Последний русский - Панов Евгений Владимирович

– Здесь можно говорить? – Я слегка покрутил головой.

– Сейчас. – Гелла встала и подошла к одной из стен. Откинув потаённую крышку, она на находящемся там пульте набрала команду.

– Элька, проконтролируй, – отдал я мысленно команду.

– Есть, босс! Все системы наблюдения и прослушивания отключены.

– Ты что-то хотел сказать? – Баронесса вернулась на своё место и пристально посмотрела мне в глаза.

– Ты хорошо помнишь, что произошло во флаере?

– Конечно, помню. Вначале пропала связь с сетью. Кстати, глушилку так и не нашли. Потом флаер изменил курс и полетел к высоткам. Тебе почему-то стало плохо и почти в тот же миг мне в голову словно расплавленный металл залили, и я пришла в себя только через сутки в медкапсуле.

– Тебя хотели убить. Думаю, для тебя это не новость. Вначале использовали пилота, который, кстати, не предатель. Ему в сеть внедрили особую программу подчинения, и он фактически был такой же жертвой. Более того, он без колебаний расстался с жизнью, чтобы спасти тебя. Последние его слова были «За Арилию!». Когда те, кто готовил покушение, поняли, что вариант с пилотом провалился, они использовали сильного псиона, который являлся тем самым помощником аграфского посланника. Программу пилоту тоже внедрили аграфы. Только у них есть такие технологии.

– А что тогда случилось с тем аграфом?

– Я убил его, – абсолютно спокойно сказал я.

– Ты? – удивилась Гелла. – Но как? Каким образом?

– Я тоже псион. И достаточно сильный. – Я силой мысли вытащил из стоящей в углу вазы красный цветок, очень напоминавший земную розу, и по воздуху переместил его прямо на колени к обалдевшей от увиденного баронессе. В Содружестве редко кто из псионов владел телекинезом. Да и те, кто владел, могли лишь чуть-чуть приподнять небольшой предмет над поверхностью. О перемещении его на хоть какое-то расстояние и речи не велось.

– Я был вынужден убить пилота, с его, кстати, согласия, чтобы автопилот зафиксировал его смерть и включился, а затем сжёг аграфа.

– Но… но как? – Гелла недоумённо переводила взгляд с цветка на коленях на меня. – Во время диагностики в медкапсуле не было выявлено никаких пси-способностей. У тебя нулевой пси-индекс.

Я на это лишь в очередной раз молча пожал плечами и отпил горячий нэйт. Похоже, в чашку встроено какое-то устройство, поддерживающее температуру напитка.

– А ещё я считаю, что должен присутствовать во время твоей встречи с аграфами. Они ведь захотят пообщаться с тобой? Боюсь, что они могут устроить какую-нибудь провокацию против тебя.

– А ты бы не хотел, чтобы со мной что-то случилось? – Гелла склонила голову набок и, чуть прищурившись, смотрела на меня.

– Ты же знаешь, что нет.

– Откуда я могу это знать, если ты ничего такого не говоришь?

– Ну, вот, говорю.

– Что именно ты говоришь? – Она с какой-то кошачьей грацией буквально перетекла ко мне на колени и обвила руками мою шею.

– Я говорю, что не хотел бы, чтобы с тобой случилось что-то плохое. – Меня словно магнитом притягивали её губы.

– И это всё? – Гелла чуть отстранилась. – Больше ничего не хочешь сказать?

– А что бы ты хотела услышать? – Я всё ещё не оставлял попыток завладеть её губами.

– Ну, многое хотела бы услышать, но важно то, что ты сам хочешь мне сказать. – Баронесса отстранилась ещё дальше.

– Ты мне очень нравишься, – произнёс я. Может, это и банально, но это действительно было так.

– А ещё? – Гелла чуть заметно приблизилась, а я буквально купался во всём спектре её нежных чувств ко мне.

– Ты мне очень дорога.

– И это всё? – Она замерла. В эмоциях проскользнуло едва заметное разочарование.

– Нет, не всё. – Я внимательно посмотрел ей в глаза. – Далеко не всё. Ты мне более чем просто дорога. Но ты же знаешь мою цель.

– Ты будешь мстить? – с грустью в голосе то ли спросила, то ли подтвердила Гелла.

– Не просто мстить. Я уничтожу аграфов как вид. Во всяком случае я, пока жив, сделаю всё для этого. И я боюсь, что если они узнают обо мне, узнают, кто я, то ударят по тем, кто мне близок и дорог. И это ты, моя дорогая. Я не хочу подставлять тебя под удар.

