Когда пришёл в общагу, оказалось, что вечер свободен и курсанты занимаются, кто чем: кто-то торчит в комнате отдыха под телевизором, кто-то в учебном классе пишет письма или готовится к следующей неделе, кто-то драит полы, чистит обувь, протирает пыль.
Я заглянул к унтер-офицерам, забрал бланк с увольнением на завтрашний день и отправился в свою комнату, где Серёга и Никита валялись на кроватях, глядя в планшеты, а Миха мыл полы.
— О, явился. С возвращением! — приветствовал меня Серёга. — Как покатался? Как оно там?
— Ничего особенного, много снега, мало толку, — я повесил куртку на вешалку и, сев на кровать, достал тапочки, чтобы переобуться.
— Много настрелял?
— Не, ерунда. Говорю же, мало их. А вы уже давно хернёй страдаете?
— Да как со стрельб вернулись. Свободный вечер объявили в кои-то веки.
Я достал из шкафчика полотенце и отправился в душ, а когда вернулся, надо было топать в столовую на ужин. Но едва мы с парнями вышли в коридор, как появился дневальный:
— Князев, тебя в штаб боевой группы требуют.
— Чего хотят?
— А мне почём знать? Начальница ваша звонила, говорит, срочно.
— И никак не подождёт? Ужин же.
Дневальный пожал плечами.
Вопрос мой, разумеется, был риторическим. Все прекрасно знали, что если командир вызывает, надо бросать все дела и идти. Вот только к чему такая спешка, непонятно.
Попросив приятелей, чтобы они захватили мне в столовой что-нибудь съестное, я быстрым шагом направился к выходу.
Болховская сидела в своём кабинете. Я постучался, зашёл.
— Вызывали, ваше высокоблагородие?
Алиса листала какие-то бумаги. Она окинула меня небрежным взглядом и отложила документы в сторону.
— Да, вызывала. Вопросы есть, — её тон был официален и холоде, она взяла с края стола амбарную тетрадь и открыла на странице с закладкой. — Твои успехи впечатляют. Целый день охоты, уничтожено более десятка иных, а на склад отправилось… четырнадцать единиц энергии. А вот выезд в Румянцево, — она перевернула несколько листов. — Помнится, ты собрал энергию объекта шестого уровня и ещё пары десятков существ поменьше. А на склад принёс всего сорок единиц, — майор отложила бумагу и осуждающе уставилась на меня. — Где остальное, Князев?
Я поначалу даже растерялся, не зная, как вести себя в данной ситуации. Не думал, что кому-то захочется проверить, сколько сдаю энергии. Каптенармусу было всё равно, да и другие офицеры вряд ли смогли бы соотнести количество собираемой и поступающей на склад энергии.
Но Болховская оказалась весьма наблюдательной и решила копнуть глубже, видимо, в отместку за мои обвинения.
Я быстро взял себя в руки. Не имело никакого значения, что майор думала обо мне, и я не обязан был перед ней отчитываться. По уставу-то, конечно, обязан, но в моей ситуации — нет. Директор всё знает, а Болховскую эти вопросы волновать не должны. А начнёт выкобениваться, ей быстро рот заткнут.
— Не могу знать, ваше высокоблагородие, — ответил я.
— А мне почему-то кажется, что ты врёшь, Князев, — в голосе Болховской послышались железные нотки. — Ты сдаёшь не всю энергию, и прекрасно об этом знаешь, как знаешь и то, куда она пропадает.
— Если хотите меня в чём-то обвинить, этому должны быть доказательство, — произнёс я.
— Доказательства? — Болховская усмехнулась. — А доказательства есть. Они передо мной. Когда ты к нам поступил, у тебя какой был уровень? Двенадцатый? А сейчас какой?
— Двадцать третий.
— Вот именно, двадцать третий. Менее чем за четыре месяца ты набрал четыре тысячи единиц энергии. Как? Тренировался усердно?
— Так точно, ваше высокоблагородие. Тренировался.
— Да хватит уже врать-то, — Алиса с укором взглянула на меня. — Ну кого ты обманываешь? Как будто я не знаю, что тренировками невозможно набрать столько за такой короткий промежуток времени… как и инъекциями, кстати.
Болховская обо всём догадалась. Что ж, молодец, ума ей не занимать. Только какой смысл?
