Что там может быть такого написано, что он так этим недоволен? И знает ли он о содержании записки?..
– Если ты хочешь, я сожгу её прямо сейчас, – спокойно и уверенно сказала я, понимая, что ни в какой из реальностей я не хочу расставаться с Киром из-за дурацкой записки, написанной во время эмоциональной импотенции.
Глаза Кира слегка потеплели.
– Ты сделаешь это? – спросил он, продолжая прижимать меня к себе одной рукой, а второй – продолжая держать за подбородок.
– Да. Если ты считаешь, что так нужно, – прямо сказала я. – Я не знаю, что там написано, но, если ты уверен, что это для меня опасно… или опасно – для нас… – я стиснула зубы, пережидая приступ лёгкой паники. – Избавься от неё прямо сейчас.
Кир взял в руки коробок спичек, лежавший на комоде рядом с набором одноразовых ароматизированных свечей, зажёг одну из спичек и сжёг записку, не выпуская её из рук. Пепел стряхнул на пол.
– Ты думаешь, там было написано «брось его»? – как-то нервно усмехнулась я.
– Я боюсь, что там было написано «уничтожь Организацию», – ответил Кир, затем напряжённо посмотрел мне в глаза. – Таня стала такой не сразу. Я видел, как она меняется, правда, не понимал, что конкретно с ней происходит – она слишком хорошо притворялась. Как и все мы. Я не хочу, чтобы ты шла по её стопам.
– Я тебя люблю, – едва сдерживая свой подбородок от дрожи, как и глаза – от слезливого потока, прошептала я и уткнулась лицом в его грудь.
Страх, что он отвернётся от меня, был так велик, что в какой-то момент полностью заполнил моё сознание…
– Хорошо, – кивнул темноволосый, а на мою одеревеневшую от подобного ответа спину отреагировал пояснением: – Хорошо, что любишь, – затем мягко улыбнулся и провёл по моему телу уже совсем другими руками: теперь они были жадными до каждого моего изгиба, немного грубыми, но оттого – заводящими меня ещё сильнее…
– Ты же говорил, что секса сегодня не будет, – немного взволнованным от его ласк голосом спросила я.
– Я этого не говорил, – задрав мою кофту и стащив её с моего тела, сказал Кир.
– Это твой метод кнута и пряника? – поинтересовалась я, глядя, как он стягивает с себя темносиний пуловер, безумно ему шедший, но ещё лучше смотрящийся лежащим на полу – около его ног.
– Он самый, – усмехнулся темноволосый и притянул меня для поцелуя.
Эта ночь будет самой счастливой в моей жизни…
Я открыла глаза и несколько минут лежала без движения. Кир спал рядом, и мне пришлось буквально оторвать себя от созерцания его прекрасного лица и осторожно подняться… затем бесшумно натянуть одежду и выйти из номера. На часах в коридоре было семь утра, так что я, не задумываясь, спустилась в ресторан. Кружка кофе со сливками должна была привести меня в чувство и расставить все точки над «ё».
Ночь была и впрямь незабываемой: те чувства и ощущения, что дарил мне Кир, ещё долго будут греть меня… возможно – так долго, насколько хватит моей памяти, ведь я вспомнила то, что написала самой себе в той записке.
А ещё ко мне пришло полное понимание того, что со мной сделала Эльза. Да, именно Эльза и именно «сделала». Она вмешалась в процесс моего мировосприятия, это именно она, а не Алекс, вытащила наружу мою злобу, мою агрессию, которой во мне не было с самого рождения, – а даже если и была, то в зачаточной форме. Я никогда не была конфликтной. Я со всеми находила общий язык. Самым большим моим «недовольством» было то, что моя мать хотела, чтобы я сияла так же ярко, как моя сестра…
Но теперь всё изменилось. И виной этому была Эльза.
Я могла бы и вообще не пробуждаться, если бы не она, и если бы не моё имя в том долбаном списке. Но хуже всего было то, что ценой моего «пробуждения» стало полное изменение личности. Я помню, как горела изнутри в свою первую ночь в Доме. Это не сила моя пробуждалась – так стиралось моё прежнее «я»… и, кажется, Эльза об этом говорила: тогда, во время жара я не запомнила её слов, но сейчас, после того, как моё сознание разложилось и собралось заново, я вспомнила мельчайшие подробности той ночи.