– Кто я, по-твоему? – Гелла резко вскочила, сжав кулаки. В её эмоциях появилась такая решимость, такая вера. Нет, не просто вера, а ВЕРА. – Я не изнеженная баронесса из центральных миров. Я – арилийка! И я никогда тебя не предам и не брошу! Даже если вся галактика будет против тебя, я встану плечом к плечу рядом с тобой!

– Ты та, которую я полюбил. – Я любовался этой валькирией.

– Что? Что ты только что сказал?

– Я тебя люблю, Гелла. – Я едва не опрокинул кресло, в котором сидел, когда на меня налетел вихрь любви и нежности. Гелла впилась своими губами в мои.

Следующий час нам было не до разговоров. Потом, угомонившись, мы лежали на полу на мягком ковре, укрытые сорванной мной с окна полупрозрачной шторой.

– Ты правда меня любишь? – спросила Гелла, положив голову мне на грудь.

– Ты же знаешь, что да. – Я провёл ладонью по рассыпавшимся на моей груди и плечах шелковистым волосам девушки. – Ты хоть и очень слабый псион, но чувствовать ложь должна.

– Я чувствую, что ты говоришь правду, но хочу слышать это от тебя снова и снова.

– Я люблю тебя. И поэтому я улечу отсюда сразу, как разрешатся все вопросы с аграфами, и заберу из храма то, что там оставили мои земляки.

– Но почему? – вскинулась Гелла. – Останься со мной. Здесь, на Арилии… – Она осеклась. – Прости. Я сама не знаю, что за чушь несу. Это во мне говорит любящая женщина, а не арилийка. Да, я тоже тебя люблю, Вик. Я даже и не подозревала, какое это сильное и прекрасное чувство, и я хочу, чтобы ты знал, что здесь тебе всегда будут рады, что я тебя всегда буду ждать.

Я хотел сказать что-нибудь в ответ, но в этот самый момент в дверь снаружи забарабанили и, похоже, ногами. Мы вскочили и, как застуканные врасплох в самый пикантный момент подростки, принялись метаться в поисках своей одежды. В дверь замолотили ещё настойчивее. Гелла на миг замерла, а потом, пискнув что-то вроде «Упс!», бросилась к настенной панели. Ну да, она же включила защиту от прослушивания, которая заодно глушит все сигналы, в том числе и сеть. Таким образом она пропала из поля зрения службы безопасности на довольно длительный срок, оставшись наедине с неким подозрительным типом, то есть со мной.

Впрочем, для меня эта глушилка была как слону дробинка. У меня сеть вполне работала, и, кроме того, я прекрасно считывал эмоции находившихся за дверью людей. К счастью, среди этих эмоций не было ненависти. Было беспокойство, решительность и… злость. Здоровая такая злость.

Едва дверь разблокировалась, как в помещение ввалились несколько гвардейцев с плазганами наперевес во главе со знакомым мне по встрече на орбитальном терминале первым советником Нейром. Окинув взглядом устроенный нами разгром, сорванные и брошенные на полу шторы, он взмахом руки выпроводил в коридор бойцов. А мы в это время чинно сидели за столиком и делали вид, что пьём нэйт. Если честно, то я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Очень уж мне всё происходящее напоминало сцену из фильма «Москва слезам не верит», где Гоша (он же Гога, он же Жора, он же Юра) и Катерина были застуканы её дочерью и делали вид, что в темноте сидят и смотрят выключенный телевизор.

– Советник! Как это понимать?! – От Геллы так и веяло холодом.

– Прошу прощения, ваша милость. – Нейр склонил голову, вот только раскаяния ни в его словах, ни в его эмоциях не было. – С вами долго не могли связаться, была зафиксирована работа глушилки, и это вызвало определённое беспокойство, особенно после недавних событий. И я хотел бы вас попросить, пока идёт расследование, воздержаться от подобных действий.

– Да как вы смеете мне указывать и вмешиваться в мою личную жизнь? – Сказано это было не громко, но градус в помещении ещё более понизился.

– Гелла, успокойся. – Я накрыл своей ладонью ладошку баронессы. – Господин Нейр прав. Он беспокоится о тебе и делает всё возможное, чтобы оградить тебя от опасностей. И я прошу у вас, советник, прощения. Это была моя инициатива включить защиту. Нам было необходимо обсудить некоторые конфиденциальные вопросы без лишних ушей.