— Какие ещё могут быть варианты? — спросил я.
— А это ты мне скажи.
— Не могу знать, ваше высокоблагородие.
— Нет-нет, ты всё прекрасно знаешь. А теперь знаю и я — знаю, что ты присваиваешь энергию себе вместо того, чтобы сдавать на склад. Это серьёзное нарушение.
— Ваше высокоблагородие, если есть какие-то претензии, пишите рапорт директору. Лично я ничего говорить не собираюсь, да и не имею права.
— Вот как? — Алиса удивлённо скривила губы. — Что ж, значит, будет рапорт.
— Отлично. Возможно, тогда директор, наконец, разберётся с тем, что здесь у вас происходит.
— Я тоже на это очень надеюсь. А ты учти, что есть инстанции и повыше. Трибунал, например.
— Да, есть более высокие инстанции, — согласился я, имея ввиду СКИФ.
Болховская знать об этом не могла, и ей лучше было не совать свой не в своё дело. СКИФовцы шутить не любят, может всё закончиться ликвидацией. Хорошо бы директор донёс до неё эту мысль.
— Вот именно. Ты встаёшь на скользкий путь, Князев, — продолжала запугивать меня Болховская.
— Ваше высокоблагородие, не сочтите за грубость, но есть вещи, о которых ни вам, ни кому-то другому здесь знать не следует. Есть силы более могущественные, чем руководство школы и даже армии, и если эти силы хотят сохранить что-то втайне, они это сделают. И для тех, кто проявляет сильное любопытство, последствия могут быть плачевными. Я бы посоветовал вам закрыть данную тему и больше никогда к ней не возвращаться. И это не моя прихоть. Если вы обратитесь к директору, думаю, он скажет то же самое.
Пришлось сделать максимально прозрачный намёк, чтобы прекратить этот разговор. В конце концов, мне тоже не хотелось, чтобы Болховская пострадала из-за своего неуёмного любопытства. А она слушала меня с угрюмым видом, и над переносицей её образовалась складка.
— Не надо пытаться меня запугать, — строго проговорила Алиса. — Понятно? Пока свободен. Уверена, это не последний наш разговор.
— Есть, — я развернулся и покинул кабинет.
Болховская была очень настырной. Как бы ни довело это её до беды. Предупредить, чтобы не лезла, я предупредил, больше ничего сделать не мог, кроме как пойти ужинать.
В воскресенье выдался долгожданный выходной. После обеда Надя отпросилась с работы, и мы поехали вместе в Москву. Мы не виделись с ней больше месяца, с тех пор у неё в жизни произошло очень много событий, и ей не терпелось обо всём мне рассказать.
Новости, в основном, были хорошими. За последний месяц Надя уже дважды посещала красную зону вместе с охотниками и смогла немного подзаработать на сборе кристаллов. Она снова захотела отдать мне тысячу рублей, но я наотрез отказался.
Да по большому счёту, ей и не с чего было отдавать. Надя заработала почти две тысячи, но при этом ей надо было покупать силовой костюм и батареи для ружья. Стоило всё это недёшево, а без оружия и доспехов о полноценной охоте и речи идти не могло, как и о хорошем заработке. Охотники советовали ей учиться стрелять, и для этого тоже требовались батареи. А с наступлением зимы появилась необходимость в энергоискателе, поскольку под снегом кристаллы найти было не так-то просто, снегоступах и тёплой одежде.
В общем, охота являлась делом дорогостоящим. Надя сказала, что первые полгода, а то и год охотники не получают никакой прибыли, а тратят всё на снаряжение, из-за нехватки которого новички порой гибнут: пытаются заработать больше денег и лезут глубоко в красную зону, не имея ни должной защиты, ни навыков выживания. Да что там новички, даже опытные охотники иногда пропадают в пустыне, а причина всё та же — жажда наживы вкупе с пренебрежением элементарными правилами безопасности.
Мы с Надей опять поужинали в ресторане, но в кино на этот раз не пошли, а отправились гулять вдоль прудов в центре города, чтобы подольше пообщаться. Потом поехали к ней в гости.
В часть я вернулся, как обычно, после построения, и как обычно, на следующий день мне никто слова не сказал, кроме Гаврюшина, который был недоволен тем, что ему опять пришлось прикрывать мою задницу.
