Вне Системы (СИ) - Тарасов Ник

— Отлично, — он зевнул, потирая глаза. — Поспи. Рассвет не скоро ещё.

Он оставил мне свою пенку, собрав спальник и спрятав его в инвентарь — и на том спасибо.

«Вот как, у них и пенка есть и спальники», — с лёгкой завистью подумал я, укладываясь на неё и тут же проваливаясь в глубокий сон без сновидений.

Казалось, прошло всего несколько секунд, когда меня снова выдернули из сна, тормоша за плечо:

— Ну ты и поспать, Глеб! Давай, вставай. Рассвет скоро.

Я с трудом разлепил глаза. Небо на востоке действительно начинало светлеть — едва заметно, но для опытного глаза очевидно. Саня с Серёгой уже были на ногах, оживлённо переговариваясь вполголоса. Увидев, что я проснулся, Саня протянул мне металлическую кружку:

— Держи. Не кофе, конечно, но взбодрит.

В кружке дымился крепкий чай, явно заваренный с душой — настолько тёмным он был. Рядом на импровизированном столике из перевёрнутого ящика лежали галеты с кусками подсохшего сыра. Настоящее пиршество по нынешним временам.

— Ничё так завтрак, — одобрительно кивнул я, присаживаясь к ним на корточки.

Ел жадно, смакуя каждый кусок. Когда живёшь в мире, где каждый приём пищи может оказаться последним, начинаешь по-настоящему ценить простые радости. Галеты были жёсткими, сыр слегка заветрился, но мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не ел.

Серёга с интересом наблюдал за мной:

— Ты как голодный пёс набросился. Давно не ел нормально, да?

— Десять лет, если быть точным, — хмыкнул я, прихлёбывая чай.

Они переглянулись демонстрируя сомнение, явно не веря. Но расспрашивать не стали.

Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая разрушенный город в нежно-розовые тона. Странная красота посреди апокалипсиса. Зомби внизу становились менее активными, их количество уменьшалось с каждой минутой. Было видно, как они заходят в полуразрушенные здания первых этажей.

— Ну что, какие планы? — спросил я, допивая чай.

Саня усмехнулся:

— Ну а какие у нас планы? Если помнишь, ты обещал показать, где червоточина. Туда и пойдём.

— Ну, — кивнул я, стараясь не выдать замешательства, — раз обещал, то покажу.

Когда мы доели, парни молча переглянулись и без лишних слов принялись проверять оружие — тот самый ритуал, который отделяет жизнь от смерти, когда от оружия зависит многое.

Саня методично, с отточенными до автоматизма движениями, принялся за неполную разборку своего АК. Его пальцы двигались с хирургической точностью — без суеты, без лишних движений. Именно так и должен обращаться с оружием человек, для которого оно давно стало продолжением тела.

Сергей тоже не отставал. Он взялся за свой ПМ, разбирая его с таким же спокойствием. Я наблюдал за ними несколько секунд, отмечая их профессионализм — эти парни явно знали что делали.

Я, недолго думая, достал свой Глок. Бросил быстрый взгляд на мужиков, проверяя их реакцию, но те даже бровью не повели, словно появление у меня пистолета было самым естественным делом на свете. Они продолжали заниматься своим оружием, изредка перебрасываясь короткими фразами о патронах и состоянии затворов.

Мои пальцы быстро разобрали пистолет. Механизм был в прекрасном состоянии — ни грязи, ни ржавчины. Пружины работали безупречно, затвор ходил как по маслу. Собрав его обратно, я машинально передернул затвор, проверяя работу.

Только тогда Серега оторвался от своего занятия и посмотрел на мой пистолет с профессиональным интересом.

— И где ж ты взял такую красоту? — спросил он, разглядывая мой Глок.

Я молча кивнул в сторону бортика, отделявшего нас от внутреннего двора. Серега удивленно вскинул бровь.

— А что там?

— А там позавчера приехали два парня. Мародерили, видать, — я пожал плечами, вспоминая те выстрелы, крики и ту трагедию. — Да сложилось так, что оба погибли.

Саня поднял взгляд от своего калаша и внимательно посмотрел на меня. В его глазах читался вопрос, который он не стал озвучивать. Я поспешил продолжить:

— Я здесь переночевал, а на следующий день спустился через тот люк, — показал я в сторону открытого мною же металлического люка на крыше, — перебрался в соседний подъезд, спустился на второй этаж и нашел там Глок.

