с уделом, которого прежде старался избежать любой ценой.

— Тогда зачем же мы прилетели? — спросил Толбек, закрепив шлем на горжете. Вместе с ним из корабля вышли Хатхор Маат и Санахт; в ауре павонида читалось раздражение, вызванное их общей неудачей.

— Алый Король приказывает, мы исполняем, — отозвался мечник. — Какие еще причины тебе нужны?

— Говоришь как истинно верующий, — бросил Хатхор. — Не устал от рабского поклонения примарху?

— А ты не устал от своих ребяческих выходок?

— Кстати, куда делся твой учитель фехтования — тот, со шрамами? — поинтересовался Маат. — Уже научил тебя всему, что можно?

— Люций мне не учитель, — огрызнулся Санахт. — Но, пожалуй, я передам ему, что ты усомнился в его мастерстве, и полюбуюсь, как он покромсает тебя на кусочки.

— Пусть попробует!

— Хватит препираться, — обратился к ним Менкаура. — В этих развалинах обитают фантомы, кормящиеся раздорами.

— Куда идти? — уточнил Толбек.

— Вон туда, — Ариман указал в сторону языка эфирного пламени, вспыхнувшего в полумраке у основания пирамиды Фотепа, и с огромной неохотой сошел на землю, зная, что ему придется ступать по костям павших братьев. Соратники последовали за ним в клубы черного пепла.

В шуме ветра, на грани восприятия, звучали захлебывающиеся голоса — едва слышное эхо криков, брани, прощаний и жалобного плача. Под ногами воинов хрустело стекло, повсюду в пыли и прахе лежали напоминания о кошмарной гибели их мира: обломки доспехов, забитое песком оружие, хопеши с искореженными клинками и волчьи лапы-талисманы. Злобные вихри сметали пепел с расколотых черепов, в пустых глазницах которых тлело пламя, а из провалов ртов доносились фантомные отголоски насмешливого шепота.

Глядя строго вперед, Ариман пробирался к путеводному огню сквозь облака пыли, по колено утопая в наносах праха. Где-то во тьме передвигались исполинские силуэты, и с каждым грохочущим шагом этих созданий земля содрогалась, как от удара молотом.

— Богомашины маршируют куда-то, — сказал Толбек.

— Желательно бы от нас, — произнес Азек.

— Смотрите, слева, — указал мечник.

Вокруг кулаков пиррида вспыхнуло пламя.

— Справа тоже, — сообщил он.

Ариман крепче сжал посох-хеку, разглядев за пеленой пыли сотни нечетких силуэтов Астартес. Клубы пепла скрывали воинов, но в их аурах отчетливо светилась настороженность.

Потом завеса отдернулась, и все сомнения исчезли.

Эти воины Тысячи Сынов составляли не единое подразделение, а несколько зловещих боевых банд разной численности. Они шагали под неведомыми гербами-тотемами и знаменами с символикой, каких не видели на Просперо.

Легионеры двигались к разбитому арочному проходу, который некогда вел в пирамиду Фотепа. У его свода, на высоте пяти метров над расколотой мраморной плитой, парил Амон. Ореол огня вокруг тела советника служил маяком для необычного воинства.

Под Амоном стояли Тайные Скарабеи в терминаторской броне; у всех девятерых правую линзу шлема рассекала напополам вертикальная борозда — знак верности Магнусу. Каждый из воинов держал в руках древко-вое оружие с пламенным клинком и открытую книгу, из которой читал составные заклинания призыва, разработанные им самим. Прежде эти космодесантники подчинялись Ариману, но теперь исполняли только распоряжения примарха.

— Когда наши братья в последний раз собирались в таком количестве? — спросил Хатхор Маат.

— Еще на Просперо, — ответил Азек. Расширив зону пси-восприятия, он ощутил неподалеку присутствие чего-то иного — и враждебного.

— На встречу родичей это не очень похоже, — заметил Толбек, и огонь вокруг его латных перчаток запылал жарче.

— Какая проницательность, — отозвался Менкаура.

— Ты слишком нарочито удивляешься.

— Толбек прав, — вмешался Ариман. — Сюда словно бы пришли для переговоров воюющие между собой короли, и мечи их наполовину обнажены.

Вновь прибывшие легионеры, по меньшей мере три сотни, выстроились дугой перед обвалившейся аркой. Их агрессивные ауры столкнулись, и от напряжения в эфире у Азека заныли зубы.

Подняв руки, Амон заставил стонущий ветер умолкнуть.

— Братья, я радуюсь всем сердцем, что столь многие из вас откликнулись на зов. — Величественный голос советника с легкостью перекрыл бормотание шепотков среди праха. — Поверьте, лишь тяжелейшая нужда вынудила нашего генетического отца призвать вас в этот жуткий склеп.

Бессмысленные банальности Амона не трогали Аримана: что-то иное тревожило его чувства.

Нечто знакомое и все же совершенно чуждое.

— Где Магнус? — крикнул один из военачальников, и Азек перевел взгляд с советника на того, кто перебил его.

Воин в терминаторском доспехе с замысловатой резьбой возглавлял отряд, располагавшийся в общем строю на позиции, которая оказалась бы наиболее выгодной в случае начала боевых действий. Больше того, размещение легионеров относительно друг друга значительно усиливало их псионические способности.

«Игнис, самопровозглашенный магистр Погибели».