Они кивнули. Этот тезис профессор Плейфер вдалбливал им в головы весь последний триместр – что перевод неминуемо влечет некоторую долю искажений. И наконец-то они что-то из этих искажений извлекут.
– Ни один перевод не способен идеально передать смысл оригинала. Но что это значит? Является ли смысл чем-то бо́льшим, нежели слова, которые мы используем для описания окружающей действительности? Интуитивно мне кажется, что да. Иначе у нас не было бы оснований для критики перевода как точного или неточного, с каким-то невыразимым ощущением, что ему чего-то не хватает. Гумбольдт [942], например, утверждает, что слова связаны с описываемыми ими понятиями чем-то невидимым, неосязаемым – мистическим царством смысла и идей, исходящих от чистой психической энергии, которая обретает форму, только когда мы приписываем ей несовершенное обозначение.
Профессор Плейфер хлопнул по столу перед собой, где в аккуратном ряду были разложены серебряные пластины, чистые и с гравировкой.
– Именно чистое царство смысла, что бы это ни было, где бы оно ни существовало, и составляет основу нашего ремесла. Главные принципы работы с серебром очень просты. Вы пишете слово или фразу на каком-то языке на одной стороне пластины и соответствующее слово или фразу на другом языке – на обратной. Поскольку перевод никогда не бывает совершенным, неизбежные искажения улавливаются и выявляются серебром. И это, дорогие студенты, так близко к магии, как ничто другое в сфере естественных наук. – Он окинул их оценивающим взглядом. – Вы уловили суть?
Теперь они выглядели менее уверенными.
– Если бы вы дали какой-нибудь пример, профессор… – сказала Виктуар.
– Конечно. – Профессор Плейфер взял крайнюю правую пластину. – Мы продали немало таких пластин рыбакам. Греческое слово «карабос» имеет несколько различных значений, включая «лодка», «краб» и «жук». По-вашему, как связаны все эти слова?
– Функцией? – предположил Рами. – Лодки используют для ловли крабов?
– Хорошая попытка, но нет.
– Формой, – попробовал Робин. И по мере рассуждений эта идея выглядела все более правдоподобной. – Представьте галеру с рядами весел. Они выглядят как маленькие шевелящиеся лапки, правда? Шевелить…
– Вас что-то понесло не в ту степь, мистер Свифт. Но вы на верном пути. Сосредоточьтесь на слове «карабос». От него произошло слово «каравелла», то есть быстрое и легкое судно. Оба слова означают «корабль», но только «карабос» на греческом сохраняет связь с морским животным. Улавливаете?
Они кивнули.
Он похлопал по краю пластины, где с противоположных сторон были выгравированы слова «карабос» и «каравелла».
– Прикрепите такую пластину к рыбацкому судну, и улов увеличится вдвое по сравнению с конкурентами. Эти пластины были весьма популярны в прошлом веке, пока из-за истощения ресурсов вылов рыбы снова не упал до прежних значений. Эти пластины могут изменить реальность только до определенного предела, они не способны создать новую рыбу. Для этого понадобится слово получше. Теперь все начинает обретать смысл?
Они снова кивнули.
– А вот самая распространенная пластина. Вы обнаружите ее в саквояжах у докторов по всей Англии. – Он поднял вторую справа пластину. – Triacle и «исцеление».
Робин вздрогнул и отпрянул. Это была такая же пластина, как та, с помощью которой профессор Ловелл спас его в Кантоне. Первое магическое серебро, которого он коснулся.
– Чаще всего ее используют для создания сладкой микстуры, действующей как противоядие от большинства ядов. Гениальное открытие студентки по имени Эви Брук – да, той самой Эви, она-то и поняла, что английское слово treacle, означающее как «исцеление», так и «патоку», появилось в семнадцатом веке в связи с обильным использованием сахара для маскировки неприятного вкуса лекарств. Затем она проследила это слово до старофранцузского triacle, означающего «противоядие» или «лекарство от укуса змеи», затем до латинского theriaca и, наконец, до греческого «териаки»: оба они означают «противоядие».
