Запертый (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов"

На завтрак я выбрал выблеванное ранее меню.

Два фирменных сурвдога с полным набором добавок. Яичница глазунья на гусином жирке — четыре яйца. Двойной американо с двойным молоком и тройным сахаром. Литр подкисленной лимонным соком питьевой воды. Девять динеро исчезли как не бывало. Но серебряный динеро я приберег, спрятав в кармане. Он напоминал мне о странной беседе и доказывал, что она не была порождением моего ушибленного и страдающего бессонницей воображения.

Дежурящий в кафешке молодой сурвер мне лично был незнаком, а вот меня он явно узнал. Старательно улыбался, ограничился коротким «здрасте», «уже готовится» и «приятного аппетита». Ну еще сообщил стоимость моего пиршества.

А ведь я все слопал. Прямо все. Голова опять болела, причем сильно, шею вообще согнуть невозможно было, она вроде как даже опухла, в плече что-то похрустывало, ребра отдавали болевой вспышкой при каждой попытке наклониться или хотя бы протянуть руку за чем-нибудь, но на моем аппетите это ровным счетом никак не сказалось. Да тут я даже привираю сам себе — никогда я раньше вот так в три горла не жрал. Я с детства жестко приучен не нажираться и ограничивать себя во всем. Мы с мамой выживали как могли, и я рано пошел работать чернорабочим…

Даже сейчас, жадно жуя сурвдоги, давя на языке подсоленные жидкие желтки яичницы, прихлебывая горячий кофе, я костерил себя как мог, осуждая за такое мотовство. При большой необходимости я на девять динеро могу неделю протянуть. А всей имеющейся у меня суммы как раз хватило бы, чтобы накупить воды и запаса еды, взять в библиотеке толстенную стопку книг, еще разок хорошенько вымыться и постираться, а затем наконец забиться в свою квартирку и затаиться скажем недельки хотя бы на две… За четырнадцать, а может и за двадцать дней тут все поуляжется, огорченные и пораненные мной успокоятся, чуть охолонут, с ними проведут правильные беседы наши мудрые старейшины и просто весовые люди и… можно выбираться из своей норки и жить как жил, ходя опустив глаза к полу и не раскрывая рта… Может даже извиняться ни перед кем не придется.

Ведь главное кредо сурвера — выживание. Выживание любой ценой. Мы осуждаем тех, кто тупо прет на рожон и не опасается неизведанного. Иначе мы бы давным-давно покинули Хуракан, предпочтя жить в радиоактивных бесплодных пустошах над нами. Но мы все еще сидим под землей и терпеливо ждем, поколение за поколением… Пусть не мы — но на поверхность выйдут другие. Наши потомки. А наша главная задача — поддерживать все системы Хуракана в рабочем состоянии, заботиться о детях и воспитывать в истинном сурверском духе…

Да… спрятаться на пару недель было бы правильно. Я как раз дожевывал последний сурвдог, когда до меня дошло, что может тот ветеран разведчик это и пытался мне подсказать, когда швырял серебряную десятку. Почти ведь прямым текстом мне говорил — купи жратвы и спрячься, дебил. А вместо этого я тут шикую…

Взглянув на опустевшую тарелку передо мной, я широко улыбнулся и столь же широко развел руками. Сидящий на высоком табурета за стойкой дежурный кафешки глянул на меня с легким испугом, ожидая, когда я начну чудить. Но вместо этого я кивнул ему, подхватил со стола ополовиненную бутылку с подкисленной водичкой — надо, надо щелочиться, щелочиться и лечиться — как поется в одной популярной нашей детской песенке — и пошел дальше, удаляясь от относительно безопасной зоны у Манежа. И плевать. Вот сейчас мне почему-то реально было плевать на все возможные последствия моего опрометчивого шага. А шел я в еще одно мной крайне любимое место — но совсем не популярное у других.

63-я библиотека имени Вольфа Нансена — вот куда привел меня шаркающий шаг.

