"Фантастика 2025-116". Компиляция. Книги 1-27 (СИ) - Гладышев Сергей А.

Хаташоко расправил бороду, гордо выпрямился в седле:

   — Ну вот, нашёлся и для меня противник — не какой-то там колдун! Не хвались зря, Мадай: ты живой не покорил наших предков, не одолеешь нас и мёртвый.

Мадай извлёк из горита лук и послал стрелу в шумно сражавшихся демонов. Сверкая подобно молнии, стрела насквозь пронзила Аггу и сильно обожгла бок Мовшаэлю. Змееголовый демон, истошно крича по-птичьи, шипя и кувыркаясь, полетел в пропасть. Клыкастый с отчаянным поросячьим визгом унёсся в лес. Ниту, оставив мага, бросился вслед за братом.

Мадай спрятал лук и обнажил меч. Из золотого перекрестья словно вырывалось застывшее темносинее пламя. Царь скифов довольно расхохотался и сказал:

   — Ортагн иногда зовёт меня бить чертей вместе с ним.

Взгляды зихов обратились к Хаташоко. Действительно ли их царь — избранник Громовержца? Царь и сам в этом усомнился. Но признать это перед всем племенем, отступить? Нет! Оставалось одно — сражаться, подобно Грозному Вождю, со всеми, кто встанет на пути, — даже с богами и их воинами. Царь взмахнул плетью, перелетел на коне через пропасть и с громким криком «Шибле!» поскакал на Мадая. Тот снова рассмеялся и бросил наземь одну стрелу. Синее пламя взметнулось над ней, заставив коня Хаташоко взвиться на дыбы, так что царь едва удержался в седле.

   — Не бойся, царь зихов. Ты не бес и даже не полубес, как твой сын, и моё оружие в бою с тобой будет таким же, как при моей жизни.

Синее пламя стрелы тут же погасло. А клинок Мадая приобрёл цвет обычной стали. Хаташоко снова упорно выкрикнул: «Шибле!» Мечи скрестились со звоном. Доспехи и щит надёжно защищали скифа, но и его противник был в прочной кольчуге и наручах, а мохнатая шапка скрывала небольшой шлем. Подставляя щит под меч зиха, Мадай пытался достать его своим мечом, но Хаташоко умело отбивал удары акинаком и наручем.

Царю зихов удалось вонзить меч в горло врагу, но тот даже не покачнулся в седле, не выступила и кровь. Смертельная рана была не страшна для умершего больше шести веков назад. Ответный удар скифа разрубил шапку старого царя, и того спас только шлем. Хаташоко полоснул мечом по шее вражеского коня, но тот был так же мёртв, как и его хозяин. Тогда зих резко пригнулся и, задержав акинаком клинок врага, рассёк ему подпругу. Царь скифов свалился наземь.

Хаташоко с торжествующим криком взмахнул мечом, намереваясь снести противнику голову. И ему это удалось бы, будь царь зихов моложе и подвижнее. Но старый скифский царь успел, как клещами, зажать клинок врага между щитом и своим мечом и резко повернуть. Запястье зиха обвивал темляк меча, и это позволило Мадаю не только вывернуть руку горца, но и стянуть его с седла. Хаташоко оказался на земле. Прежде чем он успел подняться, Мадай вонзил ему в горло меч. Кровь хлынула, сделала красной белую бороду, залила кольчугу. Царь скифов снова вскочил на коня и крикнул, подняв окровавленный клинок:

   — Ну, кто помешает мне сделать чашу из черепа вашего царя и полотенце из его скальпа?

Из полусотни глоток вырвался яростный вопль:

   — Месть за Хаташоко!

Выхватив мечи, зихи разом бросились на Мадая, и впереди всех — Хвит-мезиль. В руке у него была тяжёлая палица из твёрдого, как железо, самшита — этим редким среди горцев и степняков оружием сын лесной женщины владел лучше всего. Но именно потому, что он был полудемоном, оружие Мадая вмиг обрело силу Грома. Вспыхнувший синим огнём клинок с грохотом расщепил и обуглил палицу. Хвит с рёвом взмахнул её остатком. Новый удар грозового меча перерубил её надвое, снёс шапку царевича, опалив волосы.