— Че-то ты чешешь, Глеб, — недоверчиво протянул Саня, прищурившись. — Зомбаки, если находят оружие, они зачем-то его всячески пытаются уничтожить. Это всем известно.

Я кивнул, признавая его правоту:

— Да, я тоже это заметил. Калаш, за которым потянулся один из парней, который упал на землю… я его нашел весь помятым, даже с погнутым стволом. В общем, непригодным. А пистолет был там, на втором этаже, откуда вывалился тот парень. Твари до него не добрались.

Саня удовлетворенно хмыкнул, принимая мое объяснение.

— Ну, считай, что тебе повезло, — он передернул затвор своего автомата, проверяя работу механизма.

— А глушак где взял? — поинтересовался Серега, кивая на присоединенный к моему Глоку глушитель.

— В бардачке машины. Они на ней приехали, — ответил я.

Серега тут же оживился и подбежал к бортику, выглядывая во внутренний двор. Какое-то время, всматривался в черный внедорожник, стоявший у подъезда.

— Да, вижу, — сказал он, вернувшись. В его взгляде появился азартный блеск. — Может, назад на ней и поедем, — добавил он, подмигнув мне.

— А не боитесь, что звук привлечет зомбаков? — спросил я, вспоминая, как любой шум в этом мертвом городе привлекал зомбаков со всех сторон.

— Ну, они же как-то приехали, — пожал плечами Серега. — Понимаешь, Глеб, за десять лет мы научились обращаться с техникой так, что она работает чуть громче, чем велосипед едет. Двигатели можно модифицировать, если знать как. Так что за это можешь не переживать.

«Вот же черт», — подумал я, осознавая упущенную возможность. — «Я же мог спокойно уехать на этом джипе. И тогда бы не столкнулся с этими ребятами».

С одной стороны, мне не пришлось бы возвращаться сюда, в город, и вести их к червоточине. А с другой — не получил бы столько информации о том, что тут происходит. Да и одному на дорогах выжить сложнее, чем в компании таких опытных бойцов.

«Ну ладно уж, как случилось, так случилось», — смирился я с ситуацией.

Мы уже собирались спускаться с крыши, я решил задать ребятам вопрос, над которым размышлял перед сном, когда бодрствовал в темноте, прислушиваясь к звукам мертвого города.

— Вы говорили, что это закрытый город. Можете хотя бы в двух словах рассказать о нем? — спросил я, надеясь, что это поможет мне вспомнить хоть что-то о себе. — А то я ни черта не помню про себя. Может, хоть какая-то картинка всплывет.

Саня остановился у выхода на лестницу и пожал плечами:

— Да что рассказывать, сами толком не знаем. Это был закрытый город, тут какая-то военная часть была.

— А чем занимались? Что за часть? — нетерпеливо переспросил я.

— Никто толком и не знает, — Серега опустился на корточки, поправляя шнурки на ботинках. — Знаем, что медицина у них хорошая была. Со всей России сюда свозили тяжелых, а больше ничего не известно.

«Тяжелых, говорите», — задумался я, пытаясь вызвать в уме фрагменты воспоминаний, но кроме этого факта в памяти не всплывало ничего конкретного. Прошлое никак не желало о себе напоминать, оставляя лишь смутные образы и ощущения.

«Может быть, и меня сюда привезли как тяжелого», — предположил я, вспоминая комнату, где очнулся. — «Не зря же поместили в искусственную кому».

Мы спустились вниз по лестнице, двигаясь осторожно и бесшумно. Саня шел первым, за ним Серега, а я замыкал нашу маленькую процессию. На каждой площадке Саня останавливался, прислушивался и только потом давал сигнал двигаться дальше. Эти люди знали, что делают — каждое их движение было правильным, что ли.

Когда мы наконец вышли из здания, я махнул рукой в сторону больницы:

— Вот там.

— Да знаем, — кивнул Серега, не отрывая взгляда от улицы. — А сама червоточина где?

— Да там же, на первом этаже, — я точно помнил — проходил там не один раз. — Как заходите — направо, пройти метров пятьдесят, может быть, сорок, и будет Т-образный перекресток. Вот если в него повернуть, то сразу же и упретесь в червоточину.