Названа в честь еще одного «громкого» уроженца Шестого уровня, что погиб где-то снаружи. Он тоже, кстати, был из разведчиков. А цифра «62» на самом деле была «6–3», но при нанесении свежей краски черточку убрали по приказу какого-то нового управленца, что первым делом пытались придумать новый способ экономии хоть чего-нибудь, чтобы потом громко отчитаться об этом на очередном собрании. Вот и сэкономили на дефисах… или на тире? Вечно я путаю этих негодяев…

Библиотеки работали круглосуточно. Никто не может ограничивать сурвера в праве на всю имеющуюся информацию — не считая секретной. Правда, информация должна соответствовать уровню знаний. Сдал экзамены — получай библиотекарскую карту следующего уровня. Более того — сурвер любого возраста и положения просто обязан заниматься своим самообразованием. Ведь однажды эти знания могут оказаться крайне полезны. Главное изучать нужные и реально полезные науки — выживание в любых условиях, навыки обращения с оборудованием убежища… Конечно, ради расширения кругозора не помешают и гуманитарные предметы. Главное, чтобы не было перекоса в их сторону… У меня он как раз был — я любил новейшую историю и часами жадно читал, и перечитывал все, что было связано с поздней Эпохой Заката и моментом, когда Хуракан принял в себя всех успевших и на столетия закрыл люки… Это чтение не только питало мою душу, но и утешало ее после зуботычин и насмешек…

Войдя в небольшое помещение, первое из пяти и единственное доступное читателям моего уровня, я виновато улыбнулся удивительно бодрой старушке с алюминиевыми бигудями и синем платочке. Карточку то я не прихватил…

— Здравствуйте.

— Амадей Амос… — сухим скрипучим голосом заметила она, изучая меня ястребиным взглядом — Что ж… слухи врали — ты не смертельно ранен вражеским пинком… Мальчишка! Драться в твои-то годы? Сурвер должен быть умнее!

— А еще сурвер должен быть гордым — заметил я, останавливаясь у ее углового столика, заваленного книгами — Карточку забыл.

— Значит, не почитаешь.

— Идти в хранилище и не прошу — криво улыбнулся я и глазам указал на верхнюю книгу в стопке.

Потрепанный толстяк в прозрачной пластиковой обложке. Сквозь исцарапанную помутневшую поверхность едва проглядывались некогда серебряные буквы «История Хуракана. Том Первый».

— Мне бы она в самый раз на пару часов.

— За пару часов такую книгу не прочесть — резонно заметила она — Тысяча страниц, средний шрифт, минимум иллюстраций, язык лаконичный и сухой настолько, что при чтении приходится макать глазные яблоки в стакан с водой, но лучше с вазелином…

— Как я люблю — кивнул я — Можно?

— Можно — удивила меня старушка с бигудями — Тебя так отделали, а ты не потерял любви к чтению… это стоит мелкого нарушения правил, сурвер. Бери. Садись. Читай. И не шуми.

— Спасибо…

Аккуратно взяв книгу, я шагнул к столику и был остановлен ее даже не предложением, а скорее приказом, если судить по тембру:

— Налей себе чаю. Свежий.

— Спасибо — повторил я, изменяя направление и делая шаг к узкому длинному столику у стены, заставленному рядами стаканов. Там же стоял серебристый электрочайник с пластиковой ручкой перемотанной старой синей лентой. Налив полный стакан чая — на сахар можно не надеяться — я выбрал дальний столик в углу и с облегчением уселся, усаживая не столько больное тело, сколько переполненный едой желудок. На кой черт я столько сожрал? Последний ужин приговоренного? Так я уже два дня жру как не в себя эти последние ужины…

Надо же…

Целых два мелких нарушения библиотечного порядка ради меня — терпилы Амоса. Первое — выдали книгу без предъявления библиотечной карточки. Второе — разрешили налить чаю сразу, а не после усердного двухчасового чтения. Изучение наук поощряется. Раньше тут и сахар давали, но те подслащенные прошлые времена сменились горьким настоящим… Открыв обложку, я аккуратно перелистнул страницу и погрузился в чтение, начав с предисловия.

Горькая, но бодрая и оптимистичная летопись начинается, братья сурверы!

Мне, Дэну Ли, старшему технику Третьего уровня, довольно странно писать эти строки, что предваряют столь монументальный труд как эта книга — первая, но скорей всего не последняя в Хронике Хуракана. Сегодня мой день рождения. Мне исполнилось семьдесят два года и сорок три из них прошли здесь — в убежище Хуракан. А странно и удивительно мне потому, что я даже не знаю к кому обращаюсь сейчас и кто прочтет эти строки. Да, я понимаю, что эту книгу прочтут и мои современники, и следующее после нас поколение, но… я не знаю как долго Хуракан еще будет вынужденно заперт, стальными затворными дверями отражая жесткое радиационное излучение уничтоженного внешнего мира.