– Но словесная пара состоит только из английского и французского слов, – заметила Виктуар. – Как…
– Здесь использован принцип цепочки, – сказал профессор Плейфер. Он повернул пластину, демонстрируя латинскую и греческую надписи, выгравированные по бокам. – В этой технике используют устаревшие значения слов в качестве ориентиров, передающих смысл через мили и века. Можете считать их дополнительными колышками для палатки. Они поддерживают устойчивость и помогают точно определить искажение, которое мы пытаемся запечатлеть. Но это довольно сложная техника, пока мы не будем в нее углубляться.
Он поднял третью пластину справа.
– А вот эту я придумал совсем недавно по заказу герцога Веллингтона. – Он произнес это с явной гордостью. – Греческое слово «идиотес» может означать «дурак», что и подразумевает наше слово «идиот». Но оно также означает замкнутого человека, не занимающегося значительными делами, – его идиотизм происходит не от недостатка природных способностей, а от невежества и плохого образования. Когда мы переводим «идиотес» как «идиот», то исключаем одно значение. Эта пластина, таким образом, может заставить вас забыть, причем внезапно, то, что, по вашему мнению, вы хорошо знаете. Очень удобно, когда вражеские шпионы забывают, что видели [943].
Профессор Плейфер отложил пластину.
– Вот как все происходит. Довольно просто, если вы поймете главный принцип. Мы улавливаем то, что потерялось при переводе, а что-то всегда теряется, и пластина это воспроизводит. Ничего сложного, правда?
– Но действие невероятно мощное, – сказала Летти. – С этими пластинами можно добиться чего угодно. Можно стать Богом…
– Не совсем, мисс Прайс. Мы ограничены естественной эволюцией языков. Даже слова, которые разошлись в значениях, до сих пор сохраняют тесную связь. Это ограничивает масштаб действия пластин. Например, нельзя с их помощью вернуть к жизни мертвых, потому что не найти такой словесной пары, в которой жизнь и смерть не противопоставляются друг другу. А кроме того, у пластин есть еще одно довольно серьезное ограничение, из-за которого еще не каждый крестьянин в Англии расхаживает по окрестностям с пластинами в качестве талисманов. Может кто-нибудь догадаться, что это?
Виктуар подняла руку.
– Нужен носитель языка.
– Именно так, – кивнул профессор Плейфер. – Слова не обладают смыслом, пока кто-то из присутствующих их не поймет. И поймет не поверхностно – нельзя просто сказать крестьянину, что означает по-французски triacle, и ожидать, что пластина заработает. Нужно думать на этом языке, жить и дышать им, а не просто узнавать разбросанные по странице буквы. Именно поэтому не подходят искусственные языки [944], именно поэтому не годятся и древние языки вроде старо- английского. Староанглийский мог бы стать идеальным для серебряных дел мастеров, ведь у нас столько полных словарей и легко отследить этимологию, так что пластины были бы очень точными. Но на староанглийском никто не думает. Никто не живет им и не дышит. Отчасти именно по этой причине в Оксфорде такое строгое классическое образование. Знание латыни и греческого по-прежнему обязательно для получения диплома, хотя реформаторы уже много лет ратуют за то, чтобы мы отказались от этих требований. Но если мы когда-нибудь так поступим, половина серебряных слитков в Оксфорде перестанет работать.
– Вот почему мы здесь, – сказал Рами. – Мы уже свободно владеем языками.
– Вот почему вы здесь, – подтвердил профессор Плейфер. – Мальчики Псамметиха. Чудесно, не правда ли, обладать такой властью только по праву рождения в другой стране? Мне хорошо даются языки, и все же пришлось несколько лет учить урду, чтобы говорить так, как говорите вы, даже не задумываясь, как это удается.