Оттеснив брата, Тлиф ударил мечом и попал по золотому орлу на щите Мадая. Но сталь не оставила на золоте даже вмятины. А золотая птица с острыми грифоньими ушами вдруг словно ожила, запылала золотым огнём, распространяя ослепительный свет и непереносимый жар. В этой жар-птице был заключён фарн — та священная огненная сила, что делает царя царём, даёт ему власть, удачу и победу. С громовым криком «Орта-а-гн!» Мадай обрушился на зихов. Грозовой меч рассекал лучшие клинки, прожигал в доспехах оплавленные дыры, обращал головы в обугленные черепа. Огненный щит слепил глаза, раскалял оружие так, что оно выпадало из обожжённых рук. Десятки воинов только мешали друг другу, пытаясь добраться до почти неуязвимого врага.

Распалённые боем, воины не замечали, что воздух вокруг них дрожит, словно над горячей сковородой, а из-под земли вырываются зловещие языки чернокрасного пламени. Кони чувствовали, как раскаляется камень под копытами. Иные из них, не слушаясь всадников, уносились прочь. Совсем забыли воители о маге с подстриженной бородой. А тот быстро шептал заклинания, сдерживая грозные силы, разбуженные оружием мёртвого царя. И заодно отпугивал Мовшаэля, выглядывавшего из чащи и прикидывавшего, не пора ли вмешаться в бой — без вреда для себя, конечно.

Тлиф уже вышел из боя без меча и с обожжёнными руками. Хвит вместе с конём, напуганным жаром огненного щита, свалился в ущелье и чудом сумел удержаться за какие-то выступы в стене. Кольчуга Доко была изорвана, верх остроконечного шлема снесён. А черно-красные языки уже вздымались выше голов всадников, начали сливаться в огненную стену. И тут раздался голос мобеда:

   — Мост открыт. Отступите, безумцы, или сгорите сами и подожжёте весь мир!

Доко-Сармат крикнул: «За мной, во имя богов!» — и первый поскакал обратно через мост. Он участвовал в парфянском походе, слушал рассказы Ардагаста и его воинов об индийском оружии богов и потому знал, что это оружие, применённое против обычных воинов, а не богов, демонов или магов, способно выйти из-под власти употребляющего его и вызвать опустошение мира. Зихи, изрядно обескураженные, отступили следом за царевичем. Тело Хаташоко, потоптанное конями, они всё же отбили и унесли с собой.

Мадай не преследовал их. Он поглядел в сторону крепости Сосруко, довольно усмехнулся и произнёс вполголоса:

   — Ну вот, размялся и малость помог потомку Львёнка. Дальше пусть воюет сам. Далеко пойдёт, клянусь Ортагном! А вы, — громко сказал он зихам, — помните: потомки скифов ещё придут сюда, и вы будете жить в их великом царстве.

Сияние его меча и щита погасло, скрылось и черно-красное пламя. Царь скифов повернул коня и вскоре исчез в лесу. Только оплавившаяся местами скала да десяток изуродованных трупов говорили о том, что битва с давно умершим повелителем степи не приснилась горцам. Следом за Мадаем исчез и маг. Демон Ниту, вызванный из преисподней, куда он относил раненого брата, подхватил мобеда под мышки и полетел с ним на юг.

Потрясённые горцы молчали, лишь Хвит, выбравшийся из пропасти, глухо стонал над телом отца. Наконец Тлиф громко произнёс:

   — Воины зихов! Похороним достойно и оплачем нашего царя Хаташоко. Воистину боги не нашли для него достойного соперника среди живых! Остальных же пусть никто не смеет оплакивать. По нашему обычаю, проводим с радостью тех, кого Шибле удостоил умереть от меча-молнии!

Царя зихов похоронили с конём и оружием, насыпали курган. Суровыми песнями и звоном оружия потешили душу старого воина. А тела остальных павших под радостные песни положили на деревья, поближе к небу.

Горцы не замечали, что за ними следят из чащи маленькие красные глаза, горящие ненавистью. Лесной человек наконец увидел смерть одного из своих врагов. И если он сам не вмешался в бой, то лишь из страха перед острой сталью.

Ещё до того, как дружина зихов появилась у моста, росы подъехали к воротам древней крепости. На возвышавшихся одна над другой трёх каменных стенах стояли наготове амазонки с луками.

   — Мужеубийцы! Я хочу говорить с вашей царицей, — громко произнёс Ардагаст.

На стене у ворот, поигрывая плетью, появилась Томиранда:

   — Чего тебе нужно в крепости женщин, мужчина? Если того же, чего и всем вам, то сейчас не весна.

   — Мне нужно, чтобы вы вернули то, что похитили в Гробнице Солнца.

Рядом с царицей появилась затянутая, подобно ей, в кожу кудрявая девочка. Оба пса тут же подняли яростный лай. Взглянув в лицо Зореславича, девочка вздрогнула и вцепилась в рукав матери: