"Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Лазаренко Ирина

Всё бубнило на разные голоса, вскрикивало, всхлипывало, зевало, шевелилось, приходило, уходило, сновало по коридору, пахло душистой водой, металлом, застарелым потом, кошками, пирожками с капустой, немытыми телами, опалёнными волосами.

Йерушу казалось, он провёл в ожидании не менее месяца, когда наконец пришёл его черёд войти в дверь и задать писарю-справлятелю очень простой вопрос: где в этом замечательном, мать его кочерга, городе, найти почтенного мага сживления Фурлона Гамера, да продлятся его дни бесконечно и да преумножатся знания?

Писарь был молод, чуть старше Йеруша, хитроглаз и уже успел слегка оплыть такой рыхлостью, которая случается с людьми от долгого недвижения. Двигаться тут было некуда и незачем: писарь сидел в заваленной бумагами каморочке, как паучок на развалинах паутинного города. Но дело своё он, по всей видимости, знал, — во всяком случае, Йерушу ответил сразу, не справляясь ни с какими записями:

— Маг сживления Фурлон Гамер прежде жил и работал на улице Чистой, к северу от голосистой площади. Только он уехал.

— Ку-да⁈ — опешил Йеруш.

Писарь смазал цепким оценивающим взглядом изрядно поношенный, но из прекрасной шерсти дорожный костюм Йеруша, отменно сшитую куртку, дорогущие, проклёпанные гвоздями неубиваемые ботинки и нетерпеливое пламя в глазах. Со значением заглянул в услужную кружку, прикрученную на край стола, и промямлил нарочито жалобно:

— Да чёта трудно припоминается. Столько всего припоминать приходится — никакой головы не хватит. Могу, канешным делом, справиться по бумагам, но на то есть отдельная очередь, и ежели вопрос терпит до послезавтрева полудня…

Йеруш сумел схватить за самый кончик хвоста первый порыв — подпрыгнуть и заорать. Стараясь двигаться медленно и плавно, чтобы ненароком ничего не сшибить, ощущая на груди тяжесть университетского кошеля, полез в тощенький собственный кошель и наощупь отделил пару монет. Бросил их в кружку медленно и печально, одну за другой: звяк, звяк.

Лицо писаря сложилось в маску рьяной борьбы с отвращением; примерно с таким выражением лица матушка Йеруша могла бы держать не совсем чистую чашку с травяным отваром, поднесённую в гостях. Непонятно, что вызывало у писаря омерзение — то ли собственное стремление к вымогательству, то ли ничтожность его плодов.

Звяк — добавил Йеруш ещё одну монету, и по его лицу писарь понял, что на этом следует остановиться, если он не желает, чтобы следующий звяк издали его зубы. Подобрался и уже совсем другим, деловитым и бодрым голосом принялся извергать факты на все деньги:

— Фурлон Гамер уехал на юг. И учеников своих забрал. Летом ещё, хех. Видите ли, получил приглашение на сезонную работу из города Лиски и сказал, что будет прям до невозможности рад поменять своё обиталище. Его тутошний контракт как раз заканчивался, и продлевать его… — писарь гневно трепетнул ноздрями, — Фурлон отказался. Заявил, что в Ануне «закончились масштабные задачи, на которых можно обучать учеников», а учеников-то у него аж трое тут было… Словом, тяга к шатунству взыграла у него, вот как я скажу. Маг пришибленный, что тут ещё скажешь.

С большим трудом Йеруш Найло сдержал гневный вопль, а писарь добавил:

— А впрочем, ещё кое-что скажешь. Он имя поменял.

— Чего⁈

— Ну, так я понял, — пожал плечами писарь. — Говорили, Фурлон снял свой называй и отправился в путь как неназва. Не то чтоб учеников своих дрессировать в дороге, ну, чтоб не прятались за именем мастера, не то и вовсе решил подыменкой заделаться. Я ж говорю, он странный был, хотя маги-то завсегда башкой свёрнутые, а у Фурлона ещё вдобавок вечно шило кололо под мантией. Хотя никакой мантии он и не носил вовсе. Так что нынче он, быть может, вовсе не под своим именем живёт и не обязательно в Лисках!

…Вывалившись на крыльцо ратуши, Йеруш Найло наконец заорал. Громко, бранно и с упоением.

К началу представления Илидор и Мшицка не успели, немного заплутав на подходах к простолюдной площади. Она была окружена узкими немощёными улочками, по которым носились ватаги замурзанных ребятишек, небольших довольных жизнью собак с пушистыми хвостами и редкостно крикливых воробьёв, которые своим гомоном перебивали даже детский визг. Изредка с площади пробивались бодрые дудочные мотивы, крики зазывалы и топот ног, которым собравшиеся зрители встречали начало циркового представления.

Наконец Илидор и Мшицка вырулили к простолюдной площади, окружённой двухэтажными домами и лавочками. Прямо посередине возвышался сейчас большой навес, из последних сил старавшийся быть красно-сине-зелено-оранжевым, а на деле — поблекший, замотанный жизнью, затрёпанный ветрами. Перед ним зрители стояли рядами, жадно следили за кем-то, кто, видимо, носился туда-сюда по кругу близ шатра, тянули шеи, иногда принимались громко топать ногами в знак одобрения.

Туда-сюда по площади ходили лотошники, предлагали груши в душистом меду, пряники, калёные орехи и семечки. В дальней части площади торговали готовым платьем и тканями. Засмотревшись на цирковой шатёр, дракон едва не сшиб одного из лотошников, потом взял за руку взбледнувшую Мшицку и стал просачиваться через людскую взвесь поближе к шатру. Удалось добраться до середины толпы — дальше люди стояли плотной стеной, и все попытки Илидора протиснуться вперёд закончились несколькими чувствительными тычками под рёбра и сердитым шипением.

Илидор и Мшицка пришли как раз на перемене представлений: в шатёр убегала вприпрыжку девушка в ярко-розовом платье, за ней поспешала ведомая на веревочке крупная коротколапая кошка. Вслед им кто-то бросил из толпы яблочный огрызок. А потом негромкий заунывный «дын-дын-дын» испортил воздух, и дракон вдруг понял, что посреди площадки стоит не кто иная как Тай Сум. С шарманкой на шее. Всё в той же маске — изуродованное шрамами плоское лицо в рытвинах, с крупными порами. В опущенной руке женщина держала короткий хлыст.

— Трын-дын-трын, — хныкала шарманка.

— Поразительные истории путешественника Амриго! — гаркнула Тай Сум, заглушая шарманку.

Безобразное лицо маски повернулось к зрителям, и гомон в рядах мгновенно утих. Тай Сум неуловимо-быстрое двинула плечом, и хлыст отрывисто щёлкнул в воздухе.

— Путешественник Амриго прибыл к вам из дальних краёв!

Из шатра на площадку вынес себя упитанный балясник с обезьянкой на плече. У Амриго были длинные усы, подкрученные кверху, сердитый рот и красно-сиреневые пятна на щеках. Обезьянка носила красно-бурый кафтан и замурзанную шапочку на завязках.

Балясник рассыпался в приветствиях и принялся кичливо рассказывать, в сколь дальних краях ему довелось побывать вместе со своей обезьянкой, имени которой он решительно не может назвать почтенной публике. Почтенная публика угрожающе загудела. Ещё один огрызок яблока упал у ног Амриго, и тот мгновенно сменил тон.

Трубно всхохотнул, принялся отвешивать поклоны и льстивые замечания в адрес прекрасного города Ануна и его добрых жителей. Потом запел скабрезные частушки, вызвавшие большое оживление и смех в толпе, а обезьянка то корчила потешные рожицы, то в притворном ужасе закрывала рот или глаза крошечными ладошками, что тешило людей ещё сильнее. Вскоре над площадью уже нёсся гогот и громкие топанья ног, а вместо огрызков яблока под ноги Амриго бросали теперь монетки, которые шустро собирала обезьянка под тяжёлым взглядом узких глаз из-под прорезей маски Тай Сум.

Илидор старательно не смотрел на Тай Сум, но казалось, что маска выискивает в толпе его лицо. В голове звучал слышанный в Большом Душеве монотонный голос: «Одной дорогой лететь тебе за дальние луга, к стенам…»

Балясник корчил рожи и ходил вразвалку, изображая кого-то надменного и пузатого, неизвестного Илидору, но явно известного толпе: хохот поднялся такой, что у дракона зазвенело в ушах.

Мшицка стояла недвижимо, вцепившись сухими пальцами в драконью ладонь, смотрела на балясника и не видела его, и всегдашняя улыбчивость куда-то сбежала с лица старухи.