Она воздействовала на мой гормональный фон, на такие процессы моего организма, что отвечают за настроение и восприятие окружающей действительности, – и сделала это накануне, в мой Второй День.
– Почему она это сделала? – пробормотала я, спускаясь по лестнице вниз.
С утра я просто не переношу лифты, потому предпочитаю спускаться вниз по старинке.
Майя сказала, что глава Организации – хамелеон. И я – хамелеон… неужели Эльза думала, что я и есть тот самый лидер, что поведёт за собой остальных уникумов?
Я остановилась и задумалась.
Ну, конечно же, она так думала! Она же сама сказала мне об этом, когда я рассказывала ей подробности своего первого сна: пусть в тот момент она была выжата, как лимон, после драки с наёмниками отца Антона, но её странной реакции – «Хорошо. Я рада», – после моих слов о том, что я стану защитницей уникумов, я никогда не забуду…
Итак, она изменила меня, буквально вынудив пробудить свою силу. Она хотела, чтобы я повела за собой единомышленников… зачем? Неужели за тем, чтобы сместить главу и самой занять его место? А может, она хотела показать остальным, насколько опасны хамелеоны?.. (Один – глава Организации, тиран и деспот, которым все недовольны, вторая – бунтарка, прущая против системы… ну, представители нашего вида и впрямь не отличаются положительными характеристиками…) И, как следствие, – опять же занять место главы?..
А что будет, если Эльза займёт место главы? И почему она так откровенно игнорирует предсказание Кристины?..
– Неужели ты толкаешь меня, чтоб я расчистила тебе дорогу? – прошептала я, прикусив костяшки пальцев.
А ещё эта записка… как я вообще могла написать такое? Да после этого Кир не просто отвернётся от меня. Я бы вообще себя камнями закидала…
Козырь в рукаве. Плата за свободу. Но… какой ценой?
В кресле перед входом в ресторан сидела Ана, притянув к себе колени, прям как Таня вчера, и глядя невидящими глазами куда-то в пол.
– Ана? – я остановилась перед желтоволосой и удивленно посмотрела на часы. – Как ты поднялась в такую рань?
– Я не могла там больше лежать, – призналась та, ещё сильнее прижимая к себе колени.
– Что случилось? – я села на кресло перед ней и подалась вперёд – такой я её никогда не видела, и это напрягало.
– Он уснул, и ночью… ночью… – Ана поджала губы, а я напряглась ещё больше.
Бог мой, он же её не изнасиловал?!
– Что он сделал? – жестко спросила я.
– Ничего, – Ана покачала головой, – он ничего не сделал, просто закинул на меня руку во время сна.
– Таааак… – медленно кивнула я, ещё не совсем понимая, из-за чего весь сыр-бор. – Иииии?..
– А мне это понравилось, – ещё больше сжалась Ана и с какой-то мукой посмотрела на меня. – Я – ужасная, да?
– Ещё назови себя падшей и на костре сожги, – я закатила глаза и покачала головой. – Ана, ты имеешь права на чувства! Зачем так гнобить себя из-за того, что тебе кто-то понравился?!
– Потому что мы с Яном…
– Ты любила его? – напрямую спросила, перебивая её.
Ана опустила голову и негромко сказала:
– Нет.
– Тогда в чём дело? – искренне недоумевая, выдохнула я.
– Ты сама сказала, что Яна можно вернуть…
– Можно, но это не значит, что ты должна хранить ему верность до самого момента возвращения! А если он вернётся только через пятьдесят лет? Ана! Если бы у вас были взаимные глубокие чувства, я бы могла понять твои сомнения, но вы ничего друг другу не обещали! Даже если ты спала с ним, вы ничем не обязаны друг другу! – я приложила массу усилий, чтобы голос звучал всё так же тихо, хотя желание покричать на эту странную во всех смыслах девицу было велико. – Ана, ты же не переживаешь так из-за Кира, в конце концов! А с ним ты тоже спала!
– Кир не умирал у меня на глазах, с обидой в сердце, – прошипела желтоволосая, быстро возвращая своему лицу прежнее привычное выражение.
